Опять штормит за окнами весна. Давление меняется. Ночами приподнимается дневная пелена и перед просветленными очами проходят женщины. Прозрачное, как спирт, струится время вспять, и постепенно они проходят, гордо и степенно, и их приемлет трепетный эфир. Одна из них - пришелица со звезд. Ее глаза обращены в пространство неведомые. Струи светлых кос и дивное нездешнее убранство блистательны и странны. Никогда не прикоснется к ней рука мужчины. И в этом нет таинственной причины: для рук недосягаема звезда. Другая взбалмошна, но дьявольски умна. Красива? Нет, пожалуй. Но смазлива и ветренна, как быстрая волна речушки в дни весеннего разлива. Но не проста. Мудреною игрой увлечена превыше всех желаний, и оттого-то во сто крат желанней тому, кто вовсе не ее герой. О третьей можно многое сказать. Она и мать, и мудрая подруга, Она могла бы быть женою друга или сестрой. Безмолвно ускользать и прятаться за тягостной стеною законов совести, морали и судьбы, быть рядом и нигде, такой земною и недоступной быть, увы, увы... Четвертая капризна, как дитя, и как дитя порою невозможна. То движется наощупь осторожно, То голову внезапно очертя бросается во тьму глухих раздоров, то горько плачет, усмирив свой норов, но все напрасно. В этом вся беда. Она проходит мимо навсегда. Вот пятая идет сквозь черный мрак земного одиночества, в одеждах скрываюших лицо. Она - надежда и безнадежность, истина и страх пред истиной, предчувствие беды и жажда неизбежному свершиться. Она себя как будто бы страшится. Прошла, и ветер смел ее следы. Шестая предначертана судьбой, как карма вдохновения - поэту, как невозможность быть зимою - лету, и как влюбленным право на любовь. Привычная, как воздух и вода, и как вода и воздух неизбежна, она идет проста и безмятежна и да пребудет в мире навсегда. Седьмая... За окном уже серо и сыро. Дальний возглас электрички, и ночь уже заключена в кавычки, и выпадает легкое перо из рук. Будильник за стеною зовет на труд неведомых жильцов... В прозрачной тьме забрезжило лицо и скрылось за дневною пеленою... |