Васильками рассыпанных звезд Лунный саван окутает плечи. Сразу станет светлее и легче, Как ребенку от пролитых слез. И туман, сырость ночи вобрав, Заскользит вдоль штакетин забора Ниже, к речке, повдоль коридора Из стогов поздно скошенных трав. Сон уйдет, растворясь в синеве, Не тревожа ступенек веранды, Как уходят солидные гранды, Недоступные даже молве. И раздумий смиренных канва, Словно плотью каркас сухожилий, Свяжет памятью время, где жили С тем, где нынче гощу я едва. Серебра растревожится гладь Появлением весельной лодки, Как девица от выпитой водки, Загрустив, что заметила мать. Растревожит, похожий на плач, Скрип не мазанных дегтем уключин, – Спутник малых проток и излучин Неприятный, как старый палач, Но знакомый до грусти, увы, С босоного-крапивного детства, Затерявшийся частью наследства Белой прядью в смолье головы, Словно снежность гирлянды венка Из ромашек. Тугая косица Русой девушки реже, но снится, – Тот же запах и так же близка. И такая же ясная ночь, Как сегодня, и неба участье Были вместе в желании счастья И, наверно, хотели помочь. В самобытности сельских дорог, – Дух антоновки, осенью мытый, Терпковатый, давно позабытый, Как, когда-то, родимый порог. Из туманов, проливших нужду, Разольется осенняя слякоть, Но уже не захочется плакать, Потому что, как прежде, – не жду Память время развяжет на два. Лишь траву точно также сушили Летом тем, где когда-то мы жили И где нынче гощу я едва… |