Лисенок, роза и небо Медведи ходят по небу, ворочая лапами тучи, А где-то внизу под небом рокочет в груди мотор. Пусть крылья мои из стали, а компаса стрелка — случай, Мой лайтнинг уже на взводе, теряет земной упор. Я вижу свою планету в сиянии выси черной, А в дюнах скулит шакалом пустыни кривой оскал; Возьму своего лисенка, шарфом обмотаю горло — Вернусь я к тебе однажды, как некогда обещал... А небо пестрит шрапнелью из звезд и чужих галактик, Присыпано сладкой пудрой, как с джемом черничным хлеб. Вгрызаюсь в него зубами, во рту индевеет кашель, Кусают песчинки щеки, сквозняк шепелявит вслед. Обманчиво близко звезды, но мне до них не добраться, Я в небо тянусь ладонью, хватая лишь пустоту. — Назад поверни, тупица! — хрипит стоголосье раций. Меня ждет моя планета, мой замкнутый звездный круг... Там мир весь измерен шагом — лишь десять квадратных метров, Навис потолок бездонный, как смоли застывшей шлюз. И если я буду падать — то только наверх и в небо, А если засну случайно — наверное, не проснусь. Но если меня не будет — зачахнет от скорби роза, Колпак ей стеклянный — саван: не выбраться, не разбить. Польет ее ночь слезами, луна нарумянит воском, Рассвет лепестки окрасит, опавшие без любви. Ах люди, скорее розу лисенку вы подарите! Не надо ему ни славы, ни денег и ни любви. Рокочет мотор меж ребер, а что мне для счастья нужно? Лишь неба обрывок синий в кармане своем хранить. Мы улетаем прочь с Земли Сегодня мы покинем эту Землю В огромном из титана челноке; Отброшено земное притяженье, Без панциря летим мы налегке. Нам незачем там больше оставаться, Земля — лишь точка встречи двух орбит. Бурлит под килем взвинченная плазма И кровь от предвкушения кипит. У нашей гладкой лодки нету вёсел, А парус ей — космическая гладь. Ты штурманом назначен, я — матросом; Крути штурвал, и можно уплывать. Пусть шар земной становится все меньше В разлитом кем-то звездном молоке, И вечность, точно мать, медвяно шепчет, Что путь наш будет длиться сотни лет... Средь черных дыр и газовых гигантов Прибьет нас, как суденышко злой шторм, В межрожие небесного атланта — Космической коровы темный лоб. Посмотрим ей в глаза, небес провалы, — В гудроне вязкой звездной пустоты Мы вместе задохнемся и растаем, Порвав с минулым прочные мосты. И в полюсе космической могилы, Где будет так спокоен смертный час, Увидим мы, как призрачно-красиво Земля будет вращаться и без нас... Моя Одиссея Я больна этим морем. Я больна этой жизнью. В лихорадке штормящей плыву по волнам, А в лицо легким бризом шампанского брызги, И голодные годы бредут по пятам. Нет вкуснее воды, чем с закатом и йодом; На губах пересохших соленый прибой. Крепко стянуты тросы, вонзаясь под кожу, И спинакер крылом распахнулся чумной. На мгновение вверх посмотреть ты осмелься, Где киты прорывают небесную глубь; По космическим волнам, без лодок и весел Продолжают извечно бессмысленный путь. Позабуду секстант, что укажет на север; Компас врет, проплывают огни за бортом; И в кильватере звездном скользя лицемерно, Тянет щупальца кольцами спрут-Фаэтон. А в конце, над туманностью черного бога, Только бездна раскроет навстречу дыру; Затерявшись меж звездных рогов козерога, Океан все равно до конца проплыву. И пускай гарпуны вслед бросают безумцы, От рассветной звезды и до крови зари С предначертанных линий гребцы не собьются; Мне бы только до пристани нужной дойти! |