Новое утро, небо плескается,
С тяжким трудом разлепляет глаза,
Встала, зевнув, кряхтя умывается,
Голову гордо откинув назад.
Бледная снова, с мешками и болью,
Где-то в уставшем от жизни мозгу,
Шаль на плечах, мысли заняты ролью
Съежилась, как воробей на снегу.
День как обычно вареной капустой
Склизко и вяло ползет мимо нот.
Театр холодный и в зале, где пусто,
Лишь режиссер что-то скучно орет.
Взгляды косые, актриски и сплетни,
Сырость гримерки, тяжелый корсет,
Радость в улыбке по роли не меркнет,
Горечь в душе прячет рампы злой свет.
Вечер, спектакль и снова блистает,
Пусть в эпизоде как всю жизнь свою,
Слишком еврейским лицо называют,
Ставят шестой в крайнем правом строю.
Браво, бис, крики и аплодисменты,
Занавес, грустный усталый гример,
Выход служебный, толпа, комплименты,
Денег не взявший с нее контролер.
Вот и каморка, где ночь коротая,
С Пушкиным, чаем пустым и с собой,
Жизнь обозвав дерьмом, осознает:
Скоро она проиграет свой бой.
|
|