Новый год к Федору Петровичу пришел неожиданно. Помнится, осенью Федор Петрович зажег камин, сел в кресло и закурил трубку, как кто-то резко и настырно постучал в дверь. Открыл Федор Петрович, а на пороге Новый год. Неудобно стало хозяину: гость пришел, а в доме ничего не готово. Занавески не постираны, носки не заштопаны, лампочка в прихожей и та вкручена кое-как.

Сел Федор Петрович на приступочку и заплакал. Новый год тоже расстроился: вдруг из-за него Федор Петрович так горько стенает и слезы льет?! Сел Новый год рядом, за плечо Федор Петровича обнял и спрашивает:

- Что, Федор Петрович с тобой приключилось? Из-за чего слезы горькие льешь? – спрашивает гость незваный, а сам в глаза смотрит, не проговорится ли Федор Петрович, что из-за Нового года так расстроился.

- Я, - отвечает Федор Петрович, - раскис в последнее время. Плачу себе тихонько. Трубку курю - плачу, у камина сижу – плачу, даже когда телефон звонит, трубку не беру – бес толку, слова сказать не могу – плачу.

- А не из-за меня? – спрашивает Новый год и ласково Федор Петровича по плешке гладит.

- Ну, что ты! Ты мой старый приятель. Сколько раз вместе пили …- молодец Федор Петрович. Сумел на провокации не поддаться. Скажи не то, съел бы его Новый год. Вытер бы окровавленные руки о грязные занавески Федор Петровича, выплюнул бы косточки и пошел в следующий дом.

- А почему тогда?

- А как мне не плакать? Пришел, можно сказать, друг, а у меня носки не стираны, жена к бабушке на Брянщину укатила, в холодильнике только пельмени, …

- Врешь ты все! Говори честно, почему ревешь, как корова? Не скажешь – считай, что я к тебе не приходил. Живи в старом году.

Пуще прежнего завыл Федор Петрович. Воет и нет-нет, да одним глазком на Новый год посмотрит. Для эффекту Федор Петрович принялся в платок сморкаться, и им же слезы вытирать. Не столько вытирает, сколько сопли по физиономии размазывает. Разозлился гость, стукнул Федор Петровича, но не сильно, а больше для острастки.

- Будем сознаваться? Или еще раз поддать?

- Я так не могу! Мне человеческий подход требовается! – закричал Федор Петрович и понял, что плачет уже по-настоящему. Это его еще больше расстроило, и он решил ни за что не говорить Новому году, что вчера потерял вставную челюсть, что второй день сидит голодный, что из-за этого у него пропало настроение по самым скромным подсчетам на ближайшую праздничную декаду, что, знай Федор Петрович о таком развитии событий раньше, он непременно попросил бы Деда Мороза подарить ему челюсть, а теперь сиди и мучайся, … Многое в этот вечер угнетало Федора Петровича, казалось ему не справедливым и пробуждало самые темные стороны души.

Новый год бился с Федором Петровичем до самого утра. Ничего не помогало: ни наручники, ни бейсбольная бита, ни уговоры в промежутках. Гость сдался, плюнул в сердцах на пол и ушел. Ему вдогонку Федор Петрович из последних сил пожелал забыть дорогу в свой дом.

Вечером второго января Федор Петрович очнулся в чулане, где его так нещадно мучил Новый год. Рядом с собой на полу он увидел челюсть и вспомнил, как и при каких обстоятельствах она сюда попала. Обрадованный Федор Петрович поднялся и поковылял к ларьку.

Все, кто видел Федор Петровича в период со второе по пятнадцатое января, с удивлением вглядывались в синяки, цветущие на лице Федор Петровича, словно яркие тропические рыбки и делали выводы, что и они, конечно неплохо провели Новый год, но до Федор Петровича им далеко. А, казалось бы, человек солидный, в возрасте!..

Новый год решил на Федор Петровича не обижаться. Пришел еще раз в мае, когда жена Федор Петровича снова умотала на Брянщину, и подарил вставную челюсть из чистого золота.

Чуть не забыл! Когда Федор Петрович с друзьями-сварщиками пошел в баню, эта челюсть ему так язык обожгла, что Федор Петрович месяц говорить не мог и все писал на бумажке. Его за такие фокусы даже продавцы пару раз побили – думали, издевается.

Правильно! Не клади в бане челюсть на полок! Хорошо об нее еще никто не споткнулся и ногу себе не сломал.