Станислав Чернецкий Воронье горе Душа была нараспашку. Я вышел из большого зала Меншиковского дворца после великолепного концерта нидерландских флейтистов. Концерт был хорош: у всех участников квартета горели глаза, они выкладывались по полной, меняли флейты, ноты, тембры, эпохи. Две пары – одна постарше, другая помоложе вроде как соревновались, но не зло, а весело с напором, и вместе составляли прекрасный ансамбль. Флейты звучали вдохновенно. Менялись флейты – от мизерной, в 5-7 см, до огромной в два с половиной метра высотой и обхвате сантиметров 15, от самого высокого тона до супер низкого, человеческого,– профундо. Произведения 17 -19 веков, и все это в прекрасном Большом зале Меншиковского дворца, где замечательная акустика и сам зал удивителен. Большие овальные окна-зеркала над карнизом, в которых отражается противоположная стена и складывается полное впечатление, что это не зеркала, а окна и за ними есть какое-то пространство, вроде галереи, откуда сверху можно наблюдать за тем, что происходит в зале. А в зале, конечно, бал , где под хор флейт танцуют пары. Горят свечи в люстрах, плафонах, бра. Дамы в больших бальных платьях с прическами-пирамидами, кавалеры в обтягивающих рейтузах с накрахмаленными закрученными париками, выделывая замысловатые па, поклоны, дорожки, движутся в ритме музыки флейт. Все гармонично, красиво, ярко. А за окнами зала дождь сквозь солнце - на Неве, на куполах противоположного Исакия, на мостовых. Публика в восторге, аплодисменты не смолкали. Пришлось музыкантам несколько раз выходить на бис. Вот в таком настроении мы с женой находились. Жена чуть задержалась, а я уже вышел во дворик на входе. После дождя небольшие лужи, листья в каплях и все, что растет – пахнет. Лепота. Я закурил и увидел ворону, простую взлохмаченную, мокрую после дождя, ворону. Она сидела на бордюре палисадника ко мне боком и тщательно приводила себя в порядок, как женщина перед зеркалом. Вытягивала крылья и клювом снимала воду с каждого пера, стряхивала капли с хвоста, вытягивала шею, пытаясь достать перья на груди, трясла головой и всем телом сбрасывая воду, всю себя приглаживала. Странно было – что ж она так замокла? чего не залетела под какой-нибудь карниз, чтоб не вымокнуть?. Я вытащил телефон, чтобы сфотографировать ее красоту. Далековато, стал подходить ближе, еще ближе, ну, думаю, – сейчас улетит. Вороны очень осторожные птицы, а уж при приближении двуногих, метров за пять уже срываются. А эта сидит и дальше прихорашивается. Я уже подошел на расстояние вытянутой руки и только тут она меня заменила и отскочила в сторону, на свой вороний скок. И только сейчас я понял, почему она сидела – вместо глаза, с моей стороны, у нее бельмо. Белое бельмо на весь глаз, она им просто не видит. Не улетает, почему? Что, летать не может? Тогда совсем плохо. И,то ли потому что душа была совсем нараспашку, то ли стал слишком чувствителен с годами, сердце так остро сжало от этой вороньей беды, до слез. Как же ты живешь в своем вороньем мире? В нашем мире? Или твой мир менее жесток, чем наш? И в нем ты еще можешь выживать? Душу защемило и сразу захотелось забрать ее домой – может подлечится. Попытался я ее поймать, но она подпустит на шаг и отскакивает на два скока и смотрит одним глазом, внимательно. Вышла жена, мы стали вместе пытаться ловить. Как мы ни старались, но не поймали – она забилась под куст и оттуда зорко за нами следила. Снова пошел дождь. Дура, мы ж как лучше хотим. Но лучшее, враг хорошего. Никак. Жалко, ну хоть накормить чем-нибудь. Пошли мы под дождем в магазин, купили кошачьего вискаса. Вернулись, а ворону не нашли, то ли ускакала куда-то, то ли улетела. Хорошо бы если улетела, птицы должны лететь – чтобы жить. Санкт-Петербург, сентябрь 2011г. |