Л ю д м и л а Ц е л и к о в с к а я.
Одним из самых значительных периодов моей жизни было время общения со знаменитой актрисой советских времен Людмилой Васильевной Целиковской.
С жизненным опытом приходит мудрость понимания, что не существует людей абсолютно плохих и безусловно хороших. В каждом можно найти достоинства и, если человек чем-то дорог – простить недостатки. У Целиковской недостатков не было. Или, по крайней мере со мной, она их никак не проявляла.
Почему-то большинство думает, что путь всеобщей любимицы, блистательной актрисы Целиковской был сплошь устлан розами. На самом деле, шипов в них было значительно больше. С самого начала и до конца.
Она была очень жизнерадостной. Маленькая девочка, мечтая стать актрисой, постоянно разыгрывала какие-то сценки. Например, переодевшись в нищую беженку, подволакивая ногу, она просила милостыню на Тверской, пока ее не увидели там знакомые родителей. Когда она поступала в театральное училище, педагоги посылали студентов посмотреть на “девочку с лучистыми глазами”. Глаза ей, кстати, сожгли во время съемок фильма “Иван Грозный”. Сталин, как известно, восхищался Иваном IV и сравнимал себя с ним, поэтому, промерзшей зимой 1941 года, когда немцы стояли у стен Москвы, в Алма-Ате снимался страшно дорогой, с колоссальными массовыми сценами и огромными декорациями фильм “Иван Грозный”. Поездка в Алма-Ату из заледеневшей голодной Москвы, в которой дымчатый кот, жалея хозяев, приносил им пойманных крыс, казалась Целиковской настоящим раем. На тот момент она была на грани чахотки и кормилась, продавая носки, собственной вязки. “Я была совсем как ты! – Говорила она мне. – Я весила 44 кг”.
Но вот миновала война. Целиковская развелась со своим мужем Михаилом Жаровым. Вышла замуж за главного архитектора Москвы Каро Алабяна. В 1949 году Целиковская родила сына Александра и вскоре выяснилось, что у него серьезное и, фактически, неизлечимое заболевание: полиэмилит. Целиковская оставляет работу в театре, отказывается от престижных ролей в кино, и все свое время посвящает сыну. Она говорила: “Мне предлагали новые роли, мне говорили, что если ты откажешься, таких хороших предложени уже не будет”. Но для меня было самое главное, что сегодня Саша сделал на десять шагов больше, чем вчера, а завтра пройдет на двадцать шагов больше, чем сегодня”. Ей удалось сделать чудо. Сейчас у Александра Алабяна нет и следов прежнего заболевания. Отец Александра Каро Алабян умер в 1959 г., когда сыну еще не исполнилось десяти лет. И то-гда Целиковская решила выйти замуж за своего давнего поклонника, партнера по театру, сыгравшего Ромео, в то время как она играла Джульетту, Юрия Любимова. Театр на Таганке тогда еще не был создан и Юрий Любимов был популярным артистом театра им. Вахтангова. Мало кто знает о значении Людмилы Целиковской в формировании и существовании театра на Таганке.
В те сложные времена, когда каждый спектакль до показа зрителям принимало и исправляло партийное руководство, фотография Людмилы Целиковской с главой государства Никитой Хрущевым на первой странице “Правды” могла сыграть важную роль. “Если меня будут увольнять из театра, – шутила Целиковская, – я ее директору под дверь подброшу”. Кстати, фотографией этой она была обязана Микояну. Дело было так. Хрущев проводил свои знаменитые встречи с интеллигенцией. "Мы с Сашей" - рассказывает Целиковская, - " пошли на встречу с Хрущевым. Встреча проводилась на природе и мы стояли на берегу, а Хрущов с Микояном плыли на плоте. Вдруг Микоян кричит: “Саша!” и машет нам рукой. Плот подплывает к берегу, Хрущев подходит и нас фотографируют”. Вроде бы ничего особенного, но подобная фотография, появившаяся на страницах центральной газеты, являлась, своего рода, охранной грамотой. Правда, самого Хрущева скоро смещают, а маленький, только что родившийся театрик ждет упорная и многолетняя борьба. Целиковская не перешла вместе с Любимовым в театр на Таганке. До конца жизни она оставалась верна Вахтанговскому. Но она помогала Любимову писать пьесы для Таганки, например, “Товарищ, верь!” по Пушкину, поддерживала в борьбе с идеологическим чиновничеством, считающим политически опасными даже канонические произведения.
Таганка все время балансировала на грани запрещения и прямая причастность к опальному театру не могла не сказаться на судьбе Целиковской. Она пережила все со свойственным ей юмором и без озлобления, прощая всех своих врагов и гонителей. Ее перестали снимать. А в конце жизни от нее отказался ее родной театр. Нет, формально она продолжала там числиться. Сменилось руководство театра, директором стал политически благонадежный Михаил Ульянов, который в идеологически необходимый момент как честный коммунист отрекался от диссидента Любимова и поливал его грязью. Зато, когда ветер переменился, без всякого стеснения, произнес в его честь панегирик. Ролей Целиковской он не давал. За исключением крохотного эпизода в “Закате” Бабеля, когда она врывалась на сцену в матросской тельняшке с залихватским разбойничьим свистом в два пальца и зал вставал, взрываясь бурей аплодис-ментов.
Отчаявшись ждать подаяний от руководства театра Вахтангова, Целиковская начала искать себе роли сама. Ей было уже семьдесят, здоровье оставляло желать лучшего (она пролежала в реанимации и многие врачи думали, что она уже не выживет после инфаркта),... но “без работы я не могу жить. Я зачахну и умру,” - жаловалась она мне. Людмила Васильевна прочитала сотни пьес, выбирая ту, в которой могла бы сыграть и которую, она надеялась, разрешат поставить в театре. Но Ульянов отвергал одно за другим ее предложения.
Когда я высказала мнение, что Ульянов просто хочет выжить Целиковскую из театра, она эмоционально стала защищать своего директора, тогда-то она и сказала: “ Не будь столь категоричной. Я еще доживу до того времени, когда ты не будешь столь категоричной!” Она всегда прощала своих гонителей и находила доводы для их оправдания. Например, она первой бросилась на помощь попавшей в беду критикессе, которая до этого в своих статьях вылила на Целиковскую не один ушат помоев.
Познакомилась я с Людмилой Васильевной Целиковской в связи с ситуацией с театром на Таганке. Тогда, на заре Перестройки, началась борьба за возвращение в страну Юрия Любимова.
У старенькой работницы справочного киоска мы с моей подругой Ольгой узнали домашний адрес Целиковской, что опровергло наши предположения о том, что данные на столь известную даже тогда личность должны быть засекречены. Нет. Она оказалась никому не нужна. Сначала я позвонила ей. Сказала, что студентка, что пишу ее актерский портрет и хотела бы взять у нее интервью. Она легко согласилась, и вскоре мы стояли на шестом этаже дома напротив американского посольства. Дверь, с затейливым китайским колокольчиком, распахнулась и навстречу нам выскочила красивая энергичная блондинка в халате и тапочках, собирающаяся спуститься за почтой. От неожиданности мы все смутились, но уже через мгновение выяснилось, что общаться с Людмилой Целиковской необыкновенно легко. Потом наши встречи стали регулярными и переросли с дружбу. Разница в возрасте между нами составляло полвека, но она, казалось, не замечала этого. К ней всегда можно было заглянуть в гости и даже если мы являлись фактически без предупреждения, нас всегда ждал обед. Увидев гостей, Людмила Васильевна вываливали из двух своих холодильников на стол, что там было, включая различные заморские диковинки. За чашкой чая Целиковская с живым интересом расспрашивала о наших делах, давала мудрые и взвешенные советы и всегда была готова помочь. Она водила нас на спектакли, знакомила с интересными людьми. Людмила Васильевна никогда не позволяла ей помогать. Даже купить хлеб по дороге возбранялось. “Я все сделаю сама,” – говорила она. Раньше в ее квартире на улице Чайковского жило много народу. Сама Людмила Васильевна, ее мама, сын Саша с женой и ребенком, муж Юрий Любимов и приемная дочка Галя, от которой практически отказалась родная мать. Мама Гали была медсестрой и приходила делать уколы матери Людмилы Васильевны. Девочка неприкаянно таскалась за ней по пятам, и мать Целиковской однажды сказала: “Да оставь ты Галю нам”. Так и случилось. Но в период нашей дружбы, вокруг Целиковской практически никого не было. Осталось несколько друзей, у которых были свои дела и заботы и несколько верных поклонников. Да, поклонники у нее по-прежнему были. Конечно, не в тех масштабах, как прежде. И все же, в свои семьдесят она оставалась яркой привлекательной женщиной, выглядящей, как минимум, на двадцать лет моложе. Вообще, к поклонникам Людмила Целиковская относилась серьезно и уважительно, а не привычно по-хамски, как большинство суперзвезд. А ведь у нее в свое время было немало проблем от них. “Никто из-за Вас с собой не кончал?” – однажды пошутила я и увидела, как исказилось ее лицо: “Это было ужасно. Я до сих пор не могу забыть. У меня был поклонник. Ходил за мной. Преследовал, говорил, что если я не отвечу ему взаимностью, он покончит с собой. Я не придавала этому значения, но однажды, войдя в подъезд, я увидела, что он повесился на балке."
Она до сих пор винила себя в смерти этого человека.
Целиковская показала мне, что бывает доброта без корысти, что нужно уметь прощать врагов и искать во всем положительные стороны. Она была удивительной оптимисткой и, порой, идеалисткой. Иногда она смотрела на мир через розовые очки, не замечая оче-видной подлости и предательства. А, может быть, замечала, но не хотела в это верить.
Она пережила многих своих почитателей, но многие еще живы и хранят в памяти светлый образ девочки военных времен, вселяющей оптимизм и дающей надежду и радость.
И, хотя поколение, видевшее Людмилу Целиковскую, безвозвратно уходит, я сочла необходимым рассказать о том, какими бескорыстными и благородными бывают иногда люди. Низкий поклон Людмиле Васильевне Целиковской и благодарность за все, что она для меня сделала.
|
|