Мы с ней нисколько не знакомы. Не зная отчества и имени, Её так часто возле дома Встречаю вечерами зимними. В смешном, дореволюционном Цветном кашне из шерсти тонкой, В поношенном демисезонном Пальто – чуднУю старушонку. Она ступает робко очень, Как будто помешать боится, Держа на тонком поводочке Одетого в жилетку шпица. И только встретимся – бабуся Так виновато извиняется, Мол, не пугайтесь, не укусит! А после… после – улыбается. И мне становится так весело! И чёрные сбегают думы. Как будто мне она отвесила На пять копеек фунт изюму. И прячутся ночными совами Все страхи, призрачны и зыбки. И понимаю я, взволнованный, Что не видал добрей улыбки. Хоть над морщинками лучистыми Дрожит в нервозном тике веко, Но столько в ней чего-то чистого, Из девятнадцатого века. Того большого, настоящего, Неподдающегося времени, Такого светлого, щемящего, Как белый аист над деревьями. Другие вредные старушки Проклятья шлют и сыплют жалобы, За жизнь от пяток до макушки Набравшись горечи и злобы. А эта – будто и нездешняя, Сквозь кашель, боли в пояснице, Так улыбается, сердешная, Даруя мне тепла частицу. |