Элла Ольха.

 

ПОМИЛОВАТЬ НЕЛЬЗЯ.

 

Иван подхватил Ольгу на руки и закружил по двору. Она звонко хохотала, вцепившись мужу в шею. Вокруг них прыгали и смеялись дети:

Папа, и нас покружи, как маму!

И вас покружу, мои хорошие! – Говорил Иван и подхватывал на руки сразу двоих своих детей: Галочку и Машеньку.

Девочки визжали от восторга, мячиками перекатывались в материнские руки, уступая место старшему брату – Артёму. Отец кружил и его.

Пойдёмте ужинать. Картошечка готова и блинчики со сметанкой, как вы любите. – Приглашала Ольга семью в дом.

Все дружной толпой скрылись в доме.

Вера поджала губы. Везёт же этой Ольге. Вон как Иван её любит. Всегда все вместе и дети с ними. Надо же, видно часто любовью занимаются, раз троих детей уже сообразили. А Иван-то хорош собой! И отец из него заботливый получился. Она, Вера, могла быть на месте Ольги. Ведь когда Иван-сосед вернулся из армии, к ней свои стопы направил. Вокруг да около не ходил сразу в постель потащил. А она, Вера, и не сопротивлялась. Ох, и страстный он мужик в постели! Не смогла устоять. Не смогла. Только он недолго с ней тешился, сказал на прощанье:

Слаба, ты Веруня, на одно место, мне честная и верная жена нужна. Чтобы ни с кем, никогда, только со мной постель делила.

Найди сейчас такую. – Хмыкнула Вера, а сама подумала. – Придешь ещё ко мне. Где денешься. Знаю, что понравились тебе ласки мои.

Но больше не пришёл к ней Иван, не постучался в её окошко, как ни ждала, как ни звала. Встретила она его в кинотеатре с Ольгой. Русая коса ниже пояса, глаза голубые-голубые, застенчивая улыбка на белоснежном лице.

Скоро и свадьбу сыграли у соседа. Веру не позвали. Ольга расцветала с каждым днём. Иван мотался как заводной, устраивая своё семейное гнёздышко.

Жил они дружно и в достатке. Она тоже не ленивая была, хозяйка, ласковая к мужу и к детям.

Одно было плохо. Сильно ревновал Иван свою молодую, красивую жену, хотя та повода не давала. После редких, но бурных ссор, следовало страстное примирение со слезами и прощением. Все родственники знали ревнивый характер Ивана, поэтому старались даже не шутить по этому поводу.

У Веры до сих пор в глазах стояла сцена между мужем и женой, которую она ненароком увидела, возвращаясь вечером с работы.

Ольга развешивала бельё. Иван шёл со стороны огорода. Подошёл к жене, воровато оглянулся и запустил ей руку под юбку. Ольга засмеялась:

Ну, что ты, мой ненасытный, дети увидят.

А мы в сарай, на сеновал сходим, - горячо шептал Иван, целуя жену в шею и за ухом.

Ольга бросила бельё и, разомлев, повернулась к нему. Иван подхватил её на руки, и они скрылись в сарае. Вера подошла поближе и стала слушать. Её разобрала злость. Во, что творят, никого не стесняются! Она развернулась и, кипя злобой, пошла в дом.

Весь городок праздновал майские праздники. Люди собирались в шумные компании и веселились. У Веры сладко защемило сердце, когда за большим столом у своей подруги, она увидела Ивана с Ольгой. Тосты, музыка, веселье.

Вот уже и танцы начались. Ольга держалась на виду и поближе к Ивану, зная его крутой нрав. Вера пригласила его на белый танец. Во время танца жалась разгорячённым телом. Иван спокойно отстранил её, сказал насмешливо:

Не трись об меня, не обломится тебе. Лучше моей Ольги нету.

Нету! – Вера прищурила глаза. – Да твоя Ольга давалка ещё та.

У Ивана глаза налились кровью, он больно сжал Вере руку:

Думай, что говоришь. Ты видела?

Видела. Все знают, один ты, дурак, ничего не знаешь. Давно рогатый ходишь.

Ольга, пойдём домой! – Схватил Иван жену за руку и потащил домой.

Ванечка, что случилась? – Спрашивала перепуганная Ольга и почти бежала за мужем.

Сейчас разберёмся, что случилось! – Зло сказал он. Голову застилал тяжёлый туман.

Он втолкнул Ольгу в дом. Вытолкнул перепуганных детей на улицу, сразу набросился на неё:

- Говори, с кем постельную любовь крутишь? – Орал он. Руки сжаты в кулаки, глаза безумные.

Ольга пятилась с прихожей на кухню, муж наступал и наступал на неё.

Бог с тобой, Ваня, ты же знаешь, что я тебе верна…

Верна? – Взревел он. – Признавайся, под кого ещё подкладываешься?

Что ты говоришь, что говоришь, Ваня? – Такого разъярённого Ольга его ещё не видела.

Не скажешь? – Он пошарил по кухонному столу, наткнулся на нож.

Да, что ж говорить, Ваня, чиста я перед тобой. – Дрожащим, плачущим голосом оправдывалась Ольга.

А, так ты ещё и плакать. – Иван что силы ударил Ольгу в грудь остриём ножа.

Она вскинула на него изумлённые голубые-голубые глаза и прошептала:

Зря ты, Ванечка, одного тебя люблю, и любить буду… - Прошептала Ольга, оседая на пол.

Иван начал приходить в себя. Ольга лежала на полу в нарядном голубом платье, которое так шло к её голубым глазам, прижав руки к ране. Крови почти не было, только маленькая алая струйка прокладывала себе дорогу, по её застывшей руке.

Оля, Оля! – Крикнул Иван и опустился на колени. Она не дышала.

Всё, что происходило потом, Иван видел как бы со стороны: перекошенные ужасом детские лица, крики людей, скорая помощь, милиция, тёмная камера, допросы.

Он не мог вспомнить, сколько он времени провёл в следственном изоляторе. Помнил только зал, где проходило судебное заседание и лица людей: его осуждали и ненавидели. В зале была Вера. Наконец, смысл происходящего стал доходить до Ивана, и он услышал вопрос судьи:

Кто вам сообщил, что ваша жена вам не верна?

Соседка, Вера, - глухо сказал он и посмотрел на неё.

Женщина сжалась под его взглядом, ей хотелось сделаться маленькой и незаметной. И тут Иван чётко и ясно понял, она обманула его. Обманула! Она оговорила невинную Ольгу!

Гражданка, Вера Семёновна Дарина, вы подтверждаете тот факт, что жена этого человека, была неверна ему? – Строго спросил судья.

Я, я пошутила, - пролепетала Вера.

По залу раздался гул недовольных голосов. Пошутила? Как можно шутить с такими вещами, зная ревность Ивана?…

Ивану присудили пятнадцать лет строгого режима. Детей оформили в местный детдом. Так в одну минуту у них не стало мамы, папы, дома, который они так любили, где им было хорошо и уютно. И жизнь разделилась на две половинки «до» и «после».

Иван сидел на нарах и думал. Он думал, думал почти десять лет об одном и том же. Жить ему не хотелось. Он твёрдо знал, что нет ему оправдания. Нет. Он давно бы наложил на себя руки, но Ольга не давала.

Она каждую ночь приходила к нему. Он чувствовал запах её волос, тяжесть тела, слышал голос. Она садилась на краешек нар и с укором смотрела, потом тяжело вдыхала и начинала его корить. По её щекам медленно катились слёзы, она плакала о детях. На их долю выпала горькая сиротская участь. Как мог он допустить такое, как мог поверить в клевету?

Она подвигалась ближе и ближе. Ложилась рядом, прижималась к нему. Он чувствовал волнующие формы её тела, ему безумно хотелось заняться с ней любовью. Для него не имело значения живая она здесь или призрачная. Лишь бы не уходила, лишь бы была рядом.

Ты, отомстишь за нас? – спрашивала шёпотом. – Отомстишь? За нашу любовь, за наших детей, за наше счастье? Отомсти.

Отомщу, любимая, отомщу. Я ради мести живу. А так зачем мне жить? Разве простят меня дети? Разве прощу себя я сам? Как хорошо лежать рядом с тобой, родная. И в могиле с тобой вместе лежать, великое счастье. Заслужил ли я его? Прости меня, Оля. Прости, родная.

Прощу, отомсти за нас. Будем во веки веков вместе, и никто не разлучит нас.

Она тянулась к нему, обволакивая сладким туманом. «Благодарю тебя, Оля», - шептал он и погружался не то в сон, не то в беспамятство…

Соседи по камере смотрели на него, как на чокнутого. Это же надо совсем сбрендил мужик: по ночам с покойницей любовью занимается.

Вёл себя Иван беспрекословно. И уже через некоторое время его перевели на производственные работы, где платили хоть и небольшую, но зарплату. Работал он как одержимый. Заработанные деньги перечисляли на книжку. Он не тратил деньги даже на самые малые нужды, которые бывают у каждого заключённого. Он наказывал себя сам, как мог. Совесть – самое страшное наказание. От неё никуда не скроешься, не оправдаешься.

Летели зимы и вёсны. Иван отбывал своё наказание молча, безропотно. Он не писал на волю писем, не просил у детей прощения. Не было ему прощения: ни пред людьми, ни перед Богом. Не мог он даже представить себе, как в глаза детям глянет, что скажет.

Иногда казалось, что нет больше сил жить, с таким тяжким грехом на душе. Уж прекратить бы страдания, вечно ноющего сердца. Но являлся снова и снова светлый лик жены и просил: «Отомсти, Ванечка». И не мог он умереть, не выполнив её просьбу.

Выпустили Ивана раньше положенного срока, за примерное поведение. Он приехал в родной город поздно вечером. Шёл по знакомым улицам узнавал и не узнавал их. Вроде ничего и не изменилось. Всё, как двенадцать лет назад. И на улице такой же тёплый май стоит. Он брёл по улице, не узнавая людей, и его никто не узнавал.

В церкви, спрятавшейся за деревья, зазвонили колокола, призывая людей к вечерней молитве. Иван вздрогнул и медленно пошёл на звук колоколов.

В храме народу было мало, пахло ладаном, горели свечи. Он опустился пред иконой Божьей матери и замер. Слёзы катились по щекам, но он не замечал их.

«Господи, за что наказал ты меня? Как допустил такое злодеяние?» - беззвучно шептал он. К нему подошёл батюшка:

Сын мой, могу я облегчить боль твою? - спросил ласково и участливо.

Простите, святой отец, опоздал я. На двенадцать лет опоздал. Теперь мне никто не поможет.

Он поднялся с колен и зашагал прочь.

Он подошёл к дому, где был так счастлив. Жилище стояло пустое, с забитыми окнами. Огород и дорожки поросли бурьяном. «Так и вся моя жизнь - бурьяном поросла», - горько подумал Иван.

Иван, ты что ли? – окликнули его.

Он оглянулся и увидел деда Степана, живущего неподалёку.

-Я, - хмуро ответил Иван.

Дед Степан помялся немного. Он помнил его красивым жизнерадостным мужчиной. Теперь перед ним стоял худой, осунувшийся человек, смутно напоминавший того, далёкого Ивана.

Отпустили, знать. Отбыл наказание. – Сказал Степан, лишь бы не молчать.

За хорошее поведение, немного скостили, - Иван немного оживился, глаза блеснули. – Пройди со мной, коли, не боишься, а то муторно одному в дом заходить.

А чего мне бояться? Всяк знает, что из дикой ревности ты Ольгу порешил. А так кто про тебя, никто плохого слова сказать не мог.

Они зашли в дом. Пахнуло сыростью, застоявшимся воздухом. Иван тоскливо огляделся. Всё осталось, как было.

Никто здесь не жил с тех пор. Пробовали в наём сдавать, да никто не приживался. Сказывали, Ольга твоя по дому бродила, тебя и детей искала.

А Верка, как поживает? – Глухо выдавил из себя Иван.

А чего ей сделается бесстыжей. Всё мужиков меняет. Раз двадцать замужем была. У ней вся жизнь веселье. Знай пьёт, да гуляет. Дитя жалко, что на свет пустила. Пропадёт девчушка, по стопам мамаши пойдёт.

У неё, что дети есть?

Есть. Девчушка. Маленькая ещё, а уже все виды повидала. Загубит она деваху. – Вздохнул дед.

А отец кто? – Спросил Иван.

Да кто ж её знает? Поди, и сама-то не помнит. – Опять вздохнул дед.

А сейчас с кем живёт? – Осторожно спросил Иван.

Сейчас временно незанятая. Как бы отдыхает от полюбовников своих. – Выдал дед правду-матку.

Дед Степан ушёл через часик, горько жалея неприкаянного Ивана, сокрушаясь о его судьбе.

В полночь Иван тихо вышел из дома, направился к дому Веры. В одном окне горел свет. Занавески были прикрыты неплотно. Вера сидела пред зеркалом и завивала кудри на бигуди. Иван тихонько стукнул в окно. Вера метнулась на стук, будто ждала кого:

Саша, это ты? – шёпотом спросила она.

Я, я, - торопливо ответил Иван, радуясь удачи, - выйди на пару слов.

Сейчас, - Вера накинула кофту и вышла навстречу Ивану.

Луна стояла большая и полная, она заливала тусклым светом двор, отражаясь от белых стен дома, освещая бледное лицо Ивана.

Вера остановилась в нескольких шагах от Ивана. Она узнала! Узнала! Даже не по облику узнала, а всем своим существом почувствовала, кто перед ней стоит. Ужас сковал её тело. Она ждала этого дня, этого часа. Она знала, что он придёт. Только ещё не время, ещё не срок, хотела сказать она, но слова застряли где-то в горле.

Вера, зачем ты это сделала? – Бесцветным голосом спросил Иван.

Не знаю, - прошелестела одними губами.

Иван сомкнул руки на её шее, она не сопротивлялась…

Утром на могиле Ольги нашли мёртвого мужчину. Он умер от обширного инфаркта. В руке он держал записку, написанную корявым почерком: « Я прощён, не разлучайте нас»….