Странно, что ты захотела этого. Странно, что ты попросила об этом. Но самое странное, конечно, это то, что я пишу. Пишу по твоей просьбе – для тебя. Я люблю записывать свои фантазии, но сейчас у меня такое чувство, что я раздеваюсь перед тобой – снимаю одежду, бельё и кожу, а ты сидишь в своей любимой позе напротив, и глаза твои наполняются не растущим желанием, а оценкой великого ценителя. Хотя (ты и сама это знаешь) ты – не ценитель, ты – оценщик. Думаю, разницу объяснять излишне. Может, по тому, что тебе не нужно ничего объяснять, я тебя и?.... Ты хочешь знать самое жгучее? Хорошо. Я дам тебе это узнать. Более того, я дам тебе это впитать. И пусть история покажется тебе простенькой – но так ведь я не к сложности сюжета стремлюсь, как ты понимаешь, а к тому, что ты называешь «раздеться». Секунды капают. И льётся воск. Ни звука в комнате. Ни капли слёз. Ты пьёшь глотками, в которых боль. Сидишь напротив и ждёшь начала. Подними занавес. Я жду аплодисментов: хлопки ладоней твоих напоминают мне те побои, что ты мне устроила. Мне тогда понравился твой взгляд – ты не слёз моих ждала, ты ждала, когда я наконец скажу: «Хватит!». Итак, история. С чего бы её начать? С телефонного разговора? Нет, это было бы слишком просто – для нас, конечно же. А впрочем, пусть всё же это начнётся со звонка. Я не ждала его – это не твоё время. И твой голос был не твоим. Потому что это была не ты. - Алло! В трубке молчали, потом, видимо, решившись, меня впустили в себя. - Здравствуй, ты меня не знаешь. - И это было поводом для вашего звонка ко мне? –я попыталась пошутить, но голос мой был мягким, потому что – не знаю, как тебе это объяснить – я почувствовала, что нельзя нагрубить ей, нельзя дать ей положить трубку. - Ты меня не знаешь. И я не знаю тебя. Если бы трубку взял мужчина или твой голос был бы другим, я не стала бы говорить. - Мне нужно считать себя польщённой? - Да. У тебя есть шанс стать Ангелом. И даю этот шанс тебе я. Возьмёшь? - Сначала послушаю, с вашего позволения. – мне становилось всё тревожнее. Не за себя, а за этот голос. - Я сейчас буду умирать. - Нет! – это вырвалось из меня как пуля. - Да. – устало сказала она. – Я придумала новый вариант русской рулетки. Я собираюсь умирать сегодня. Я набираю цифры, и тот человек, чей голос мне понравится, может меня остановить. Три попытки при наборе цифр и полное безразличие людей в теории сводят мою игру к нулю. Но попыткой номер три оказалась ты и ….. - И тебе показалось, что игра ещё может получиться? - Я живу ….. – и она назвала адрес, потом повторила его ещё раз, как будто знала наверняка, что я записываю. - Я буду ждать ровно 30 минут. Если тебя не будет, я умру просто и без затей. Если ты придёшь, но не сумеешь меня уговорить, я умру. Я говорю тебе это на тот случай, если ты решила, что одно твоё появление заставит меня передумать. Голос был таким молодым и старым одновременно, что я невольно начала рисовать её портрет, хотя знала, что делать этого не стоит - реальности всегда не хватает воображения. Я ехала в машине и постоянно смотрела на часы. Мы остановились на светофоре, я посмотрела в окно и увидела цветы – настоящее буйство роз. И среди этого розового беспредела гордо выделялась чёрная. Одна. Я выскочила из машины: мне нужна была именно она. Я стояла перед дверью и смотрела на часы. Мне стыдно в этом признаваться, но, несмотря на жгучесть ситуации, я хотела, чтобы она нервничала, пытаясь угадать, следя за стрелками часов по ту сторону двери. Тридцать минут истекли. Я подняла руку, чтобы нажать кнопку дверного звонка. Дверь распахнулась. Пауза. Да, это была она. Она сказала: - Да, это ты. Господи, как описать её всю-всю, одним росчерком, одним взмахом? Женщина, которая моя – от кончиков рыжих волос до кончиков пальцев. Крупный рот, татарский разрез глаз, чуть вздёрнутый нос, россыпь родинок на шее. - Я подумала, может, ты изменишь своё решение. – сказала я. - Мне понятна твоя самоуверенность. Когда–то я тоже думала, что одно моё появление равно тому, что в комнату собственной персоной входит Его Величество Солнце. - Так я войду? – поинтересовалась я. Она отошла от двери. И потом, закрывая её, не дала мне и сантиметра лишнего места: я стояла, прижатая ею, а она равнодушно поворачивала замок: один, два, три оборота. Я подняла руку с розой чуть выше. Она взяла её за стебель. - А почему чёрная? - Меня чёрный стройнит. – шутка, конечно, вышла так себе. Но она могла бы улыбнуться вежливости ради. Она не улыбнулась. Хорошо, значит, шутить не будем. - Проходи куда-нибудь. - А где ты будешь умирать? - Там, где ты будешь меня останавливать. - А я не буду тебя останавливать. Она удивлённо повернулась ко мне. А через секунду сказала моим голосом: - Здравствуй, Женечка. - Здравствуй, Женечка. – тихим эхом откликнулась я. |