Начинаем неделю со слова «любовь»

 

Она протянула руку за очередной порцией тана. Всё же изумительный напиток! И как люди похмелялись, когда его не было?

Нет, ну почему? Мужики пьют, как лошади… Пиво с водкой плюс коньяк и три маслинки на закуску, и ничего… И всё с них, как с гуся вода, а тут… Сухого два бокала, ну пусть три… с половиной и крохотная рюмочка чернорябиновой настойки. Это же вообще не выпивка, это – лекарство! А голова… О-о-о… Не справедливо. Жизнь вообще устроена не справедливо. Это – аксиома. Доказательства не требуются. Хватит ныть. А какой сегодня день?

Бросив взгляд на настенный календарь с ухмыляющимся символом года, она попыталась сориентироваться. Мысли в голове вращались вяло и невразумительно, но всё же как-то двигались, это внушало надежду.

- Понедельник. Угу. А если понедельник, то почему я не на работе? А-а-а… потому что я взяла отгул. Предусмотрительно. Когда в пятницу позвонила Наташка и предложила отметить отъезд мужей в командировку, я сразу взяла на понедельник отгул! Ай да я! Ай да молодец! Ай да Любка! Люба, Люба, Любочка, порванная юбочка! Нет, не порванная, почему порванная? Может, розовая? Или плюшевая? Нет, плюшевая – это из другой песни, про Ксюшу. «Ксюша, Ксюша, Ксюша, юбочка из плюша…» Так, а какая же юбочка у Любочки? Шёлковая? Узенькая? Тьфу, далась мне эта юбочка… Любочка – это Любовь. Начинаем неделю со слова «любовь». Хорошее начало недели. И вообще все хорошо. «Всё было б хорошо у Пети, да народились дети…» Кстати, где дети?

Люба выпрямилась и крикнула куда-то в глубину квартиры:

– Егора! Настася! Вы в школе?

Ответа не последовало. С трудом оторвав себя от стула, она побрела в комнату детей.

– Кровати заправлены слишком аккуратно, они так не заправляют. Значит, это я заправляла. А я заправляла их когда?.. Похоже, дети не ночевали дома. А где же они тогда ночевали?

Настенный календарь в детской был как две капли воды похож на календарь в кухне, но вместо символа года с глянцевой поверхности ухмылялись какие-то слегка знакомые по телесериалам лица.

– Я – балда! Они же в лагере. У них – каникулы! Это же надо было так напиться!.. Надо выпить еще… этого… опохмилительного кисломолочного.

Возвращаясь в кухню, уже через дверь она потрясена футуристическим натюрмортом на столе, свидетельствующим о победе энтропии как минимум в одной отдельно взятой квартире.

– Откуда на столе столько бутылок? Я же помню, мы покупали одну сухого и одну чернорябиновой… а там… Когда наливка закончилась, эта, чернорябиновая, Наташка позвонила своему хахалю, и он привёз… Да, вспомнила!.. А потом они еще ходили докупали… Ой…

Среди энтропического беспорядка её взгляд фиксирует фотографию мужа в замысловатой рамочке, подаренной кем-то кому-то на какой-то праздник.

– Дмитрий Александрович! Ты заметь, это Наташка была с хахалем, а я ни-ни… Ну, что ты смотришь так осуждающе? Ну слаба я, да, на выпить слаба. Но чтобы что другое… Тут кремень, железо. Честное пионерское.

Неожиданно рука Любы сама собой взлетает вверх, отдавая фото пионерский салют.

– Ну, не смотри ты так! Не смотри! Я тебя сейчас подальше поставлю, чтобы не смущал… Эх, Дмитрий Саныч, Дмитрий Саныч, как будто сам никогда не напивался в котлету… Нет, в сардельку, сосиску, во все колбасные изделия из свинины... говядины... мясные, короче. Ну нет? То есть, да! После того, как завязал – не напивался. Да. А до того? А-а… то-то… Кто тебя на своём горбу тащил по колдобинам новостроек?

Нет, я тебя пока убирать не буду, я тебе два слова скажу, а ты не перебивай!

Ты кричал: «Брось меня Люба!». А я в ответ: «Не брошу, товарищ старший пионервожатый!». Потому как пионеркой в твоем отряде я была сознательной, ответственной, послушной. Вожатый сказал: «Пей», я и пила. Вожатый сказал: «Ложись», и я… Зато когда беременная была, ни капли в рот не брала, и детей тебе родила здоровых, нормальных детей. А в наше время это уже само по себе подвиг. Не у каждой получается. А помнишь, как с Егором годовалым и Настькой трехмесячной в кенгурушке на груди мы по всем подъездам тебя искали, а потом домой таскали?.. А?! А-а-а… А Егорка споткнулся на лестнице, ходить-то толком еще не умел, и вот Настька на груди, Егор с окровавленной головой на спине, и мужа пьяного волоку… Как дошла – не помню. Да меня в книгу рекордов Гиннеса пора. А ты… Ладно. Кто старое помянет… А опохмеляться я не буду и не проси. Я же не алкоголичка какая, и не пьяница даже. Я обычная русская женщина. А какая русская женщина не пьёт? А? Правильно. Еврейка. Или беременная. Кормящая пьет мало. Но чем меньше она кормящая, тем больше пьющая. Потому как если самой не пить, то крыша едет от картины окружающего мира, который, как известно, объективная реальность и сделать с которым ничего нельзя, кроме как выпить. А выпьешь, и сразу жизнь налаживается. Внешний хаос вступает в гармоническую реакцию с внутренним. О! Это – не я такая умная. Это ты… Твои слова. Я их в свое время записала и выучила. Да что я оправдываюсь? Перед кем? Да пошёл ты…

Тишина в квартире действует на нервы. Очень хочется разбить дурацкую рамку, порвать фото, но это истерика, Любовь сильнее подобных глупостей. Фото надо спрятать, например, в холодильник… или в корзину для грязного белья в ванной!.. Хорошая идея!

И ещё гениальная идея: надо принять душ!

В ванной тоже следы наступающей энтропии, но это не она, это Наташка. А вот кран горячей воды прокручивается вхолостую… Бдым-с… Невезуха. Горячей воды нет. А из холодного крана течет слабенькая струйка оранжевого цвета. Сезонные ремонтные работы – объективная реальность, внешний хаос. Придётся обойтись без душа.

В зеркале над раковиной отражается лицо женщины среднего возраста, слегка помятое, но в целом ещё симпатичное.

– Слушай, Дмитрий Алексаныч, а для женщины с похмелья, я хорошо выгляжу!

Ну, посмотри: отёков нет, синяков под глазами …тоже… почти… Интересно, это я с утра накраситься успела или с ночи не размазалось? А причёска вообще хоть на подиум. Дмитрий Алексаныч! Как же тебе повезло с женой! Обзавидуешься. Была бы я мужиком… увела бы! Такая женщина!!! Только вот голова болит… надо всё же выпить этого кисломолочного…

Почти пустая бутылка тана по-прежнему в центре кухонного натюрморта. Допив остатки, Люба вдруг обнаруживает, что бутылка по форме напоминает микрофон. Глаза женщины вдруг вспыхивают изнутри интригующим светом, она пристраивается к «микрофону» и сделав внимательно-деловое лицо, спрашивает:

– Любочка, как вам удается столько пить и так выглядеть? Поделитесь секретом с читателями газеты «Повышенный градус».

Сменив позу, перекинув «микрофон» в другую руку, тряхнув волосами и томно растягивая слова, отвечает:

– Н-ну, как вам сказать… У меня есть несколько секретов. Во-первых, первые пять лет своего общения с повышенным градусом я пила только с мужем, исключительно чтобы ему меньше досталось.

Мгновенно перехватывая «микрофон», меняя позу и выражение лица, продолжает интервью:

– Но это не ваш секрет, многие женщины именно так начинают свою алкогольную карьеру.

– Начинают-то многие, но тут всё дело в концепции! В верности принципу! Когда я стала пить и без мужа, в других компаниях, я игнорировала все тосты и всегда пила только за… За что бы вы думали? За здоровье моего супруга! За то, чтобы он бросил пить! Чтобы он стал неофитом здорового образа жизни! И вот однажды я одержала полную и безоговорочную победу! Он пить бросил!!! Тут хорошо бы праздничный бравурный марш за кадром.

– Браво! Браво! Браво! За кадром мы пустим Мендельсона или… Так. Стоп. Какой марш? У нас же газета…

Эта мысль её расстраивает, будто кто-то испортил замечательную игру. Она задумывается, как над серьёзной проблемой, морщит лоб, становясь сразу старой и некрасивой, но тут новая идея отметает все сомнения:

– Неважно, сделаем радиопередачу! Слушайте дальше. Когда он бросил пить, он стал требовать того же и от меня. Теперь я не могла пить с ним, но и даже больше, не могла пить при нем. Моё общение с повышенным градусом стало тайным и редким, но… когда я всё-таки дорывалась до вожделенного напитка, я снова пила – за здоровье мужа!

Журналистка теперь уже не просто внимательна, она явно в восхищении от героини своего будущего очерка:

– У него должно быть теперь очень крепкое здоровье?

– Да! У него. Теперь. Да.

– Мои аплодисменты! Но у вас наверняка есть еще секреты!

– Да. Я никогда не похмеляюсь! С утра я пью вот эту кисломолочную дрянь, которая, сволочь, кончилась, а в магазин идти нет сил. Я не дойду до магазина, я умру по дороге. А умереть по дороге в магазин – это пошло. Умирать хорошо на поле боя! Не плохо – на сцене. В крайнем случае – у себя дома. Но по дороге в магазин…

Электронный Моцарт мобильника прерывает её пламенную речь.

Алле, Натаха?.. Я?.. Жива. А Ты?.. И я не очень. Нет, у меня его нет… Вы же вчера вместе уехали! Пропал по дороге… Слушай, вот если бы ты сейчас приехала… Всё, всё, всё, не ругайся. Вопрос снят. Предложение исчерпано… Что? Вот сначала бы спросила, потом ругалась… У меня этот кончился – «Тан». Нет, не дойду… По интернету? И что, на дом доставят?.. Диктуй адрес сайта… попробую.

Компьютер в комнате, путь до него даётся не легко. Но включить удаётся, ввести нужный пароль, уставиться на рабочий экран с фотографией полуголых детей в том блаженном возрасте, когда их можно беспрепятственно тискать и слушать в ответ беззаботный звенящий смех.

– А я здесь разберусь? Был бы Егор дома или Настька…

Мобильный всё ещё зажат в руке, и это как подсказка в компьютерной игре.

– Егорушка! Привет, маман на проводе. Как дела? А у Насти? Не болеете?.. Да нет, у меня ничего не случилось, так, контрольный звонок… Папа в командировке. Слушай, Егор, у меня к тебе просьба… Если у вас там, в компании, вдруг случится, то есть, я знаю, что вы этого не делаете, но вдруг, гипотетически, будете выпивать... ты за Настей присмотри… Да ты не пьешь, я знаю, я говорю, за Настей присмотри, у женщин организм слабее… Погляди за сестрой, я на тебя надеюсь. Ну пока… Целую.

Некоторое время Люба снова смотрит на фотографию ангелоподобных детей на экране монитора. Потом спохватывается:

– Тьфу ты, хотела же про интернет спросить. Ладно, попробую сама разобраться, чай ещё не все мозги пропила… Так, вот этот значок мне знакомый, попробуем ткнуть сюда… О! Что-то происходит. Ой-ой… Сколько тут всего, и всё мигает!.. Как говаривал, будучи еще пьющим, Дмитрий Алексаныч, тут без поллитры ни тьма, ни таракань…

Пока в компьютере идут процессы его тайной цифровой жизни, Люба направляется на кухню, возвращаясь со стопкой и с бутылкой водки, где осталась четверть.

– Это я не похмеляюсь. Я пью, чтобы разобраться в компьютерной программе. Вот разберусь, закажу себе «Тан»...

Женщина осторожно наливает, отодвигает бутылку, смотрит на прозрачную жидкость в стеклянной посудинке с загадочной улыбкой средневековой мадонны, вдруг резко кричит кому-то за спиной:

– Повторяю для тех, кто плохо слышит. Это я не похмеляюсь! Это – другое! Ну не смотри ты так! Ну отвернись! Да что ж ты за человек такой! Вот спиной чувствую, как ты меня осуждаешь… Если не прекратишь, я тебя из корзины для белья знаешь куда… А-а-а… Это я дверь не закрыла, вот он меня и достает, гад.

Отодвинув стопку подальше от края стола, она подбегает к дверям и плотно их закрыв, победоносно прислоняется к дверному косяку.

– Не помешаешь ты мне! Не помешаешь! Не помешаешь!!! А будешь и дальше так продолжать, я баррикаду построю из мебели! Понял!!! Что притих? Испугался?..

Люба прислушивается, затем приставляет к двери стул и на цыпочках возвращается к столу.

– За здоровье мужа моего, Свет-Димитрия, ныне здравствующего и непьющего, чёрт бы его побрал…

Квартирную тишину нарушает лёгкое потрескивание компьютера. Стопка в руках Любы почему-то напоминает ей сказку про мёртвую и живую воду, которую они ставили тогда, в пионерлагере, в то непомерно далёкое лето… На глаза вдруг наворачиваются слёзы. Люба отпихивает ногой стул, идёт в ванную комнату, находит фото мужа, прижимает его к груди.

За тебя пью, товарищ старший пионервожатый! За тебя, слышишь!!!