Травы, кустарники, деревья мелькали в его болезненно расширенных глазах, что-то беспощадно царапало, кусало, щипало раненое тело. Он учащенно дышал, но дыхание сбивалось и терялось. Он бежал... он убегал, оставляя горячий кровавый след на яркой зелени разнотравья. Где-то, недалеко от сердца, билась скулящая боль, разливаясь слабостью по всему измодженному телу. Он слышал эту боль, он уже не чувствовал, но бежал, бежал, бежал... И травы, кустарники, деревья мелькали в его мутнеющих зрачках, почти бессознательно устремленных вперед. В голове жужжали обрывки только одной мысли – «охотник... собака... быстрее... убежать... я смогу... я силен...быстрее». Боль, наслаждаясь своей властью, резвилась в последних судорогах, бросая беглеца то в жар, то в холод. Он задыхался, но бежал...

Теплый очаг – норка, сопящие пушистые комочки – его малыши, она – любящая заботливая хлопотунья-жена мелькали в его уже помутневших глазах. Темно... невыносимо холодно и страшно... Он уже не бежал, что-то засасывало, тянуло его вперед, сжимая маетную душу. Он слышал эхо своего дыхания, но где-то там, далеко от него, позади. Ослепляющая вспышка... Удар... Измученный и жалкий, он упал к чьим-то ногам. И вдруг... наступила необыкновенная, сладкая тишина – божественное спокойствие заполнило его. Всеподчиняющий голос позвал: «Сын мой! Встань! Ты чист передо мной. Я дарую тебе другую жизнь – человеческую...»

 

Когда на синеющем небе погас страстный взгляд последней звезды, у охотника родился сын, крепкий, резвый мальчуган. Радостный отец повесил над его колыбелькой новенькое ружьишко. Он не знал, что оно выстрелит только единожды – в него самого!