Серое небо.

 

 

 

 

 

Стрижёва Александра

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Три раза прокричала друда над крышей. Алая зоря занималась на сером, будто влажном небе Фиэнд. Перед входом в дом стояло войско. Великое Войско. Войско Викингов северных лесов.

Локер резко соскочил с постели и принялся судорожно одеваться. Его ждало войско. Конечно, они ничего не сказали бы ему, проспи он несколько лишних часов, но поход, дорога не ждет. Она звала и манила. Возможно, следующий поход поведет уже его сын. Кирено. и угрюмы были лица викингов, и жестоки.

Викерда стояла у маленького окошечка и смотрела на серый клочёк неба. Она была дочерью, дочерью Викинга. Великого Локера. Увы, в ней было слишком много несоответствий. Она не любила войны, хотя вовсе не боялась убийства. Она любила свободу, но прекрасно понимала неволю. Она не осуждала викингов, но ненавидела. Она была собой, Викердой. Дочерью Викинга. Теперь ей хотелось бежать, бежать к тёмному лесу; скрыться от чужих глаз, и чтобы никто не мог найти её. Никто не мог достать. Ей так не хотелось видеть людей. Они так её не понимали.

Её брат, Кирено, тоже уходил в поход. Он был жесток, как и его отец. Викерда не любила брата. Они никогда даже не общались как брат и сестра. Он делал вид, будто её и нет вовсе, а она презирала его. Тщеславного и самовлюблённого. Хотя, в прочем, у неё был ещё один брат, Эстоло. Но, увы, в прошлом походе в него попала отравленная стрела, и теперь он был пригвожден к постели. Викерда плохо его знала. Он тоже всегда ценил одиночество. А в последнее время и вообще не хотел никого видеть. А мать… Наверное она просто была очень углублена в себя. В свою душу, в свою боль. Она часто болела, или просто закрывала свою комнату, что бы никто не мог войти к ней и помешать её не весёлым мыслям. Викерда, впрочем, не слишком любила как её, так и брата.

… Но вот Локер садится на коня, в путь! Их ждёт фортуна!

А на фоне светлеющего неба кружила злобная друда.

 

* * *

Ночь застала их в лесу. Локер отдал приказ расположиться на ночлег. Он не хотел продолжать путь в темноте. Дорога была уже близко. Ещё день, и завтра они смогут выспаться, накрывшись звериными шкурами.

Он вздохнул.

Веселились викинги. Они много ели и пили, тогда как он стоял в стороне, даже не притронувшись к пище. Локер думал о другом. Когда-то в Секро один слепой сказал ему: « Я вижу твою душу. О, небо – ты проклят. И проклятие в твоей душе». За это слепого убили. Повесели на суку. Он ещё долго снился Локеру. Этот старик. Тело, сводимое судорогой. Звон в ушах. И слова... Слова остались жить!

Он много раз задавал себе вопрос, что сделал бы если бы вдруг ослеп. Наверное он бы просто умер. Что бы дальше уже ничего, только вечная темнота. Но разве смог бы ОН убить себя?! Смог бы оборвать то, что было единственно дорого?

Нет, он не любил жену, не любил сына, не замечал дочери. Нет, вовсе не это держало его здесь, заставляло жить, бороться, выживать. Он любил власть! Любил страстно, неистово. Это чувство, чувство, которое испытывает злая собака. Он умел чувствовать страх. Страх других. Его боялись, ему поклонялись. Когда он думал об этом…

Ухнула сова. По лесу послышались шорохи. Испуганный зверь быстро пронёсся, шурша сухими листьями. Небо! Когда же он вновь ступит на дорогу?! Когда наконец нападёт на селенья; когда выжжет дотла города, когда начнёт крушить своим мечём... когда... Он был полон, он жаждал власти. Он хотел чувствовать её вот так. В руках.

Он судорожно сжал руки. Всё его тело ныло от жажды крови, от жажды... Судорога по телу. Власть!

Все уже спали, тлел костёр, а он всё сидел и смотрел. Смотрел как тает огонь. Хоть и не видел его…

 

* * *

Падали, кружились листья. Жёлтые, рыжие, красные. В этих лесах. Лесах вечной осени. Рыжие лисы танцевали свои хороводы, и их зелёные глаза светились во тьме, отражая луну. Тихо ворчали злобные гномы, топая ножками, и грозясь мохнатыми кулачками. Тихо вскрикивала русалка – утопленница в маленьком озерке. Тихо катились слёзы по Викердиной щеке.

Сквозь их пелену она видела только листья, яркие листья осени. Порой ей казалось – всё, она не может больше, но лес... Осенний лес... Как бросить его? Как оставить? Замок, отец, да сама жизнь Она ненавидела их, презирала. Жестокость и насилие. Она была дитя этого. Но разве это было всем для неё? Разве это было её сутью?! Нет, в ней было больше. С ней был лес!

…Тихо, не слышно совсем, пробирался по лесу Коэрик – призрак ночи. Он шел на запах, манящий запах человека. И глаза его блестели чёрными искорками, а тугие крылья за спиной не могли поднять его. Он шёл, он чувствовал, он искал. Искал человека. Человека в лесу. Один, только один человек существовал для него. Это была девушка, девушка которую он искал всюду. Он чувствовал её!

А Викерда шла, шурша по листьям босыми ногами. Она всю жизнь провела здесь, в этом лесу; среди танцующих бесноватых лисов, испуганных зайцев, злобных друд, осторожных эвлов, мохнатых злых гномов, лесных эльфов, русалок и... осени. Она любила лес. Любила как то единственное, что было для неё. Как свет, как жизнь, как остров, остров на котором ещё теплилась жизнь.

Он остановился на миг и, вдохнув свежего воздуха, вышел на поляну перед ней. Она подняла голову. Слёзы в застывших глазах, растрёпанные волосы, босые ноги и длинная белая рубаха. Она была дочерью Викинга. Она была человеком, Викердой, осенним листиком в потоке воздуха.

- Здравствуй, - сказала она так спокойно, тихо – Кто ты? Я не знаю тебя.

- Я – Коэрик – призрак ночи. А ты, должно быть, Викерда, дочь Локера, Великого Викинга?

- Да но сейчас он в походе. Хотя, впрочем, если ты убьёшь меня, он тебя всё равно разыщет и умертвит.

- О, нет, ты ошиблась, дочь викинга. Я не убью тебя. Хотя... не сейчас... Потом... – И он ушёл и скрылся среди полуголых деревьев. А она, она осталась стоять, подняв глаза к небу. Серому небу Фиэнд.

 

* * *

Они секли, они рубили, и под их ударами погибали десятки. Два часа – и только пепел на месте города. А викинги уже скачут вперёд, туда, куда ведёт дорога. Вперёд.

Захваченные пленники едва поспевают за могучими конями. А их хлещут по рукам и спинам, не давая опомниться. Дорога, дорога, дорога. И скачет в бешеной пляске конь Кирено, и вздымает клубы пыли. И грозны лица викингов, и страшен их вид.

Приближение города значит конец дороги, бесконечной дороги боли и мучений для пленников, но и начало их вечного рабства. Дети проведут всю свою жизнь штопая одежду и убирая, над женщинами будут издеваться пока не убьют, или пока они сами не убьют себя. А мужчины будут таскать непомерные грузы на исхлёстанных плетьми спинах, пока не свалятся замертво... А викинги пропьют цену за их жизни за неделю, а потом нападут на другое селение, чтобы также спалить – дотла.

 

* * *

Её мать - Зигнеро сидела в доме, в своей комнате и ткала. Она была молчалива и скрытна. Долгое время она была единственным человеком, с которым Викерда чувствовала себя относительно спокойно. Порою она часами просиживала с матерью. Отца она знала мало, но когда-то мать сказала ей: «А ведь он бил меня. Ужас как бил. Едва жива осталась». За это дочь на век возненавидела своего отца. Он стал ей чужим, каким то... далёким что ли? И она сидела рядом с матерью и смотрела на несправедливое серое небо в маленьком окошечке. Она не любила мать, но ближе неё у девушки никого не было. Хотя, в прочем, зачем?

...Тяжёлые капли дождя падали на покрытую листьями землю. Уставший Аист Несчастья тяжело опустился на крышу флигеля. В него тут же полетели камни, и птица вновь взмахнула крыльями и с побитым крылом полетела прочь, будто хромая. Аист, аист несчастья Не место ему на крыше человеческого жилья. Люди говорили, что такая птица приносит смерть в дом, на который села. Возможно, так оно и было. Возможно. И женщины стали, бояться, что викинги не вернутся из похода.

 

* * *

Тяжёлый воздух наполнил лёгкие Коэрика свинцовой тяжестью. « И только человек утолит голод твой» И только так и не иначе мог он. И таковы были правила. Правила такой взрослой игры как борьба за выживание.

Давно появились призраки ночи, и были они разными. Были и добрые, и злые, и романтики, и реалисты, и кровавые убийцы, но никто из них не мог уйти от своего происхождения. «И каждый Призрак Ночи будет искать, пока не найдёт жертву свою. Женщину или мужчину, одного человека каждый из них должен найти. Того, чей запах вызывает дрожь, чья кровь способна утолить жажду его. А до того не знать ему покоя. Ни в этой жизни, ни после» Она ходила по лесу всегда одна. Она дышала, была свободна. И взгляд его становился страшным, а зрачки его суживались, как у кошки, и волком становился он в душе. И хотел он есть больше прежнего, и неукротимый голод терзал его.

« Придёт и уйдёт осень, а ты останешься такой же, только душа будет стоять обнажённой, как одинокое дерево» - и она широко распахивала свои серые глаза, и рыжие волосы её светились, будто солнце. Он знал её мысли, и он кричал, но не мог совладать с голодом. Не еда должна утолить его. А плоть, настоящая плоть человека! И сжималось, и отдавалось болью сердце на каждый шаг её, на каждый вздох.

…И она стояла посреди леса, а на неё падали и падали листья.

 

* * *

Он не помнил, когда они встретились в первый раз, не знал, что связало их. Только теперь она всегда была с ним. Рядом. Ему хотелось, что бы она смотрела на него, что бы улыбалась. Он не помнил, почему она тогда, на берегу озера она вдруг рассказала ему всё. Всю свою жизнь. От самого рожденья, до этого дня. И как потом он пытался что – то объяснить ей. И как не мог. А потом был закат. Бледный такой, тусклый. Но все же осенний. Теплый ещё, живой.

А потом она принесла ему из Дома какие – то теплые вещи. Вряд ли они были очень нужны ему. Он привык холодам. Но он взял их. А потом, вечером, долго сидел, уткнувшись в них лицом и вдыхал запах дома. Пьянящий аромат. И в этом запахе было столько всего. Была Викерда, была венка на её шее, и сквозь тонкую кожу была видна кровь, бегущая по ней. Был дом, и запах огня. Того самого огня, на котором готовили пищу люди. И ОНА, ОНА тоже готовила. И он не знал, чем так дорого ему это знание.

 

* * *

Шли дни. Наступала зима. Первые заморозки сковывали лужицы и пруды. Всё живое засыпало. Лисы уже не кружили на полянах под луной, не ходили по болотам цапли, не встречались на пути эвлы, не топали и не ворчали гномы. Всё ждало холодов, всё спряталось.

- Скажи, - как – то раз вздохнув промолвил Коэрик – Скажи, ты не боишься зимы?

- Нет, - тихо ответила Викерда – не боюсь.

И он молчал и смотрел на серое небо над головой.

...А потом вернулись викинги, и они пировали много дней. А Зигнеро пряталась от мужа, зная, что верно забьёт, если встретит.

Кирено притащил из города девушку и объявил своею. А она рыдала. Она понимала, что это значит.

...А первый снег падал на мокрую землю. Локер был мрачен и задумчив. Он ждал холодной зимы. Он ждал нового вождя. Он уже стар. И только сейчас, до весны у него времени, что бы стать вновь Великим Викингом. И только до весны он мог ждать. А потом новый встанет на его место, а он станет таким же как все, даже хуже. Его будут высылать на разведку, ему будет доставаться меньшая доля; ведь он доказал, что вынослив и силён, а значит выдержит. А не выдержит – умрёт.

И пировали викинги, и веселились, и праздновали они добычу свою. А сотни людей платили за эти дни своей жизнью.

 

* * *

- Ты помнишь, когда было солнце? – спросила она, и её серьёзные серые глаза посмотрели на него, так прямо, честно.

- Нет – смотрит в даль, будто видит что – то невидимое.

- И я нет, - и они сидели рядом в развалином доме без печи и крыши. Когда – то викинги жили здесь, за горой. Но потом её дед построил другой дом, и они бросили этот. А Кирено жил тут. Жил на развалинах, как призрак... призрак ночи.

- …В этом мире я чувствую, что не нужен. Я должен быть там. Там, где мой брат, Револд. Там всё не так! Там можно жить. А здесь только звери. Даже людей нет... Только кровожадные тираны.

- А ты? Ты ведь мечтал бы убить меня. И убьёшь.

- Нет...- И глухо прозвучал этот ответ. Будто сердце гулко ударилось о грудь.

- Убьёшь, вот увидишь. Ты и сам не заметишь, как это случится. Просто меня не станет и всё.

Он посмотрел на неё... глаза его сузились. Страшно так, как у хищника. Он отвёл взгляд... опять смотрит в даль.

- Может быть... может быть…

 

* * *

А зима заметала всё вокруг мягким белым снегом. И было холодно. Ветер выл в трубах и викинги стали молчаливы... И всё молчало.

Лишь однажды ночью Викерда услышала чей-то плач. Кто – то был в подвале. Она не боялась ни кого, потому как не боялась смерти.

Она открыла дверь без страха, прямо, без опаски. Там, на полу, прикованная к стене сидела девушка. Та самая, которую привёз брат. Она посмотрела на Викерду, и в глазах её была мольба. Но Викрда отвернулась.

« Возьми – она кинула её нож – Убей его и себя ». Сказала и вышла. Пусть. Не жалко её ни девушку, ни брата.

...А метель запорошила всё живое. Уже нельзя выйти на улицу, туда, в лес. В лес, к которому она всегда стремилась. Молчали, качались деревья. Молчал замёрзший пруд, под прозрачным льдом которого видно русалку – утопленницу. А Коэрик – призрак ночи, сидел в полу развалившимся доме, кутаясь в холодные тряпки, и глубже надвигая тёплую, связанную человеческой матерью шапочку.

А ветер всё выл, и метель мела, мела, мела...

 

* * *

Она бежала по снегу, раскинув руки на встречу зимнему холодному солнцу. И промозглые потоки воздуха били в её обветренное лицо. Под её ногами снег проваливался, но она бежала, бежала вперёд. И жизнь казалась бесконечной. Впереди ещё так много. Она счастлива сейчас, а значит и потом. Надо только поймать это счастье, почувствовать. Надо уметь быть счастливой! Нельзя зависеть от обстоятельств! Нельзя тратить жизнь на слёзы и боль. Нужно уметь жить!

И она бежала, раскинув руки, будто собираясь взлететь. Ей хотелось скорее в лес, Зимний лес. Где бегают пугливые звери, ухает сова, топочут злобные гномы... Ей хотелось туда где солнце, где жизнь, где лес.

Внезапно чьи – то руки подхватили её и подняли в воздух. И вот она уже летит, летит на встречу солнцу. На встречу ветру, на встречу жизни!

- Тебе не тяжело лететь со мной?

- Нет. Это так же как носить тебя на руках. Ты ведь немного весишь.

- Ну, раз так, - и она рассмеялась. Звонко так, заразительно. И он засмеялся тоже, первый раз в своей жизни. Он, призрак ночи, призрак тьмы и смерти.

 

* * *

Когда она вернулась, отец сидел в главной комнате, не пройти через которую было нельзя. Он посмотрел на неё внимательным взглядом. Затем

протяжно вздохнул, и начал:

- Дочь, послушай меня... Ты уже взрослая и можешь сама устроить свою судьбу. Ты знаешь, мой срок недолог. Но ты – он тяжело посмотрел на неё – ты можешь спасти меня, если станешь женой викинга. Нового Викинга, которого они изберут с первым весенним солнцем. Я не успею уже... Не успею стать вновь главой, не сумею провести их как Вождь, не сумею стать прежним… Не будет до весны новых походов. Понимаешь?

Она смотрела в окно. Там был виден только клочок тёмного, зимнего неба, с которого валились снежные хлопья. « А ведь он бил меня. Ужас как бил...»

- Отец... ты... – она устало оторвала взгляд от окна, - Нет, никогда, - тихо сказала она и вышла.

* * *

-...И в этот день я знаю, что будет потом... Мой сын на век будет покоиться под землёй. И в этот день, и всегда потом...

Девчонка убила Кирено, но не смогла убить себя. – Его тело откатилось слишком далеко, и цепи не дали ей дотянуться до ножа. Её казнили в тот же день. Над могилой Кирено...

Викерда не захотела ждать конца. И, постояв немного на ветру, ушла вниз, к матери. Та сидела, уткнув голову в тёплый шарф из овечьей шерсти. Её глаза были сухи, но воспалены. От ветра...

-Жаль, - сказала она сухим, будто чужим голосом – Я дала ему жизнь, я вскормила его, а он ни разу не зашёл ко мне, ни разу не сказал ни слова. Мне не жаль его смерти, мне жаль его жизни. Жаль, что дала ему жизнь. Жаль своих сил, жаль цены, которая была заплачена ни за что... Пусть же душа его вечно блуждает по тёмным болотам.

И она вновь уткнула голову в шарф.

 

 

* * *

А глубокий снег блестел на зимнем, голубом солнце. Поскрипывая качались деревья. Духи холода, расправив за спиной руки – крылья, шатались по лесу, и веяло от них холодом и зимой. Рыжий с белым эвл, аккуратно поводя ушами – кисточками, пробирался среди сугробов. Он был голоден. Эвлы всегда закапывают еду на зиму в определённом месте. Но из - под сугробами её сложно достать, если земля смерзнется, потому их так мало. И этот тоже пытался найти что ни будь в этом Вечно Зимнем лесу, так похожем на красивую, но страшную сказку.

Внезапно на его мягкую пушистую холку опустилась рука. Его подняли в воздух и аккуратно посадили на ладони. Там, не большой горсточкой, лежали маленькие орешки – акмалийские засушники, еда эвлов. Маленький зверёк набрал её в «сумочку» между спинкой и хвостом, набрал за щёчки, нахватал в лапки. А потом спрыгнул и убежал. А Коэрик – призрак ночи, так и остался посреди заснеженных деревьев, с узкими, как у волка глазами. Он тоже хотел кушать. Очень хотел. Но не теперь, потом...

 

* * *

Он был здоровый детина с громадными ручищами и злыми глазами. Его шлем украшали два рога, а меч лозунг: «Придти и сразить». И он всегда ему следовал.

Именно его пророчили в Вожди, а значит и в мужья Викерде. Она боялась. Она пряталась ото всех. Она не хотела.

В то хмурое утро отец официально сказал о своём выборе, и все слышали. А Викерда решила убить и отца, и мужа, а затем бежать. Бежать так далеко, что бы никто ни когда не нашёл её. Никогда. Но как сделать это? Как избежать смерти? Как избежать боли?

- ... Нет. Я не могу.

- Но ведь ты полетишь к брату. Правда? Полетишь? Так возьми же меня с собой. На пол – дороги. А потом я уйду. И всё. Мы не увидимся больше.

- Я не могу, - он посмотрел на неё своими серыми глазами, - Я голоден, мне не донести тебя. Я убью тебя. Я слишком… долго… ждал…- И в тот же миг они стали чёрными и узкими, блестя потусторонним, волчьим светом. Они смотрели на неё как на жертву. Жадно так, голодно. Под этим взглядом она съежилась, сжалась в комок, и ей впервые в жизни стало страшно.

- Подожди. Нет... Не сейчас... Ты конечно должен... но ведь... Я же...

Он наступал. Ноздри его широко раздувались, предавая носу вид клюва. Тугие чёрные крылья лихорадочно хлопали за спиной, а руки сжались так, что длинные когти вонзились в его ладонь. Он не мог больше. Он хотел есть! Он жаждал крови! Он не мог по-другому!!!

- Нет! – крикнула она и тут же кровь брызнула из глубокой царапины на горле и смешиваясь с белым, свежим снегом.

Он рванул её на себя, жадно припал к ране. К царапине на горле, а не к ране на спине, как положено было призраку, не к смертельной ране! А она стояла обняв его голову, превозмогая боль и смерть. Стояла, прерывисто дыша, дрожа всем телом, но не решаясь оттолкнуть. Не в силах оттолкнуть!

Нет. Он ведь не убьёт её. Он ведь не сможет. Мысли путались вместе с кровью. Головокружение. Слабость. Ей хотелось отдать ему всю свою кровь. Всю жизнь, все силы. Всё до капли.

И он пил, и у него темнело перед глазами. Плыли цвета. Он не видел ничего, кроме неё, кроме белого снега, кроме царапины на горле. Это было нечто большее, чем просто пить, это было наслаждение, прекраснее которого он никогда раньше не испытывал. Это было то самое, чего никогда не испытать ни какому другому существу кроме призрака. Призрака ночи. Кроме настоящего Призрака. Никому.

Но вот он оторвал свои губы от раны и поднял глаза. Она стояла другая, не знакомая прежде. Она теперь была его. В его власти. На всю жизнь, и после... На всё что было и что будет у них. Навсегда.

Как росток, выбившийся из – под камня, как первый луч. Он не мог иначе! И не в их силах было изменить будущее. И не им было решать. Но теперь. Теперь, и навсегда, они будут верны этому. Будут верны этой немой клятве. Клятве кровью. Клятве вечной верности.

 

* * *

В тот день Викерда не пришла в замок на ночь. Но никто не волновался – она часто ночевала в лесу. Она оставалась там даже когда была совсем крохотной. Странно было только то что сейчас лес стоял вечно зимний. Но возможно она нашла тёплое дупло какого – ни будь летнего духа. А потому ни кто не стал искать её, даже не заволновался.

... А в лесу уже светало. Багряный рассвет золотил верхушки деревьев, снегири и сорки щебетали на деревьях. Блестели перламутром снежинки. А в старом, полу заснеженном доме было тихо. Но вот Викерда открыла глаза и огляделась. Рядом среди вороха тряпок спал тот, в ком текла её кровь. В дыры в крыше виднелось серое небо, а в другом конце комнаты лежали сугробы. Как здесь было тепло и уютно, в этом полу развалившемся доме посреди белого леса.

Коэрик протяжно вздохнул и открыл глаза. Они были серыми. Он посмотрел на неё, снова вздохнул и отвернулся. Он был предателем. Предателем как своих, так девушки. Он знал об этом.

 

* * *

Викинги сидели в главном зале. Сидели в главном зале. Сегодня их бывший предводитель уходил, и они держали кубки за нового. За Вождя и его избранницу. Хотя её в прочем не было, как не было и других женщин и детей, что совершенно не мешало им пировать, а как рас на оборот – не отвлекало. Сотый раз звучала фраза о грядущих победах и о мастерстве нового вождя.

Об избраннице говорили мало – она была женщиной, та они не любили этой темы.

Локера не было за столом. То есть он был в начале, но потом вышел. Он искал свою дочь. Он должен был поговорить с ней. Должен был сказать ей нечто, что заставило бы её не убить себя в день свадьбы.

Он увидел дочь у окна в её комнате. Она смеялась. А под окном... стоял Коэрик – призрак ночи! Он стоял на снегу и разминал кисти. Он улыбался. Они улыбались друг – другу!

Резким движением он повернул дочь к себе. На её шее была рана, которую она так тщательно скрывала, когда шла куда – ни будь, но теперь платок съехал и он увидел... Увидел и застыл, в ужасе.

Она быстрым движением поправила шарф на шее и заслонила окно спиной.

- Да, папа? Что ты хотел? - её голос был тороплив, но спокоен. Она казалось было просто весела.

Отец стоял посреди комнаты, будто поражённый громом. А голос его был чужим; каркающим, как у друды.

- Дочь. Ты не знаешь его. Ты не знаешь, что такое призрак ночи. Они не такие, какими кажутся, они гнилые внутри. У них чёрная кровь, чёрное сердце, чёрная душа. И даже их глаза становятся чёрными, когда они сбрасывают с себя маску. Опомнись! Он выпьет тебя, не только твою кровь, но и душу, и даже саму жизнь. Я знаю – они могут быть нежными, добрыми и ласковыми, но потом... Они ужасны! И как бы он не любил тебя, он не сможет противостоять этому. Ты не сможешь жить с ним. В душе он демон!

Она развернулась и выбежала, а из глаз её катались горькие слёзы.

 

Серое небо. Смёрзшийся воздух будто комками застыл на сером холодном небе.

Холодное дыхание тат же обращалось паром. Внизу, там, под жалкими облачками, была земля. Большой лес.

Он летел по сырому небу, вытянув руки вперёд, а чёрные крылья его хлопали за спиной. Он любил летать. Это было пожалуй самое частое его занятие. Он был призрак ночи, а потому не умел любить. Просто есть такие вещи как призвание, долг, обязанность, неизбежность... И Викерда была для него неизбежностью. Он не мог по – другому. Только так, и не иначе. Теперь же он не хотел ни о чём думать. Только лететь вот – так, на встречу бледному закату, в конце большого серого неба.

 

 

 

* * *

Вокруг деревьев образовались аккуратные полыньи. Тоненькая прошлогодняя трава устало, будто положив голову на вытянутые руки, лежала на вышедшей из – под снега земле. Она выжила! Она перезимовала!

Заяц поводил носиком, он принюхивался. Он тоже был рад. Но увы – жизнь слабых и беззащитных в лесу сурова. А он и не мог просто стоять под первыми тёплыми лучами солнца. Он принюхивался.

Мохнатые гномы вылезали из нор. Только четыре раза выходили они зимой наружу. Но они по природе своей угрюмы, а по – тому только грозились кулачками жёлтому солнцу.

Зима кончилась! Зима кончилась!!!

 

* * *

Всё, это всё. Сегодня она убьёт себя. С первым весенним солнцем все старые уговоры викингов вступали в силу. Сегодня, с последним лучом тёплого солнца ОН получит полное право на неё. ОН станет полноправным Викингом. Сегодня она уже не встретит рассвета.

Вот уже две недели, как она не выходила из дома. Специально, чтобы не видеть Коэрика. После того, что сказал ей отец она не могла уже видеть его. Напрасно она уверяла себя, что отец просто хотел, чтобы она стала женой Викинга и спасла его, но слова запомнились. Она никогда не говорила с отцом честно. Более того она ненавидела его. Но эти слова... Отец был честным. Он не врал ей в тот момент, и в жилах её избранника течёт чёрная кровь. Она боялась его!

Вот и пруд. Русалка. Водная гладь под ногами. Отражение... Красивая девушка смотрит на гладкую поверхность льда. Туман застилает глаза. Нож скользит по шее. Лёгкий, едва ли не нежный нажим. Капля. Капля крови стекает по лезвию.

- Стой, я сам! – Коэрик вырвал у неё ног. Припал губами к ране.

- Отойди! Дай мне убить себя! Впереди у меня ничего не будет! – она вырывается. Он разжал руки. Викерда упала на траву. Испуганные, безумные глаза. Руки. Нежно, аккуратно, ласково. Он не должен обидеть её. Он прижимает её к себе. Близко так. Вырывается. И вдруг удар ножом! Она извернулась и достала до ножа. К счастью удар пришёлся по плечу, которые так крепки у призраков. Капля его крови. Падает на землю. Она красная!

 

 

* * *

Он был призрак ночи. Цвета ночи была его кровь, его глаза, его душа. Цвета ночи был он сам. Но кровь... кровь чистая и яркая, кровь невинной девушки очистила его. Сделала другим. Он стал... не то что бы человеком.

Он стал как человек. Он пожалел один раз в своей жизни, и стал лучше нас всех. Мы живём теперь, и не можем совсем не испытывать чувства жалости. Но тогда... Тогда этого не было. Была только борьба. Борьба за свободу, за жизнь, за свет. В том мире не было жалости. Вообще. Как в человеке, так и во всём живом. И тем более в призраке ночи, пьющем кровь, хоть и один раз в жизни. Но он оставил, оставил в живых жертву, и тем более – спас её от смерти. Он пожалел жертву! Он стал другим. Он перестал быть собой. Он стал человеком. Пусть не внешне, но внутренне. Внутри себя.

...И красная кровь капала из раны, как капали чистые слёзы из глаз дочери викинга. Великого Вождя, никогда не знавшего жалости.

И русалка молчала, и смотрела сквозь Лёд, как через мутное стекло аквариума. Как из другого мира. Мира сказок.

 

* * *

Под серым, свежим весенним небом лежал лес. Весенний лес. Лес вечной весны, вечного тепла и света. Красивый, чистый, новый. Он вышел из- под снега, и теперь стал другим, новым. А по мокрой земле, по старым осенним листьям ударяли ноги. Ноги воинов и рубак. Ноги викингов.

Прошлой ночью исчезла избранница Вождя. Он был очень зол. Но тогда солнце уже зашло, и в лесу было темно. Искать не имело смысла. Теперь же, лишь только рассвело, они обыскивали лес. Локер знал свою дочь достаточно, что бы понять – им не найти её уже никогда. А если вдруг и найдут, то лишь труп. Но шло время, а никто так ничего и не нашёл. Она пропала. И никто не знал где она теперь.

 

* * *

Скитания подходило к концу. Впереди виднелось селение светлых эльфов. Здесь и останется Викерда. Здесь викингам её не найти. А Коэрик – призрак ночи, улетит на север, к своему брату. И вновь им увидится лишь после смерти.

 

ЭПИЛОГ…

«Ты предал меня, Локер» - и меч полоснул его по лицу, и навеки ослеп он. Приходила и уходила осень, но он не видел её. Часами смотрел он на его осунувшееся, лишённое глаз лицо Зигнеро, но он не знал об этом. И в душе его остались лишь слова: «Я вижу твою душу. О, небо, ты проклят. И проклятие в твоей душе!» - и скрюченный старческий палец, обвиняюще указывал на него. И металлом отдавалось каждая судорога его, повешенного на суке.

... А там, за стенами дома, была осень. И кружились, и падали жёлтые листья. И танцевали среди них зеленоглазые лисы, бесшумно прокрадывались ушастые эвлы, топотали злобные гномы, и грустно ухала сова...