арт На самом деле я не понимаю тебя, но ты мне нравишься. Когда ты молод, то работаешь, потому, что считаешь, что тебе нужны деньги; когда ты стар, то считаешь, что тебе не нужно ничего, кроме смерти, поэтому зачем работать? Зашел поискать потерявшуюся рукопись, которая могла оказаться в комнате, поскольку я оставлял ее для всеобщего пользования, а на самом деле даже с инструкцией: Если ты не понимаешь этого Писания, выкинь его. Если ты понимаешь это Писание, выкинь его. Я настаиваю на твоей свободе и начинаю понимать, то, что славная мокрая щелка вглубь загибается, важно лишь для спуска. Спуск спускается, и ага... Но я лежал там двадцать четыре или, может быть, тридцать шесть часов, уставившись в потолок, пока соседняя квартира издавала скрипы любви, которые не беспокоили меня. В Париже холодными ночами жилые дома вдоль Сены уныло выглядят, как дома Нью - Йорка январскими ночами, когда негостеприимные порывы Гудзона бьют людей мокрыми клочьями из-за углов, но на берегах Темзы ночью, кажется, есть какая-то надежда в мерцании реки, что-то дьявольски полное надежды. И я увидел в конце концов парижанку своей мечты в пустом баре, где прихлебывал кофе. И тут входит прелестная парижанка такой медленной чарующей походочкой мол: некуда - идти, руки в карманах, говоря просто: "Ну как? Жизнь - то?" "Да так. Живу себе" И она бросает такую вялую улыбку, которая стоит больше, чем все ее нагое тело, по-настоящему философскую улыбку, ленивую и амурную и готовую ко всему. Ренуаровская женщина, которой больше нечего делать, кроме как зайти в бар и поддеть меня расспросами о жизни. Что за походка, что за ленивая грация. Песни Эдит Пиаф выражают такой тип парижанки: целые дни за ласканьем волос, на самом деле скука, кончающаяся внезапными ссорами из-за денег на шубку. Пожимаю плечами по поводу трагедии и красоты, зная все время, что это ни трагично, ни прекрасно, а просто скука в Париже и любовь, потому что больше нечем заняться. Стою на коленях в траве в полутьме, поливая эмалевой краской бумагу и дуя на нее, пока она не распускается и не смешивается, и это будет великий шедевр, пока внезапно бедный жучок не приземляется на нее и не застревает. Поэтому я трачу последние минуты сумерек, пытаясь высвободить жучка из моего липкого шедевра, не сделав ему больно или не оторвав ему лапку. Потом лежу там и смотрю на бьющегося в краске жучка и понимаю, что мне никогда не следовало писать его ради жизни этого жучка. Благословите маленькую мушку не убивайте больше. не работайте на бойнях. |