Мой первый дождь с тех пор, как я не умер. Еще и снег последний не сошел. А дождь закапал, побежал струей холодной по лицу. Залил очки. И я не видел ничего, а только шум воды в штормящих грязных лужах слышал.

Мечтал о нем: перед закатом, в тонах багровых и прозрачных, зашелестит вдруг и запахнет. Прохладой, свежестью и летом. Еще одним. Но не последним, может быть. Или когда начнется только и пыль пушистую прибьет. Разгонится по крыше. К реке затем сбежит. Обложит дом со всех сторон, в протяжной песне зашумит. И никогда не кончится. Ни в жизнь.

Пройти потом босым по лужам луговым. Зеркальным, теплым, в траве и облаке разлитым. Согретым солнцем летним. После дождя особенно пригожим. И ласковым к живым.

А в детстве, помнишь ли? Все перепачкавшись в грязи, по грязным лужам дворовым носились мы. И глубину их измеряя, на материнский подзатыльник нарывались. Но разве это остановит. Когда идет по лужам с пузырями июльский теплый дождь.

На кухне я окно распахивал пошире, когда играли капли дождевые на подоконнике моем. Глубокой ночью. Летней, грозовой. И лучше с ветром штормовым. Когда стихи мои меня же ранят. А больше никого.

Теперь, конечно же, не то. И только грусть, похожая на ту, больную голову туманит. Иногда. Все реже с каждым годом. Вот только дождь. Дождливая погода - забытое, казалось, всколыхнет, и нить воспоминаний бесшумно поползет облезлым обленившимся удавом, в последний раз проснувшимся на солнце.

 

 

2002