В начале девяностых я со своим партнером Виталиком перебивался ларечной торговлей в одном из оживленных районов Питера. В магазинах царило запустение - половина продуктов продавалась по талонам, а за второй половиной давились в очередях. Купить товар было сложно и выручка частенько лежала по несколько дней в ожидании небольшой партии заморской колбасы.

 

Мы постоянно принимали у себя разлетевшихся по Союзу однокашников, пытавшихся сводить концы с концами торговлей всякой мелочевкой. Как правило, дня три пили спирт, потом наши собутыльники, закупив жвачку и сигареты на городской толкучке, уезжали торговать в своих городах и гарнизонах. В тот раз гостил Дима, мурманский офицер-спекулянт. В дороге он сильно простудился и, оставив у нас деньги, поехал соблюдать постельный режим к своей подружке.

 

А утром объявили об очередной замене купюр. Кажется, меняли десятки, с красных на зеленые или наоборот. Очень неприятный дяденька, поблескивая свиными глазками с экрана телевизора, утешал, что ничего страшного не произошло, каждый получит отмеренное государством и честные граждане останутся при своих.

 

Первыми забеспокоились именно честные граждане - позвонил Дима. Печальный опыт финансовых взаимоотношений с государством показывал, что последнее всегда у него выигрывало. И Дима имел все основания беспокоиться - оставленная у нас сумма поистине впечатляла. Эти деньги составляли капитал, заработанный непомерным трудом за пару лет непрерывных поездок из Питера в Мурманск. Утешившись, что мы тоже будем искать возможность пристроить выручку, Дима попросил забрать его деньги и обменять на то, что потом можно будет хоть как - то продать с минимальными потерями. На наше усмотрение.

 

Когда добрались до ближайшего валютного обменника, там уже клубилась очередь. Граждане, не доверяя "свиным глазкам", построились за своим счастьем. Справедливо рассудив, что такое же творится по всему городу, мы прорвались к окошку. Доллары не продавали, их только покупали. Зато остальная валюта была в полнейшем ассортименте. Клиническое доверие наших сограждан к доллару оставило без внимания валюту недоразвитых европейских стран. Мы не стали долго размышлять и купили немецкие марки.

 

С чувством исполненного долга мы вывалились из очереди и отправились пить пиво. После второй вспомнили о Диме и решили порадовать коллегу удачной покупкой. Автомат попался хороший, и Димин голос разносился по всей телефонной будке. Слегка пьяный от радости и пива Виталик сообщил:

- Порядок, с тебя бутылка... Мы марки купили.

В трубке немножко помолчали. Потом нервный Димин голос спросил:

- К-какие марки?

Виталик почувствовал непонимание и насторожился. Лицо его приобрело вкрадчивое выражение и, боясь спугнуть удачу, он с придыханием произнес:

- Почтовые, Дима, марки. Два кляссера...- потом, подумав, добавил конкретности, - Про животных...

 

Через паузу в трубке завыло. Еще с утра осипший Димин голос теперь искрился и переливался. Речь текла плавно, почти без задержек, переходя с визгливых ноток на ревущие басы. Когда не хватало технических возможностей телефонной трубки, в ней начинало хрюкать. Мы восторженно внимали, боясь спугнуть музу. Голос вырывался из трубы, сотрясая мембрану. Он рассказывал ужасные вещи о наших мамах. Проклинал всю резинотехническую промышленность и отцов, которые не читают инструкции к презервативам. Он звал за собой в такие дали, о которых мы даже не подозревали.

 

От еле сдерживаемого смеха мы всхлипывали в унисон мембране, сползая на заплеванный пол. По глазам текли слезы. Некоторое время мы с Димой хрюкали на разных концах телефонного провода, а потом наступил оргазм и Дима затих - болезнь взяла свое. И уже тихим голосом, в котором сквозила вселенская скорбь, он печально сказал: - Лучше бы вы, придурки, конвертов купили, я бы их матросам продал.