- Ты опять уходишь к нему?!
- Да. Я опять ухожу к нему.
- Зачем?!!
- У него закончились продукты.
- Откуда ты это можешь знать?
- Не знаю, но я уверена, что он сидит голодом.
- Вера! Ему уже сорок пять! Ты носишься с ним, как с грудным ребёнком!
- Но ты же хороший?
Женщина подошла и нежно обняла мужчину за талию. Он ощутил её завораживающее соприкосновение, мягкость груди, чуть уловимый аромат её духов и тела, прерывистое дыхание. Вера стояла слишком близко. Боже! Как же он любил эту непутёвую! Её глаза смотрели на него так, что он Сергей разом отвернулся и лишь молча отмахнулся газетой…
На дворе еще стоял август, но уже пахло осенью. Начинающие желтеть листочки наводили особенную, безотчётную печаль. Пройдя два квартала, Вера наконец-то вошла в старый зашарпанный двор. Он как будто жил своей, внутренней жизнью. Развешенные на верёвках простыни раздувались парусами и уводили мечту куда-то туда, где несказанно хорошо и недосягаемо. В песочнице играла стайка карапузов, а на лавочках восседали местные лубочные старушки, нарядные и аккуратно причесанные они зорко наблюдали за происходящим.
Вера торопливо здоровалась со встречающимися на пути бывшими соседями, и, как можно скорее проскользнула в подъезд. На неё сразу же пахнуло спертым букетом запахов свежевыкрашенной масленой краски и где-то прорванной канализации. Не надеясь на лифт, она, поддерживая уже заметный живот, поднялась на пятый этаж. У неё были запасные ключи, и она без труда открыла обшарпанную и замызганную от недавнего переезда дверь.
Пахнуло не вынесенным ведром. Жужжащая огромная муха, пикировала как штурмовой истребитель. Вера огляделась. В соседней комнате работала печатная машинка.
- Андрей! Это я! – громко выкрикнула она и прошла на кухню.
Открывшаяся гора не вымытой посуды в мойке. Остаток не доеденной глазуньи на сковородке и заставленный стол всякой кухонной утварью - это всё то, что предстояло разобрать Вере.
Она вздохнула, и уже через четверть часа всё было убрано.
- Зачем ты пришла. – Услышала она за спиной голос бывшего мужа – тебя что, просили? Вера! Зачем ты каждый раз приходишь? И вообще, откуда у тебя ключи? Я же в прошлый раз забрал их!
Вера отлично помнила «прошлый раз», когда взбешённый и рвущий на себе волосы Андрей носился по комнате в поисках «чего-то тяжелого», чем он мог запустить «в надоедливую прилипалу»! тяжёлым оказался томик Ахматовой, который и полетел ей в голову, оставив приличную шишку. Тогда Вера швырнула ключи Андрею в лицо, но дома еще оставалась запаска, которой она и не преминула воспользоваться!
- Ты же ушла! Ушла от меня! Ушла к другому! Забрала сына! Я, наконец, дал тебе развод! Ну что еще от меня тебе надобно? Вера! Пожалуйста! Не приходи! Ты делаешь мне не выносимо больно! – И опустошенный от сказанного Андрей сел на стул.
В это мгновение этот мужчина под два метра показался Вере особенно не защищённым. Она попыталась обнять его, но Андрей вскочил как ужаленный.
- Не трогай меня! Пожалуйста! Не трогай меня! Ты понимаешь, что я не хочу видеть тебя!
- Понимаю. – Спокойно сказала Вера и направилась к выходу.
Она уже обувала туфли, когда к ней из дальней комнаты всё-таки подошёл Андрей.
- Подожди. Я тут вроде завещания написал. Убери его подальше и вскрой, как положено, после меня… Я знаю, ты будешь жить долго…
Вера с удивлением взяла сложенный листок, на котором было тщательно выведено «Завещание», и бросила обеспокоенный взгляд на Андрея. Затем, подумав о чём-то своем, и уже уходя, ехидно бросила ему через плечо:
- Сначала бы съездил, развенчал нас, а потом уже и руки на себя накладывал…
Только что прошедший дождь, наконец, то принёс долгожданную прохладу и свежесть. Сбитые его каплями кленовые листочки упали на асфальт, беспомощно распластавшись своими яркими пальчиками.
Ну что она могла сделать, что? Вышла замуж по любви девятнадцатилетней дурочкой за эдакого русского былинного богатыря, который на поверку оказался беспомощным и сентиментальным мальчишкой! Ей всегда хотелось сильного, предприимчивого, может быть нахального (но мужчина и должен быть нахальным) человека, который бы мог скрасить, по крайней мере, её старость, и которому она бы с удовольствием родила еще бы девочку. Девочку, о которой так мечтала Вера.
Их общий ребенок, девятнадцатилетний Семён, давно уже был потерян для них обоих. За бесконечными ссорами и разборками, они как то и не заметили, что он давно уже вырос…
………………………………………………………………………………………………………………
- Ну что, пришла?
- Пришла.
- И надо тебе это было?
- Не знаю. Наверно надо. – Вера села на пуфик, и устало посмотрела красными, еще не успевшими отойти от слёз глазами на Сергея. – Да ладно, Михайлович, ты же сам мне говорил, что все бабы дуры….
- Говорил! И подтвержу! И каково лешего ты таскаешься к нему пять раз на недели? Ведь вы давно уже развелись!
- Мы венчаны с ним, Серёжа, венчаны, а развенчиваться со мной он так, и не собрался….
- Ну и что? По паспарту ты уже как полгода моя жена!
- Да, конечно, по паспорту....
- Что ты хочешь этим сказать? Что-то я не понял?!
- Да ладно, забудь. Сеня из школы приходил?
- Приходил. Ушёл на тренировку.
- Ты была у гинеколога?
- Нет, еще. Не успела.
- Не успела! Она не успела! К своему чудику успела! А к доктору нет! У тебя шестой месяц беременности, дорогая! Ты же знаешь, как для меня важен этот малыш! – И Михайлович присел, прислонившись ухом к Вериному животу. Она по матерински обняла мужчину.
- Вер! А Вер! Нахрена тебе он сдался..., ботаник твой….
- Не знаю! Жалко мне его… Он такой непутёвый…
- Нет, так не возможно! Каждый раз одно и тоже! Каждый раз!
Сергей Михайлович поднялся с колен и поцеловал жену в лоб:
- Ладно. Я на работу. Тебя подвести к женской консультации?
Вера ответила не сразу:
- Нет. Не надо. Я сама. Пешочком….
Оставшись одна, она направилась на кухню, осмотрела царственное величие идеальнейшей чистоты, которую навел её новый хозяин, и присела «на дорожку». Она уже отчётливо чувствовала внутри себя маленького человечка, который жил своей, только ведомой ему жизнью. Вот он повернулся на бочок, а вот пнул ножкой…, от неожиданности Вера даже привскрикнула. Господи, когда же она родит! Сколько ждать то еще, без малого месяца три…, а если, не дай Бог, что-то произойдет с ней или ребёнком во время родов? Она уже не девочка, как никак сорок три будет этой осенью.
Неожиданно Вера вспомнила о завещании Андрея и невольно вздохнула: «И в правду про него Михайлович говорит, что он странный…. Завещание вот составил…. Где же оно?»
Вера достала сложенный вчетверо, бережно опечатанный листок белой писчей бумаги. «Интересно, что там? Я понимаю, Михайлович бы написал…» - И женщина бесцеремонно сорвала предохраняющие печати.
Жадно ворвавшись в написанное, Вера по мере прочтения, как-то вдруг раскисла. Вот она сильно сжала свои неподвластные путами времени голубые глаза, вот из этих глаз, не удержавшись, брызнули и покатились двумя струйками навернувшиеся слезы: «Господи, что же он творит, окаянный! И назвал то как? Завещанием!…»
Прошло минут двадцать. За это время вся жизнь пролетела у неё перед глазами, всё до последнего их разговора.… Но вот, немного успокоившись, Вера вспомнила, что уже опаздывает, и аккуратно, как могла, сложила листок заново и убрала под скатерть, затем тяжело встала и вышла на улицу.
Под её сердцем билось сердце её еще не рождённого, но уже всё понимающего дитя. Оно притихло, и зачарованно вслушивалось в мамины мысли, а в голове у Веры звучало одно, то, что было написано в самом конце Непутевого Завещания Такого Непутевого Человека!
Не придумаю тебя, не придумаю…
Да к чему же мне тебя и придумывать?
Ты придумана уже до рождения,
До твоей весны первой,
С капелями…
И до солнечного лета жаркого,
И до осени взрывающейся красками!
И до зимушки студеной с метелями…
Постарался Господь
Силой Небесною,
Чтоб жила ты такая непохожая,
Чтоб светила ты такая светлая,
Чтоб любила ты такая жаркая,
И блаженно бы земля тебе радовалась!
2004-08-07 Алексей Карелин
г. Одинцово
|
|