Что хочет автор. Литературные конкурсы

После завершения учебы работал корреспондентом в региональных изданиях от городской до областной газеты. В течение двух лет был редактором производственной газеты. Основная тематика публикаций: политика, социальные проблемы, история. Работал на частном телеканале сначала как редактор отдела новостей, затем как редактор рекламного агентства.

Я не пытаюсь чему-то научить или же подать пример для подражания. Моя задача гораздо скромнее: поставить вопрос и попытаться найти возможный ответ, не претендуя однако на абсолютное знание.

О себе нынешнем сказать особенно нечего. С лета 1998 года постоянно живу в Германии. Пишу. Не страдаю от недостатка идей. Скорее наоборот, они теснят меня со всех сторон, и каждая требует к себе особого внимания. Поэтому регулярно сажусь к компьютеру и борюсь с ними. Кажется, успешно...

Автор книги фантастической прозы "Город на холсте"

ТВОРЧЕСТВО НАШЕГО ГОСТЯ:

Записки о методе

Пара слов для пояснения замысла и запугивания читателя

Данный текст не является комментарием к повести «Закрась все черным». Читатель, жаждущий пояснений к ней, может не тратить свое время на чтение нижеследующих заметок. Ибо речь в них пойдет в основном о методе, согласно которому написана эта и другие повести, входящие в цикл «Книга Ночи».

Разумеется, автор сознает практическую бесполезность своей затеи. Дело не в том, что описать метод, основанный по большей части на субъективных авторских ощущениях, достаточно сложно. Подобная инструкция по применения ничего не даст собратьям по перу. Разве что развлечет на досуге. Для самого же автора смысл предприятия заключается в том, чтобы впервые попытаться изложить ясными словами, поисходящее как бы само собой.

Сам метод я называю «музыкальным», поскольку в основе его извлечение творческой идеи из музыки, точнее из сочетания мелодия-голос. Не скажу, что это название удачно, но иного у меня нет.

Для более точного и широкого описания метода автор вынужден ссылаться и на другие свои тексты, размещенные на сайте.

Мелодия текста

В начале звучала музыка. Точнее – песня. Слова на незнакомом языке были невнятны, но сочетание голоса и мелодии создавало настроение. Одноклассник, слегка владевший этим языком перевел название: «Нарисуй все это черным». Двадцать лет спустя выяснилось, что перевод был неточен. Тогда, когда одолеваемый забавной ностальгией я принялся выискивать записи тех мелодий, что ласкали мой слух на исходе школьных лет. (В Германии тоже ностальжируют по тем годам, только мелодии, по большей части, - иные). Из поездки в родные края я приволок кучу кассет, в том числе, и с этой песней. Включил магнитофон, и на меня обрушилось то самое настроение. Только теперь знал я, что с ним делать.

Открыл новую страницу в «Word» и занес туда название будущего текста. И ни слова больше. Пока это была лишь идея, жаждущая выплеснуться в слова.

Прошло какое-то время. Я писал «Леди Джейн» и с удовольствием осваивал просторы герцогства Найт. Но однажды зимним вечером пушествие мое оборвалось буквально на полуслове. Я открыл ту самую страницу с названием и быстро настучал: «В этом баре Танита никогда не работала». И еще полтора десятка предложений. Внимательно прочитал написанное. Теперь я понимал, о чем эта история...

Миновало еще несколько месяцев. После «Леди Джейн» я неожиданно для себя ввязался в новую внезапно возникшую историю. Но по мере продвижения к финалу меня все больше тянуло навестить Таниту, одиноко сидевшую в баре над стаканом третьесортного виски. И я не выдержал. Ибо сюжет, как вино, не должен перестаивать. Он от этого портится.

Языка, на котором исполнялась песня-настроение, я по-прежнему не знал. Но однажды, когда текст был уже написан примерно до середины, я показал его Злому Критику (Обычно я поступаю иначе и предлагаю ему посмотреть уже завершенную рукопись). Злой Критик как всегда въедливо прочитал. «У тебя название неверное», - заметиил он. – «Танита ведь не будет ничего рисовать, просто зальет мир Тьмой». Я объяснил ситуацию. «Тебе неточно перевели», - фыркнул он – «Песня так и называется: «Закрась все черным».

Злой Критик свободно изъясняется на трех иностранных языках (а на этом – особенно хорошо), и я даже не думал с ним спорить. Только спросил, внутренне сжавшись: «А перевести всю песню сможешь?» Он вслушался в слова и начал выдавать подстрочник. А я так и застыл с отвисшей челюстью.Это было то самое настроение, только словами переданное, давшее мне изначальную идею текста.

Падение сюжета

Не знаю, имеет ли отношению к этому закон всемирного тяготения, только сюжет, из музыки возникший, всегда падает. Ускоряясь по ходу движения. Примерно как лавина с горы. Или камень. Сначала название и смутное чувство, что из этого получится нечто. Затем имя обрастает темой. А следом (но не всегда сразу) приходят первые слова. Они обычно самые правильные и их просто необходимо записать. Ибо в них заложена бомба сюжета, которая, уж будьте в том уверены, непременно взорвется. В случае с Танитой мне пришлось резко притормозить в начальной точке, поскольку в тот момент мои отношения с леди Джейн зашли столь далеко, что откладывать на потом разрешение конфликта не представлялось возможным. После случилась скоропалительная история с Элис («Живя поблизости с Элис») и так вышло, что к Таните я вернулся нескоро, а именно тогда, когда она крепко стукнула кулаком по столу, за которым и восседала.

Я бы соврал, если бы позволил себе утверждать, что дальше все пошло как по маслу и слова прямо-таки сыпались из меня. То есть они, конечно, сыпались, но сюжетная линия в какой-то момент обрела столь забавные очертания, что почудилось мне: не справлюсь я с ней.

Я, изволите видеть, в сущности человек мирный и предпочитаю понапрасну на героев своих не наседать, предоставляя им почти полную свободу. Право мое и обязанность – создать отправную точку, откуда и пойдут они своим путем, следуя логике характеров и событий. Вот они с легкой руки Таниты и забрели, что мне самому ужасно интересно стало, как же она и всего этого выпутается. В том что все-таки выкрутиться и даже не без успеха, я с определенного момента не сомневался. Так прямо и сказал Злому Критику, на что тот по обыкновению лишь улыбнулся хищно: «Почитаем».

Впрочем бывали (и есть) случаи, когда финал изначально известен мне. Упрощает ли это задачу? Увы, нет. Ведь до него, родимого, надо еще добрести.

Правило имен

Самое загадочное в процессе творения – это обретение персонажами имен. Имена должны быть единственными и подлинными, их невозможно выдумать по легкомысленному произволу, их надобно принять как данность и примириться с этим. Понимаю ли я, откуда они приходят? Иногда это очевидно, но чаще – нет. При желании мог бы объяснить происхождение имени Танита (Лилит, Питер Саймон в таком комментарии явно не нуждаются). Но почему юную миллионершу из «Живя поблизости с Элис» зовут Анита Винсборо? Да просто потому, что таково ее имя.

Впрочем, в «Закрась все черным» по причине некоторой заданности сюжета я просто должен был ввести некоторые узнаваемые знаковые имена, а, стало быть, подумать над этим. Однако Мэгги O` Хара не стала ждать завершения моих раздумий и пришла сама. А я не в обиде на нее.

Особый случай – повесть «Леди Джейн», где большинство имен складываются в сознательно созданную автором мозаику, отсылая читателя, обнаруживщего ее к литературным произведениям английских авторов и определенным событиям позднесредневековой британской истории. Эта разновидность литературной игры, впрочем, не влияет на восприятие основного смысла повести. Можно сказать, автор играет сам с собой.

Имена, как правило, приходят англоязычные, что очень даже естественно. Любой иной язык невольно ассоциируется с конкретной страной, ее обычаями и - что особо существенно для – верой. Английский же за свою всемирную распростаненность платит обезличиванием, человека носящего англоязычное имя можно вообразить где угодно, в любых обстоятельствах. А сюжет - в данном случае – требует географической свободы. Ибо место действия несущественно, важно лишь событие.

Кое-что о свободе воли

Читатель (если он терпеливо добрел до этих строк), уже наверное понял, что персонажи «ночных» историй – существа весьма своевольные. И если они приходят со своими именами, закономерен и следующий вопрос: а кто, собственно, рассказывает историю? С глубоким прискорбием, нисколько себя не щадя, вынужден признать: они, все они, родимые. Сам я, видите ли, то ли чрезмерно ленив, то ли достаточно умен, чтобы не мешать им. В конце концов это их истории. Я только подбираю верные слова.

Уже слышу встречное возражение: а почему тогда «Закрась все черным» написано от третьего лица? Ну, во-первых, не совсем от третьего. Бдительный читатель все же заметил, что происходящее описано с точки зрения Таниты (которую автор не вполне разделяет, однако не считает возможным затыкать ей рот), как бы ее глазами. А события, происходившие без ее участия, рассказаны Таните другими персонажами, но никак не автором. Стало быть, лицо все-таки первое, но несколько замаскированное. («Элис», «Леди Джейн» изложены от первого лица, а в «Я встречу тебя в полночь» - три вполне равноправных расказчика).

А, во-вторых... а во-вторых я изначально знаю, какой текст пойдет от первого лица, а какой будет «замаскирован». Причин тут несколько, но отчетливо я могу объяснить лишь одну из них. Если повествование пойдет от отправной точки к финалу без серьезных отступлений в прошлое, то, скорей всего, рассказчик будет «замаскирован». В противном случае будет изложение от первого лица. А если потребуется посмотреть на события с очень разных позиций рассказчиков будет несколько. Впрочем, и это правило не без исключений.

Принцип театрализации

Собственно говоря, принцип театрализации не принадлежит исключительно музыкальному методу. Я использую его и текстах, написанных по иным правилам. Но поскольку роль его значительна, стоит замолвить и о нем несколько слов.

Вы, наверное, заметили, что в «Закрась все черным», равно как и в других текстах, описания места действия, да и самих героев достаточно скупы. Причин тому несколько.

Современный читатель, обремененный кино, телевидением, интернетом, а также множеством книг, сотворенных в иную, не столь техническую эпоху, уже не нуждается в подробных описаниях. Для него, скажем, Африка не есть некое экзотическое место, где в основном обитают темнокожие люди, что-то вполне конкретное, причем у каждого человека – свое. Грубо говоря, он – читатель нынешний – способен эту Африку вообразить самостоятельно в меру накопленных им общих знаний. И майн-ридовских введений в место действия ему не требуется.

То же самое и с героями. Любые их описания нужны ровно настолько, насколько связаны с сутью дела. А вся прочая информация может быть опущена без ущерба для текста и для читателя, который даже не заметит этого. Скажем, в «Закрась все черным» нигде не указано, чем занимаются в мирской жизни ученики Кроткой, исключая Мэг (в ее кафе происходит важный разговор). Но разве это повредило тексту?

Но есть и другая сторона вопроса. Представьте себе абсолютно пустую сцену, над которой висит белая табличка, например, с надписью «Лес». Но вот на сцену выходят актеры, и зрительный зал начинает верить, что перед ним самый настоящий лес. Принцип театрализации в том и заключается, чтобы, используя необходимый минимум средств или говоря словами старого актера «экономя жесты», все же достичь максимально возможного результата. На мой, безусловно предвзятый взгляд – это стоящая творческая задача. И я пытаюсь справится с ней.

Эпилог, или что осталось за кадром

Приближаясь к завершению своих, боюсь, несколько сумбурных заметок, я вынужден признаться, что один наиболее существенный и, соответственно, самый субъективный момент описываемого процесса остался за пределами данного повествования. Читатель вправе спросить, как автор находит мелодию, дающую толцок к новому сюжету? И какой она должна быть? Увы, всякая попытка объективного ответа в данном случае обречена на неудачу. Ну подумайте сами, что объединяет Пола Маккартни, Лакримозу, ДДТ и Роллинг Стоунз? Разные исполнители, непохожая музыка, но за каждым – своя история.

У вас есть предположение, откуда все берется? У меня есть одно, но стол нереалистическое, что я лучше оставлю его при себе, то ест за пределами данного текста.

Cумерки души

На опустевшем дворе

Плакал так жалобно, звонко

Кем-то забытый дождь

***

Как высока, как печальна

Тихая музыка ночи.

Молча блуждаю по саду.

***

И подойдут холода.

Дверь отворю и с поклоном

Выйду к гостям долгожданным.

***

Гость запоздалый у двери

Мнется, войти не решаясь.

Дождь за моим окном.

***

Дождь, мой настырный сосед,

Громко в окно мне стучится.

Хочет поговорить.

***

В дом постаревший вхожу:

Ни огонька, ни души.

Мы разминулись с отцом.

***

Яркие угли костра

Залиты черной водою.

Быстро погас зимний день.

***

Утро. Но медлит рассвет:

Зимнее солнце лениво,

Словно жена в воскресенье.

***

Солнца пылающий шар

Дети забросили в море.

Взрослым его не достать.

***

Из почерневших снегов

Выглянул первый подснежник.

Знать, оживает душа.

ИНТЕРВЬЮ:

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Здравствуйте, Игорь! Рада встрече в нашей гостиной. Как и полагается, встречаю гостя хлебом-солью. Стол накрыт. Самовар готов.

Присаживайтесь, будьте как дома.

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Добрый вечер, Елена! Чашка с чаем на столе, можно начинать.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Игорь, Читатели хорошо знакомы с Вашим творчеством, давайте познакомимся с Вами. Расскажите о себе: где родились, где проживаете? Расскажите о среде, в которой Вы воспитывались?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Родился я в маленьком и достаточно старом городе Азове. Обычное дворовое детство с жестким делением на своих и чужих. Некоторым противовесом этому был большой город Ростов-на-Дону. Если бы я однажды не перебрался туда, то вряд ли стал таким, какой я сейчас. Это произошло, когда я после армии поступил в университет на отделение журналистики. Почти вся моя дальнейшая российская часть жизни связана с Ростовом.

Сейчас живу в крошечном городке Майнц-Кастель на берегу Рейна. Это собственно даже и не город, а пригород другого по немецким понятиям крупного города Висбадена, хотя чисто исторически он имеет особый статус.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Кто оказал основное влияние на формирование Вас, как творческой личности?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: В первую очередь, люди - преподаватели и практики, учившие меня журналистике. Общение с ними, иногда жесткие споры (не только и столько о творчестве) много дали мне. А кроме того круг ростовких поэтов и бардов, называвший себя "Заозерная школа" (по аналогии с объединением английских романтиков "Озерная школа"). Здесь нет смысла говорить о каком-то прямом влиянии, тем более что стихи у меня сейчас случаются крайне редко. Но это было общение, обогащавшее душу.

Ну и конечно книги. Очень разные книги.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Ваши первые шаги на пути творчества; чувства, связанные с этим? Осознание своего призвания приходит в детстве или...?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: В раннем детстве я был неплохим рассказчиком. В пионерских лагерях пересказывал своим друзьям прочитанные истории, изрядно добавляя от себя (все это было в эпоху советского книжного дефицита). Потом попытался сочинять сам. Выходило подражательно, скучно и непонятно о чем. То есть уже хотелось что-то сказать, но было нечего. Так уж получилось, что в серьезном творчестве я оказался "поздним ребенком". Первые чего-то стояшие стихи появились уже после 20-ти, а проза - после 30-ти.

НАТАЛЬЯ БАЦАНОВА: Здравствуйте Игорь!

Раньше мне не приходилось встречаться с Вами, но на этой страничке прочла Ваши "Сумерки души" и эти коротенькие изречения настолько поразили меня, что теперь обязательно схожу к Вам в гости и познакомлюсь поближе с Вашими творениями!

Вы любите дождь? Я например с ним не дружу, люблю наблюдать его только через окошко, а у Вас столько грустно-теплых слов о нем!

Рада встрече с Вами. УДАЧИ!!! Наталья.

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Здравствуйте, Наталья! Мне очень хорошо пишется, когда дождик стучит в окно. А еще под дождиком, если он не слишком сильный приятно бродить, выхаживать мысль. Некоторые мысли имеют противное свойство настигать в движении, за столом они никак не хотят высиживаться. А дождь задает ритм, помогает собраться. То есть на самом деле кажется, что ни о чем особенном и не думаешь, и в то же время думаешь о многом.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Игорь, расскажите о самой первой публикации в Вашей жизни? Что это было - статья, стихотворение, рассказ?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Первой публикацией была крошечная заметочка в городской газете о каком-то школьном мероприятии. Последовала несколько преувеличенная реакция одноклассников. Ну как же напечатался в газете как взрослый. На самом деле ничего интересного она собой не представляла.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Помните ли Вы самую первую критику в своей жизни?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Первая критика связана со следующей публикацией. Чтобы поступать на отделение журналистики нужны были опубликованные материалы для прохождения творческого конкурса, который предшествовал экзаменам. Я попытался сунуться в областную молодежную газету, сочинив своего рода рецензию на один нашумевший тогда заграничный фильм. Статейка была полна скучнейших штампов, но вимдимо какой-то проблеск мысли в ней имелся. Потому что я получил письмо с разгромной критикой и приглашением приехать в редакцию пообщаться на тему внештатного сотрудничества. Редактор отдела культуры Валерий Яловой и был моим первым учителем в практической журналитике. Он преподал мне несколько жестких уроков, которые безусловно пошли салаге на пользу.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Вы - журналист, поэт, писатель... Лучше расставьте сами по степени важности для Вас.

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Если говорить о сегодняшнем дне, то я прежде всего прозаик. Был период, когда на первом месте стояла поэзия, но уже в прошлом. С того момента, как я осознал, что наиболее важные для меня темы я не могу выразить поэтическими средствами. В Германии я окончательно расстался с повседневной журналистикой то есть с тем образом жизни, когда журналистикой зарабатываешь себе на пропитание. Дело не в том, что в стране чужого языка трудней реализовать себя в такой работе. В Германии есть русскоязычные газеты и журналы, было даже телевидение, пока не перекочевало в Штаты. Да и сейчас предпринимаются попытки организовать местные русские телеканалы. Просто с какого момента такая работа - поиск новостей и связанная с этим необходимость знакомиться с новыми людьми - перестали доставлять мне удовольствие, превратились просто в службу. Это произошло еще в России, когда я работал редактором новостей на частном телеканале. При этом такая деятельность все равно требовала огромной творческой отдачи. И почувствовал что на другое более важное для меня творчество сил почти остается. Я перевелся редактором в отдел рекламы, где работа была организаторско-техническая и потому более спокойная, хотя иногда приходилось работать и в выходные. Да и потом в Германии на телевидении у меня была техническая должность и это меня вполне устраивало. Именно тогда я смог собраться с мыслями и начать свою Книгу Ночи.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Что значит для Вас чувство Родины и родины?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Я сумел прижиться в Германии, найти в ней свое место, знаю немецкий настолько, что чтение книг на этом языке и просмотр фильмов доставляют мне удовольствие (хотя мой разговорный немецкий все еще достаточно плох). С родиной меня связывают только близкие мне люди, оставшиеся там. Много ли это или мало? Не знаю...

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Расскажите, какими судьбами Вы оказались в Германии?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Так уж сложились личные обстоятельства. Возникла такая возможность, и я решился. Иллюзий насчет сладкой заграничной жизни не было. Понимал, что все придется начинать с нуля. Быть может, за этим стояло желание что-то серьезно поменять в своей жизни.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Игорь, первое мгновение в чужой стране: Ваши чувства, мысли?!

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: А приехал я в Германию рано утром, около шести. Вывалился с кучей вещей на главном вокзале во Франкфурте-на-Майне. А вокруг люди, говорящие на почти незнакомом мне языке. Почти, потому что немецкий учил и школе и в университете, но всегда с ощущением, что это мне никогда не пригодится. В голове оставались представления о грамматике и некоторое количество слов, которые я способен был воспринимать на слух. И полное отсутствие разговорной практики. Франкфурт не был конечной точкой путешествия, Нужно было добраться до однорго мелкого городка, местонахождение которого я не знал, и сделать это по возможности побыстрее. Кроме того часть наших вещей ехала отдельно и необходимо было выяснить, как нам их получить. Не придумав ничего лучшего, я обратился к служащему камеры хранения. Не знаю как, но он меня понял. И спросил, откуда я приехал. Услышав ответ, повел меня к билетным кассам. Там работала молодая женщина, немного говорившая по-русски. У нее и удалось все выяснить. Можно сказать, Германия приняла меня дружелюбно.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Какой сейчас Вам видится Россия? Стираются ли недостатки в моменты ностальгии?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Я слишком далеко и долго живу вне России, чтобы судить о происходящем в ней. У эмигранта всегда своеобразный взгляд на оставленную родину. Что-то со стороны видится лучше, а для иного не хватает именно взгляда изнутри. С какого-то момента обнаружил, что читая в интернете российские новости, встречаю много имен, которые мне ничего не говорят.

Ностальгии у меня нет. Попытка прижиться в чужой почве удалась, и я чувствую себя в Германии вполне уютно. А недостатки... разве у Германии нет своих недостатков и неудобств. И вообще существует ли идеальное место без недостатков?

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Вернемся к Вашему творчеству... Имеет ли право на существование понятие "творческая зрелость"? Вы достигли творческой зрелости?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Творческая зрелость - это по-видимому то состояние, когда, написав дрянь, ты в состоянии, трезво взглянув на текст, честно сказать себе самому: "Да, это дрянь, надо изложить иначе". Такого уровня я еще не достиг. Иногда кажется, что все получилось здорово, но тут приходит Злой Критик, читает и говорит мне: " Вот тут ты написал что-то, что понятно лишь тебе одному. А теперь объясни всем остальным".

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Назовите имена любимых писателей, которые в какой-то степени повлияли на Ваше творчество?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Ох, Елена, это был бы большой списочек. Хотя и влияние тоже разное. У одного привлекают идеи, у другого - их воплощение. На втором курсе университета одна моя знакомая заразила меня японской прозой. И если Кавабата восхищал меня подчеркнуто отстраненной манерой изложения, когда кажется, что историю рассказывают сами ее герои, а автор книги как бы и не при чем, то Кэндзабуро Оэ заставил задуматься о многом, что прежде просто не приходило в голову.

Нечто подобное потом происходило и с латиноамериканцами и не только с ними. Одно время для меня был очень важен Андрей Битов...

И опять же я бы не стал говорить о прямом влиянии. В период активного чтения-узнавания-освоения прошел раньше, чем я всерьез начал писать прозу. Но время от времени это прочитанное-освоенное дает о себе знать, иногда довольно неожиданным образом.

Впрочем сейчас по творческим обстоятельствам приходится больше читать историческую специальную литературу и мемуары.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Любимые поэты?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Когда-то на первом курсе заспорили в моем присутствии два сокурсника: кто лучше Есенин или Маяковский. Спорили долго и наконец, исчерпав аргументы, обратились ко мне: а тебе кто больше нравится? Блок, ответил я.

Это верно и сегодня. Блоку - первое место. А потом Вяч. Иванов, Цветаева, Волошин, Ли Бо, Ван Вэй, Камоэнс... и это тоже не полный список. Из бардов мне ближе всего Дольский и Лорес.

ДМИТРИЙ КОМАРОВ: Игорь, добрый вечер!

Присоединяюсь к одному вопросу... :)

Карлейль писал, что писатели творят будущее, ибо их идеи в том или ином аспекте строят в реальной жизни их читатели. Или пытаются строить…

К чему я так иносказательно?..

Поделитесь информацией о Вашем литературном меню идей. Please…)))

Что любили в детстве? Что сохранило свое влияние с тех пор?

А что сейчас? Чьи идеи участвуют в Вашей жизни, чьи строки?

С уважением,

Д.К.

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Здравствуйте, Дмитрий!

Мне представляется неверной мысль о том, что писатель должен неприменно чему-то учить читателя. Навязывание другим собственных ошибок и заблуждений - занятие неумное и небладарное. Как читатель я органически не выношу авторов, назойливо втолковывающих свои возлюбленные идеи. А с другой стороны, не имею мысли задушевной, стоит ли вообще напрягаться?..

Кто-то сказал, что на самом деле писатель пишет всю жизнь одну книгу. С некоторых пор у меня возникло тоже подобное ощущение. Мне интересен человек в момент решающего выбора (той самой точки разлома), поскольку я убежден, что ни героем, ни подлецом человек не рождается. А говорить заранее, что в такой-то ситуации я поступил бы только так и никак иначе - как минимум признак самоуверенности.

Другая тема, тесно связанная с этой - темные стороны души человеческой, например разрушительная любовь. Сейчас дописываю условно фантастическую повесть (всей фантастики в ней - способность главной героини исполнять чужие желания). История о том, как бессмысленно жестокий поступок компании подростков стал определяющим не только для их собственной судьбы, но и для их детей. А отправной точкой послужила старая, вполне безобидная песенка совершенно иного содержания. Так происходит почти со всеми "темными" сюжетами. Как это "работает" я пытался рассказать в статье "Записки о методе".

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Скажите, Игорь, что Вас вдохновляет (помимо дождя)?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Вообще работать с текстами помогает музыка (Это не обязательное условие для работы, но временами действительно помогает сдвинуть с места забуксовавшую мысль. Причем для каждого сюжета требуется своя музыка. Для одного лучше классика, для другого что-то более современное. А иногда нужно просто полистать какую-нибудь любимую книгу.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Есть ли возможность реализации творческого потенциала русского писателя в Германии?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: В Германии удается пробиться в печать тем, кто пишет сразу по-немецки. Есть, например, довольно известный автор Владимир Камминер, пишущий исключительно по-немецки. Впрочем немцы все равно считают его русским писателем.

Во Франкфурте есть союз русских писателей в Германии, издающий свой ежемесячный журнал. В журнале печаются только две категории авторов: сами члены союза и подписчики журнала. Посторонним вход воспрещен. Есть и другие литературные журналы.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Ваша библиография?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Пока одна-единственная книжка - "Город на холсте", изданная в Киеве.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Переводились ли Ваши произведения на немецкий и другие языки?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Нет.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Как рождается произведение - Ваши личные "переживания" в процессе вынашивания своего детища?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Я бы сказал, буквально из воздуха. Из случайно услышанной песни, какой-то фразы... Я вообще не испытываю недостатка в творческих идеях, только недостаток времени на их реализацию. Я, наверное, плохо организованый человек. Да и пишу довольно медленно.

Писательское творчество сродни актерству. Чтобы герои получились живыми, нужно хотя бы частично воплотиться в них, понять причины их поступков. То есть мои творческие переживания - это переживания моих героев.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Аннотация к книге "Город на холсте"... О чем книга? Как долго Вы над ней работали? Место издания - Киев... Почему?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Это сборник из двух фантастических романов, объединенных общей темой: науки как орудия власти, науки, ставшей властью. Для сотрудников учреждения, именуемого просто - База (роман "Город на холсте") понятия "наука" и "власть" неразделимы. Собственно власть неформальная, но твердая, основанная на владении технологиями, недоступными всекм остальным нужна им не ради власти как таковой, а для продолжения все более чудовищных экспериментов, она дает им самоощущение богов. И объектами эксперимента становятся не только отдельные личности, но и целые народы. При этом боги-экспериментаторы не желают знать, что сами они тоже объекты эксперимента более могущественных сил, тех, кого немногие посвященные величают Стоящими Над Схваткой. Герои романа по стечению обстоятельств прикоснувшиеся к тайне вынуждены делать непростиой выбор.

Действие второго романа в засекреченном научном центре. Молодой ученый занимался теоретической разработкой, увлекавшей его идеи, хотя и подозревал, что практическое ее воплощение может привести к мало предсказумым и потому опасным последствиям. Потом обстоятельства его жизни изменились, теория была заброшена, а сам он уехал заграницу, где занялся преподавательской деятельностью. ЧЕрез несколько лет приехав навестить своих родителей, он случайно узнает, что появился новый секретный научный центр "Источник", где его бывшие коллеги занимаются практической реализацией той забытой идеи. И если его жена Марго сразу определяет свое место в этой ситуации (женщины, как правило решаются быстрее, не правда ли, Елена?), то Ивар проходит сложный путь, чтобы сделать свой выбор практически у последней черты, когда уже не остается времени на игры в прятки с самим собой.

Собственно, я не предполагал, что это будет одной книгой. Поступило несколько неожиданное предложение. Всякие технические мероприятия заняли несколько месяцев.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Любите ли Вы экспериментировать в творчестве?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Я не занимаюсь экспериментом ради эксперимента. Просто каждая задача имеет свое собственное формальное решение, единственно необходимое. Скажем, одна из моих новых историй рассказывается четырмя различными персонажами (это достаточно сложно, тем более трое из них - женщины). В изложении истории они постоянно к прошлому, причем нередко к одним им тем же ключевым событиям, иногда противореча друг другу и в то же время дополняя друг друга. Такая сборная мозаика в данном случае необходима, чтобы показать сюжет во всей его противоречивости. И я не придумывал ничего специально. Довольно сложная структура будет и у еще одной истории, пока существующей лишь в набросках. Задача того требует.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Случается ли такое, что какая-то идея просто "преследует" Вас?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Да, такое бывает. Тогда эта тема становится приоритетной, независимо от прочих планов.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: У Вас есть какие-либо внутренние ограничения? О чем Вы никогда бы не написали?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Одно-единственное: не пиши, если об этом тебе нечего сказать. Я не стану писать эротических историй, основное содержаний которых сексуальные упражения партнеров. Мне это неитересно ни как читателю, ни, тем более, как автору. И вряд ли когда-нибудь напишу классический детектив, где подчинено загадке преступления. Такую литературу я, конечно, читаю, но люблю те детективы, где на первом месте стоит не криминальное, а человеческое, где автор исследует мотивы поступков и характеры.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Ваши любимые темы и жанры?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Я не привязан к какому-то жанру. Все опять же определяется задачей, сюжетом. Я работаю на пространстве фантастики-мистики, иногда с некоторыми элементами детектива (скажем, одна из сюжетных линий "Леди Джейн" - расследование кражи), однако, это все достаточно условно. Есть тексты, где фантастическое сведено к минимуму. В одной из сюжетов фантастическое - это по большей части игра воображения главного героя, все больше теряющего различие между реальным и выдуманным.

Кроме того, есть у меня пара историко-фантастических проектов (то, что сейчас называется альтернативной историей). Речь идет об иных варинтах развития реальных событий, но вымысел ограничен жесткими рамками. Не придумывать, чего в принципе не могло быть (например, нет смысла описывать, что было бы, если бы Гитлер реализовал планы операции "Морской лев" и высадил десант в Англии, потому что Гитлер в принципе не собирался этого делать и не изменил бы своего мнения ни при какой погоде). А также не заставлять героев делать, что противоречит их характерам, убеждениям. Когда автор не придерживается подобных ограничений, получается чепуха вроде буржуазной революции во главе с Жанной Д`Арк.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Скажите, Игорь, в данное время Ваша работа связана с творчеством?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Нет, не связана, и это хорошо.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Вы работаете в жанре фантастики-мистики... Верите ли Вы во что-либо мистическое, потустороннее? Вообще, во что Вы верите?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Да, хотя моя вера нецерковна и вряд ли для нее найдется какое-либо однозначное определение. ..

Я знаю, что можно войти во Храм и общаться, если, конечно, Он еще жив и снизойдет до тебя. (Об этом в очерке "В тени Храма"). Вообще мир, в котором мы живем, внимательно следит за нами. И только наша самоувенность и привычка считать себя центром всего позволяет нам не замечать этих взглядов. Впрочем, в повседневной городской жизни они мало ощутимы, но стоит только оторваться от нее. В августе меня занесло на маленький остров в Северном море у датского побережья. Половина его, обращенная в море, совершенно необитаема и покрыта неким подобием тундры. Густая трава, прячущая в глубине колючки и довольно широкие канавки, заполненные водой. Шиповник и облепиха, стелющиеся вдоль земли. Ревущее, штурмующее берег море. И ветер, постоянно дующий в одном направлении. И стоит удалиться от последних домов, как вся эта земель обступает тебя, настойчиво намекая, что это все - ее владения и чужаки здесь не нужны.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Паоло Коэльо в "Алхимике" утверждает - "Когда чего-нибудь сильно захочешь, вся Вселенная будет способствовать тому, чтобы желание твое сбылось" , "Когда чего-нибудь желаешь всей душой, то приобщаешься к Душе Мира. А в ней заключена огромная сила". Согласны ли Вы с этими утверждениями? Ваши мечты сбываются?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Знаете, Елена, я не люблю Коэльо. На мой очень предвзятый взгляд, он автор неглубокий, просто мастер красивых фраз.

С исполнением желаний у меня непросто. Что-то достается легко, что-то большими трудами.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: "Записки о методе"... Написано увлекательно, читается легко. На днях, читая одну "заумную" современную книгу, мне вдруг подумалось - раньше Писатель более уважительно относился к Читателю. Непонятные слова, термины выделял в примечаниях, сносках, а теперь - Писатель думает, что Читатель все поймет, образованный ведь, а Читатель, что-либо недопонимая, берется за словарь и думает: "Ну и неуч же я!". Ваш вердикт?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: В принципе надо стремиться к тому, чтобы изглагаемая тема была понятна не только самому себе. И если даже иные ученые мужи способны на это, то писатель просто обязан излагать ясно. Хотя ясно - вовсе не означает легкое чтение.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Игорь, "расшифруйте" Вашу фамилию.

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: К сожалению, фамилию расшифровать не могу. Знаю только, что она украинского происхождения.

АНДРЕЙ БОРЕЕВ: Здравствуйте, Игорь!

Я уже давно понял, что вы придаете огромное значение Имени (именам). Откуда это? Что для вас - имя? Как бы вы объяснили (понятное дело - в двух словах, схематично) выражение "магия имени"?

С уважением,

Андрей Бореев

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Здравствуйте, Андрей! Магия имени действительно есть, и суть ее в том, что герой должен иметь свое подлинное имя. Если случается (довольно редко), что имя не то, персонаж как-то не выписывается, пока не обретет свое настоящее.

А вот системы здесь или нет, или я пока что ее не понял. Хорошо помню, как начинал писать роман "Я встречу тебя в полночь". Спрева появилось название, возникшее из музыки, потом имя главной героини (которая, кстати сказать, становится активным действующим лицом уже в середине сюжета). Почему-то я знал, что у нее имено такое имя и никакое другое. И только приняв это как должное, я написал первые страницы текста.

Но бывают и другие варианты. В "Леди Джейн" силен элемент литературной игры и многие персонажи носят имена либо реальных исторических лиц, либо литературных героев. В "Закрась все черным" я был связан сюжетом, но имя - Танита - пришло вместе с первой строкой. Для одной из своиз новых историй я взял имена основных персонажей из припева песни, которая дала толчок к написанию текста. Был и смешной случай. Начав писать "Город на холсте" я перепутал два похожих женских имени. А когла спохватился, выяснилось, что перепутал я их в нужную сторону, что имено так - правильно.

Это все, наверное, очень сумбурно, но в данном случае я в положении той собаки, которая что-то чувствует, но сказать не может.

Irina Ambrumyan: Здравствуйте, Игорь!

Назовите Самое любимое, самое удачное на Ваш взгляд произведение из собственного творчества? Расскажите о процессе работы над этим произведением.

С уважением,

Ирина

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Здравствуйте, Ирина!

Должен сказать, что любимое и удачное, для меня не одно и тоже. На мой взгляд лучшее ( на данный момент, пока не завершено ничего нового) - "Закрась все черным". А любимое - "Леди Джейн". В этой повести я попытался изобразить общество, в котором вера отсутствует просто потому, что контакт с Верховным Божеством доступен каждому, кто признает его существование. А то, что знаешь наверняка, не может быть предметом веры.

В принципе тексты, входящие в цикл "Книга Ночи" можно разделить на два типа. Для одних достаточно музыки-основы, остальное - просто из головы. Для других приходится работать с дополнительной литературой. "Леди Джейн" относится ко второму типу. Во время работы с этим текстом у меня было три настольных книги: подробная биография королевы Марии Тюдор, книга Вальтера Скота о колдовстве и современное исследование о судебных процессах над ведьмами. Было бы преувеличением утверждать, что все это напрямую отразилось в тексте. Тем не менее эта информация была мне необходима. Все остальное примерно так, как это описано в "Записках о методе". Хочу лишь добавить, что я крайне редко работаю только с одним текстом. Обычно параллельно веду минимум два. Так и в этом случае отвлекался на другую историю, извлеченную просто из песни.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Игорь, Ваше отношение к литературе в интернете - взгляд в будущее?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Знаете, я как-то всерьез не думал об этом. Во всяком случае, не думаю, что в ближайшее время бумажная литература исчезнет.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Напутственное слово начинающим, молодым писателям?

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Быть требовательнее к себе. Нередко этого не хватает даже весьма одаренным авторам.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Пожелания жителям планеты Рать.

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Не ссориться из-за пустяков. В конце концов, все конкурсные места и награды - это всего лишь виртуальная игра. Есть вещи поважнее. Например, творчество.

ПЧЁЛКА МАЙЯ: Игорь, благодарю Вас за приятное общение!

Желаю удачи во всем и Вдохновения!

ИГОРЬ ДОРОГОБЕД: Спасибо и Вам, Елена за интересные вопросы! Всего Вам доброго! Светлого Пути!

Светлана Якунина-Водолажская