Порой мне кажется, что память, это всего лишь следы на морском побережье…. Без-жалостный прибой шаг за шагом, накатываясь на песок, смывает их, Словно время, мор-ская вода стирает все… Она, безжалостно размывает любые человеческие труды. Мне ка-жется, что любые воспоминания под действием времени превращаются лишь в размытый след на морском берегу.… Был ли ты счастлив с ней? Или не был? И почему вы тогда рас-стались? Зачем вообще все? А все, это и есть, следы, медленно, порой даже бережно, сти-раемые прибоем времени, под красным диском закатного солнца…. Полночь. Лето. Питер. Районы новостроек. Середина июля. В комнате нас двое. Ты сладко спишь на кровати. Волосы разбросаны по подушке, губы слегка увлажнены, на них играет счастливая улыбка. Ты очень красивая, и ты моя. Я с трудом могу поверить, что сегодня мы вместе последний раз, перед долгой, а может веч-ной разлукой. Я лежу рядом и смотрю на тебя. Мне не спиться, в горле комок. Хочется прижаться к тебе как можно крепче, дышать с тобой одним дыханием, чувствовать мягкий аромат ду-хов, идущий от бархата твоей кожи. Забавно, но мне сейчас кажется, что я словно верный пес охраняю твой сон. Я готов разорвать на куски любого, кто посмеет потревожить твой покой, или хотя - бы посмеет пытаться стереть эту счастливую улыбку с твоих губ…. Что ты видишь сейчас? Что тебе сниться? Может, ты видишь нас? И мы даже счаст-ливы? Я перебираю в руке волну твоих шелковых волос, и ясно понимаю, что жить без тебя я наверно не смогу, а еще, что ты самое красивое создание на этой планете… Я тихо, чтобы не потревожить тебя встаю и иду курить. Прохладно. Но это то время, когда воздух еще позволяет себе быть чистым, и про-зрачно свежим. Прошел дождь, и влажный аромат земли поднимается даже на высоту де-вятого этажа. Где-то вдали слышится песня очередной пьяной компании. Что же, всюду в этом мире царит жизнь. Ночь не такая и темная но грозовые серые тучи прикрывают свет луны, создавая эффект напряженного полумрака. Оранжевый огонек моей сигареты мерцает во тьме. В городе ночь никогда не бывает такой уж темной, но мне сейчас очень хочется, чтобы эта темнота длилась вечно. Мне хо-чется ощущать влажный воздух кожей, смотреть на умытые летней грозой улицы, и во-обще наслаждаться этой пустотой. И самое главное, хочется, чтобы ты была рядом. Ведь стоит утру, коснутся наших с тобой окон, как я буду должен тебя отпустить. С началом следующего дня ты будешь очень далеко. На сотни километров дальше меня. И у тебя бу-дет своя обустроенная жизнь. Как знать, найдется ли в ней место для меня? Или я оста-нусь лишь приятным воспоминанием. Я сейчас стою и думаю, почему я готов отпустить тебя? Я ведь прекрасно помню, когда мы ходили с тобой в военкомат оформлять какие-то бумажки для меня, и ты, видя, как новобранцев грузят в автобус, расплакась, вцепилась в меня, и сказала, что ты меня никогда и никуда от себя не отпустишь. Ты была тогда совсем девчонкой. Я прекрасно помню то морозное утро. И я, тогда целуя твои губы, пообещал тебе, да и себе, что мы всю жизнь будем вместе. Так как вы-шло так, что я отпускаю тебя этим утром? Как я смогу прожить без твоих зеленых глаз? Без твоих мягких губ? Без твоих нежных пальчиков касающихся моих щек? Как? Может мне хоть кто-то дать ответ? Да и кто-то в целом мире знает, как поступать в таких ситуа-циях? Мне чертовски больно, мое сердце готово сжаться от боли. Мне тоскливо, хоть вол-ком вой. И тут, позади меня со скрипом открывается балконная дверь. Ко мне выходишь ты, мой маленький ангелочек. Завернутая в плед, чтобы не замерзнуть, но босыми ножка-ми, ты смело ступаешь на охлажденный камень балкона. Ты замечаешь, что со стороны я выгляжу довольно нервно, с сигаретой в зубах, я стою, вцепившись в балконные перила. Тихонько, и мягко будто котенок, ты подходишь ко мне сзади, накрываешь меня пледом, обняв, кладешь мне голову на плечо. Ничего, го-воришь мне ты, все будет у нас хорошо, у нас не может быть иначе. Как бы я хотел, чтобы твои слова сбылись. Чтобы, отучившись там, ты вернулась назад, ко мне, а не к кому-то. Каким же зыбким мне кажется счастье в этот момент. Но пока, я просто наслаждаюсь мо-ментом, чувствую тепло твоих рук на своем торсе, ощущаю шелк волос на плече, чувст-вую тепло пледа, которым мы оба накрывшись, стоим. Не переживай, шепчешь мне ты, пользуясь близостью моего уха, я вернусь только к тебе. Я тебе верю. Но пока, пока мы две фигурки, укутавшиеся в шерстяной плед, омы-ваемые прибоем времени. Остатки ночи, я провожу в твоих объятьях. Сплю я неглубоко, то и дело, просыпаясь, но, чувствуя твое тепло, засыпаю спокойно вновь. Значит еще пара минут выиграна у времени для нас с тобой. Я просыпаюсь. Уже утро, тебя рядом нет. Ты хлопочешь на кухне, готовишь нам зав-трак. Мне хотелось встать раньше, чтобы самому что-нибудь сделать для тебя, но видать проспал я, где-то на полчаса больше чем рассчитывал. Мы едим медленно, наслаждаясь каждой минутой, которую нам предстоит провести вместе этим утром. Мы не торопимся и под теплыми струями в душе, наслаждаясь каждой клеточкой наших тел. Мы вместе, и нам не нужно никуда спешить. Пока… Нам пора. Может это странно, но я почти спокоен. Я чувствую тепло твоей ладошки, ощущаю вкус твоих поцелуев, мы как – будто специально, изо всех сил пытаемся доказать окружающим, что мы друг для друга значим. На самом деле самое главное друг другу мы уже доказали. Мне приятно видеть улыбки на лицах пассажиров метро, когда они замеча-ют наши объятия и поцелуи. Что же, хоть какое то развлечение для публики в душный час пик, и я чертовски рад, что для кого-то эта улыбка улучшит весь день. Ну, вот мы и на месте. Через пару минут ты от меня улетишь. Странно, но тебя про-вожаю тебя лишь я, и твоя мама. Неужели рейс настолько ранний, что никто из наших друзей не сумел быть рядом сейчас? Я настоял на том, чтобы твоя мама приехала отдель-но от нас. Мы ждали ее в уютном кафе, поедая мороженное. Почти перед самым вылетом появилась и она. По твоим глазам легко можно понять, что ты ей не рада… Я оставляю вас на пару минут, чтобы вы могли спокойно проститься, а сам иду к многочисленным ки-оскам, разбросанным по терминалу. Возвращаюсь с большой плюшевой пандой и букетом роз в руках. Прощаешься с мамой, идешь ко мне. Панда смотрит на нас грустными бусинами черных глазок-пуговиц. Неужели мишка тоже чувствует эту безмерную тоску? Ты нежно целуешь мишку в нос. Затем меня, но уже в губы, и долго и нежно, словно боясь оторваться. Над головой зазву-чал голос информатора. Пришло время прощаться. Я смотрю в твои глаза. На сей раз уже ничего не нужно говорить, потому, что все слова будут лишними, а еще банальными... Хоть и говорят, что от этих слов не устают, все равно говорить не хочется. Хочется смотреть в омуты твоих зеленых глаз, не думая ни о чем, кроме того, как я сильно я тебя люблю. Ты такая красивая сейчас… Светло синяя джинсовка, светло розовая маечка. Твои волосы, собраны в две косички, перехваченные красными шелковыми лентами, которые я тебе когда-то подарил. Ты смотришь на меня как тогда, тем утром возле военкомата. Я понимаю, что ты хочешь сказать, что-то, о чем сейчас думаешь, что-то, о чем я должен узнать именно сейчас. Но вместо слов по твоим щекам потекли слезы, которые ты так тщательно сдерживала с самого утра. Словно маленький ребенок, ты прижимаешься ко мне, пытаясь спрятать слезы, и я чувствую, как моя футболка начинает медленно намо-кать… Нежно целую твои губы, говорю, что люблю тебя, умоляю не плакать. Все. Тебе пора…Нет сил, что-то говорить, все слова уже сказаны. Последний поцелуй, медленно расцепляющиеся руки, и ты уходишь. Хрупкая девчонка, с волосами собранными в две косички, с медведем и розами в руках, медленно растворяется в тоннеле, ведущем на взлетную полосу. Ну, вот и все… больше нечего ловить, все, что надо я поймал. Как бишь там? Входи тихо, бери мало, уходи быстро. Воспользовавшись этой присказкой, стараюсь быстрее по-кинуть зал прибытия аэропорта, который начал стремительно заполняться людьми, и от-правиться куда-нибудь, где я смогу увидеть твой лайнер, взмывающий в серое питерское небо. Выход в соседнюю дверь и я рядом с взлетной полосой. Как раз во время, серебристо - синяя птица уже берет разбег. У лайнера нет памяти. Ему нет никакого дела до Крестов-ского острова, где так приятно гулять в любое время года, плевать ему на Зенит, на полу-живой питерский баскетбол, на концерты в Ледовом дворце, на небольшие кафешки на Васильевском острове… Нет ему никакого дела и до двух детей, которые росли вместе, а потом стали, друг для друга самыми близкими на свете. Он просто делает свою работу, этот самолет. Он не знает, или скорее даже не подозревает, о том, что творится на душе у его пассажиров. Это просто работа такая довезти всех из точки А в пункт Б. Серебристо синяя птица, качнув рулями высоты, ложится на крыло и уносится в се-рый небосвод. Странно, но к этому моменту тоски я уже не испытываю. Моя печаль теперь напо-минает мне вот это серое утреннее небо над Питером. Мне кажется, что любая невзгода в моей жизни, это всего лишь небольшой дождик, что все в моей жизни кончается так же внезапно, как и начинается. А в конце дождя, как известно, небо всегда становится отча-янно голубым. С моей души как будто сваливается камень. Через пару часов, у тебя будет новая жизнь. Новая страна, новая архитектура отлич-ная от наших тупых высоток, чужая незнакомая речь, в общем для тебя все начинается снова… А ведь мы даже о таком и не мечтали. Все верно, ведь мы думали о том, что всю оставшуюся жизнь мы проведем вместе. Но…из нас двоих немецким владела только ты. А я? Что же, я останусь ворохом приятных воспоминаний, а еще номером в необъятной записной книжке твоего мобильника… Я в тот день долго еще бродил по набережной в районе дворцовой площади. Как будто что-то пытался найти или вспомнить. А скорее искренне пытался понять, какое у нас теперь будет будущее. Или нет, правильнее сказать, каким оно будет у меня. Стоит мне отдать нас на откуп времени, которое постепенно бы воровало частички воспомина-ний о тебе, шаг за шагом, смывая их навсегда. Или же мне стоит отчаянно надеется, что ты вернешься, и, причем ни к кому-нибудь, а именно ко мне. Помню, что тогда решить что-то я не смог… Лишь помню, погода разошлась, и к обеду стало тепло и солнечно, был настоящий летний день. А еще помню, что на небе не осталось ни облачка, и оно было таким светлым и ясным, каким я не видел его ни до, ни после… Может, со временем, я просто разучился смотреть вверх? С годами я стал приходить к выводу, что все в этом мире относительно. Минуты тя-нутся бесконечно, дни плавно перетекают в недели, недели в месяцы, а месяцы в года. Нет времени, или желания, чтобы остановится и засечь, на что тратишь больше секунд, на что меньше и для чего ты тратишь их вообще. А в итоге, когда наступает осознание, неожи-данно понимаешь, что стал старше еще на год, а жизнь не изменилась. Закрыл глаза се-кунду назад, а когда их открыл, стало страшно, сколько ты пропустил. Ни к чему ближе не стал, ни от чего не отдалился, просто потерял время и силы. Время время… Кто-то его убивает, кому-то его катастрофически не хватает. Мы убиваем время, а оно в свою оче-редь убивает нас… Стоял почти такой - же июль… Только куда более жаркий, дождей не было казалось тысячу лет, город постепенно плавился от неимоверной жары. Все вокруг казалось, было готово высохнуть от ярких лучей такого странно жаркого июльского солнца. Довольный и почти счастливый я топал к себе домой. |