Я был в полуботинках и полушубке. Полуживой ветер в полудрёме терзал полу твоего полупальто. На полузасыпанном снегом полузабытом полустанке за полчаса до полуночи твои полузамёрзшие ноги, обутые в полудермантиновые полусапожки отбивали ритм получечётки-полустепа.

Знакомая полуулыбка, полумесяцем бровь. Ты стояла вполоборота, спрятавшись в полумраке под полуметровой полукруглой табличкой с цифрой два. Полсотни полувагонов освободили путь. Через полминуты должна подойти полупустая электричка, и ты исчезнешь из второго полупериода моей жизни.

Через полгода меня заберут в морфлот – орать «Полундра» между полубаком и полуютом. И я не буду понимать твои полупрозначные полунамёки, пока не получу последнее письмо и не прочту, полусогнувшись в полутёмном полуподвале склада скупые полстраницы о том, что ты встретила своего полубога. В полубезумном полузабытьи я полуприкрою веки. Полусон, полуявь, полубред. Полуправда или полуложь.

За полгода до полустанка мы полулежали, полуобнявшись, на полуторном полуспущенном надувном матраце, постеленном на полу. Полуденное солнце полуприкрыто полузадёрнутым тюлем, создающим лёгкую полутень. Мы, полуночники, только проснулись и блаженствуем, полуголые, в полудрёме. В комнате, кроме матраца, только полуразрушенная полуэтажерка-полушкаф, полупустой холодильник и пыльная полусфера полурасколотой люстры. Я любил тебя, а ты меня – нет. Это полулюбовь. Ещё тогда, полушутя, ты дала мне понять, что не намерена провести полжизни в полулегальном существовании в полузаброшенной квартире полувыселенного полуразвалившегося дома. Я слушал вполуха.

Я для тебя даже не полтинник, так, полушка. Полуголодный, полунищий полукровка в полукедах. Полубрат полубольного полубродяги. Полудурок! Я любил тебя, ты меня – нет. Полулюбовь получеловека-полуволка, что полночи воет на полунаклонившийся рогатый полумесяц. Жить вполуприсядку. Говорить полушёпотом, ходить на полупальцах. Полуволна синусоиды. Полустук сердца. Тогда и поллитра – полумера.

Я увидел твоего полубога ещё через полгода, когда приехал на полмесяца в отпуск. Полдня ждал тебя на полусгнившей скамейке возле полузаброшенного парка. Полувзглядом-полужестом ты остановила меня на полушаге. Как убог твой полубог! Полувековой полурослик-полукарлик с причёской «полубокс». Полумаска из морщин. Полумёртвый полутруп, с которым ты намерена провести полжизни, потому что у него есть поллимона и половина акций завода, где работает полгорода.

Полуфуганок…

И вот здесь, на полуслове, обрывается этот полурассказ.

 

 

Тяга к свету движет всем живым, ибо свет и есть жизнь, поэтому я тянулся к нему, едва почувствовал себя, едва ощутил тепло материнской утробы, и моё маленькое сознание обрело чёткую цель – Свет!

Я не знал, как это выглядит, но чувствовал, что это необходимо мне не меньше, чем соки, которыми Мать кормила меня, зародыша, осознавшего своё первое Я, и я рос, питаемый этими соками и тягой к Свету, и расправлял плечи, и шевелил ногами, а Мать радовалась и гладила меня тёплыми ладонями.

Силы мои возросли. Я понял это, когда увидел над головой слепящий луч. Незнакомое, но такое радостное чувство охватило меня и заставило смеяться от счастья. Это и был Свет. Я узнал его, и каждая клеточка окрепшего вдруг тела возопила: Иди, Он ждёт тебя!..

И я рванулся, что есть силы рванулся к нему! Голову стиснули каменные тиски, в глазах потемнело, рот раскрылся в безмолвном крике. Боль, какая ужасная боль! Тело дрожало от страха, в сознании мелькнула трусливая мысль: Не надо! – и я потянулся назад, но что-то уже держало меня и тянуло к себе. Я отбивался, пытался вырваться и цепкая хватка как будто ослабла...

...И в этот миг я родился. Блаженство, какое блаженство! Я возвестил об этом миру громким криком и рокотом, заставив содрогнутся всё вокруг. Людишки внизу бегали и кричали:

– Везувий! Везувий проснулся!

А я смеялся и кидал в них камни...