Осознаю, что ведь и я –
Грузинка – и отца желанье
В родные повернуть края
Во мне находит пониманье…
Душа запела в унисон
С мелодиями старых улиц.
Вы б в этот город, точно в сон,
Иль в наважденье окунулись…
Тысячелетьям счет ведет,
Карабкаясь по горным кручам…
Здесь с гордостью себя, народ
Вдруг понимаю глубже, лучше.
С любой из пригородных гор
Он открывается иначе…
Тбилиси рвется на простор
По берегам Куры… Горячий
Наш темперамент сохранен
В самом названии столицы –
К теплу и миру устремлен
Грузин, к прекрасному стремится
Душа народа и ее
Вобрал в себя и отражает
Тбилиси сутью бытия…
В нем каждый камень восхишает.
Народа с градом общий ген,
Метафорою – в серных банях…
Из поэтических легенд:
Наш царь Вахтанг знал толк в фазанах.
На них охотясь, раз стрелой
Поранил сказочную птицу.
Та ускользнула с глаз долой…
Охотник за добычей мчится –
И видит: раненый фазан
В парящий ключ нырнул – и вышел
Здоровым – и Вахтанг сказал:
-- Я вижу в том подсказку свыше:
Здесь, дескать, побеждает жизнь:
Повелеваю я: столицу
В сем теплом месте заложить!
Царь протянул к реке десницу…
-- Будь теплым, он сказал, -- «тбили!»,
Прекрасным будь столичный город!
И зодчие со всей земли
Сюда пришли, кирка и молот
Ломали дикую скалу…
И камни в крепостные стены
Укладывались и скобу
Вбивали в балки…Эти скрепы
Удерживали сотни лет
Стропила башен и соборов
И для грузин их краше нет,
Они отрада жарких взоров.
И царь Вахтангпришел к Куре,
Стоит и смотрит на Мтацминду…
В той упокоены горе
Великие… Меня, грузинку,
Особо трогает, что там
Великий русский, Грибоедов,
Лежит – и несть числа цветам…
Он смертью смерть поправ, победу
Принес отечеству… О нем
Скорбит вся Грузия поныне.
Мы, девушки, о нем всплакнем…
Но о его любимой, Нине,
Мы помним гордо и светло:
Так верно до самозабвенья
Грузинки любят… Пусть прошло
Уже две сотни лет, в моленьях,
В стихах и песнях будут жить
Довечно Александр и Нина,
Святой любовью дорожить
Нас вдохновляя… О, Мтацминда!…
Еще: грузинские князья –
Да, Чавчавадзе и Джорджадзе –
В родстве по крови и стезя,
Которой предстоит держаться,
Сияньем той любви святой
Озарена -- и в том сиянье
Мне, кто воспитана Москвой,
Определяется призванье…
Вы помните – меня сюда
Послал отец – перипетии
Судьбы солдатской -- города
И страны: то переводили
Его по службе в Ленинград,
То в Киев – я меняла школы,
То в Польшу – и с числом наград
Росло и школ число… Законы
Солдатской службы: «Надо!» – «Есть!» –
Касались дочери солдата.
Высокого служенья честь
Меня касалось также: «Надо!» –
И я отправилась сюда,
Судьбы приказу не переча…
Что ж, -- города так города!
Но вдохновила эта встреча
С Тбилиси… Пусть нельзя забыть:
Экзамены на факультете
Тревожат, но зовет бродить
Тбилиси… Закоулки эти,
Балконы «ласточкиных гнезд»,
Булыжники с холмов ползущих
Старинных улиц, яркость звезд,
Кресты монастырей, несущих
Духовность нашу сквозь века…
Поэзия в самих названьях:
Метехи, Нарикала… Как
Старинные соборы, зданья,
Чей красный камень говорит
О мощи и подъеме духа,
Меня волнуют! Здесь царит
Поэзия… Коснулась слуха
Грузинская живая речь –
Ее мелодия и ритмы –
Симфония! Хочу сберечь
Ее экспрессию… Творить мы
Умеем лишь на языках,
Которыми владеем с детства,
Два у меня их – на руках
Отца взрастая, я в наследство
Грузинский с уст его брала…
И я в Тбилиси – не чужая…
Судьба на новую взвела
Стезю, в дорогу провожая,
Отец меня благословил
И по-грузински и по-русски…
И вот – экзамены… Бурлил
Толпой в экспрессии – не узкий,
Но ставший тесным коридор…
С фасада университета –
Крыльцо парадное… Затор –
Не подступиться… C пиететом --
Родители, друзья…
Моя
Московская была спецшкола
На Комсомольском…
Бытия
Деля солдата без укора
Потери и труды, с отцом,
Пять лет в Германии служившим,
В столиц столицу мы потом
Вернулись с ним, давно забывшем
Об отпусках и выходных –
Издержки высших достижений
Карьерных – и в его седых
Висках, в глазах – следы свершений
Военных – славой СССР
И лагеря социализма…
Любой известный вам пример
Шестидесятых – без цинизма
Соотнести возможно с ним,
Отцом, Ираклием Джорджадзе.
Генсеком и ЦК ценим
За то, что выполнял приказы,
С достоинством служа стране,
Как должно князю-генералу…
Известно, видно, только мне,
Делившей с ним судьбу: страдала
Его солдатская душа…
Он полагал, что сам в ответе,
Что не выходит ни шиша…
И призрака: бродил и в свете
Иллюзий, коих прошлый век
Немало наплодил, казался
Решеньем лучшим, человек
В двадцатом веке опасался,
Как монстра, оборотня, тьмы,
В чем есть вина вождя-грузина,
Что стал синонимом чумы,
Чья сущность резко исказила
Портрет социализма… Жил
Отец в кровавую эпоху.
Нет выбора – стране служил.
Наверное служил неплохо.
Еще курсант-артиллерист,
Дружил он с Яшей Джугашвили…
Он перед павшим другом чист.
Служа стране, не мельтешили…
Досталась разная судьба –
В судьбе нам не дается выбор…
Ираклий – сам себе судья –
Всю жизнь себя корил, что выпал
Безрадостный итог тому
Солдату, кем на генерала
Не обменялись… Почему?
Судьба… Она со мной играла,
Вернув в Москву в пятнадцать лет…
Уже в восьмой по счету школе
Я – белый бант в косичку вдет –
Учусь на пять – и в комсомоле
Полно ответственнейших дел:
Редактор стенгазеты школьной …
Отец суров – и он хотел,
Чтоб меньше ереси прикольной
К моей цеплялось голове…
Два вуза – шефы нашей школы --
Иняз с МГИМО – во всей Москве
Найдутся ль шефы лучше? Что ли –
Фортуны милость? А зато
Английский нам дают отменно,
А шефы подбирают: кто
Из школьных стен поступит в стены
Элитных институтов… Ждут
Аристократии советской
Детишек… Каждый институт
Цековской или министерской
Силен родительской средой…
МГИМО, конечно, интересней…
В моей головке золотой
Идея: поучившись здесь, я
Сумею новой Коллонтай
Стать для страны – и Матой Хари…
-- Ты высоко не залетай, --
Андрюша Стуруа: -- Стихами
Головка-то засорена –
А знаешь ли, что дипломаты –
Сын – на родителей, жена –
На мужа – пишут компроматы –
И все – под оком КГБ? –
И окатил холодным душем:
Кто ж хочет низости в судьбе?
Мечтается-то нам о лучшем…
И я забыла о МГИМО…
Пытаясь выразить стихами
Что в сердце вызрело само
И выхода искало… С вами
Уверена, в пятнадцать лет
Подобное происходило:
Предчувствие любви – и нет
Сильнее сил, чем эта сила.
Как темперамент превозмочь?
Отец в тревоге не напрасно:
Послушная недавно дочь
Дерзит… Я вовлекаюсь страстно
В ту рок-культуру, что живет
В Москве теперь, считай, подпольно.
Меня на самый край зовет
Инстинкт, мне сладостно и больно.
Я из Европы привезла
(Все ж ГДР к Европе ближе)
Испепелявший нас дотла
Сверхмодный твист – его бесстыжим
Считали все учителя…
Что ж им – в отсталые податься?
Дают карт-бланш – и веселя
Учу всю школу модным танцам.
А тут с журфака МГУ
О юных «зориных» заметка,
О ШЮЖ’e… Ну, а я смогу?
Пошла – и угадала метко --
Что мне и нужно: смысл и ритм …
Той школой юных журналистов,
Одной живет, душой горит
Илюша Суслов… Страстью чистой
Он предан нам, а мы ему…
Он говорил и забывалась
Его увечность… Почему
Судьба жестокой оказалась?
Он, пораженный ДЦП,
Ходил, конечности ломая,
Нечетко говорил… Судьбе
Своих обид не поминая,
Наполненно и ярко жил,
Казался устремленным в вечность…
Когда он с нами говорил,
То горькая его увечность
Как будто исчезала вмиг –
И мы ему сердца открыли,
Он, прочитавший сотни книг,
Рассказывал нам сказки-были,
Буквально за руку вводя
В мир журналистики высокой,
Любовью за любовь платя,
Взыскательно его и зорко
Исследуя, не находя
Второго дна, изнанки мутной,
Его – учителя, вождя,
Боготворили безрассудно.
Нас приходили просвещать
Великие – осталась память –
Неизгладимая печать:
Кучборская о вечном с нами
Неторопливо говорит…
Сам Шведов нам читал Шекспира,
И окрыляется, летит
Душа в такие выси!… Пира
Духовного тех дней восторг –
Остался в каждом, кто причастен…
Буравский Саша – тихий вздох…
Сережа Пархомовский – счастлив
Опять бежать на «психодром»,
Где в скромном флигеле журфака
Мы обрели духовный дом…
Здесь мы безвылазно, однако,
От жизни, что вокруг бурлит,
Задвихками не запирались…
Чем болен мир – и в нас болит –
И нам задания давались
То подготовить репортаж
О новой выставке в Манеже,
О вызвавшем ажиотаж
Киношедевре нашем, реже –
Допустим, бергмановском – нас
Порою на просмотр пускали
К студентам телегруппы – в класс –
И мы рецензии писали,
А после обсуждали их,
И споря, и вбирая знанья
Не только из мудрейших книг –
Из первых рук – двух видов званья
Достичь способен репортер –
Втолковывал мудрец Илюша:
Редактор – тормоз и мотор…
Иное – хуже или лучше –
Пусть каждый для себя решит:
Спартак Беглов, и Юрий Жуков –
От них никто не отрешит,
Пожизненно даны… На внуков
Их ляжет отсвет тех имен,
Татьяна Тэсс, Песков и Зорин…
Их приглашают к нам… Умен,
Конечно, каждый и упорен
В том, чтобы сгустки тех идей,
Которые в душе рождались,
Рассеять по сердцам людей,
Тех, что в «подземке» зачитались
«Известиями» и «Трудом»,
«Литературкой», «Комсомолкой»…
Потом, проникнув в каждый дом,
Оспоренные едко, колко
В кругу семьи, кругу друзей,
Идеи, овладев народом,
Преобразят и сущность всей
Советской жизни – переходом,
Конечно, к лучшему, о чем
Уверенность неколебима…
Вот так насыщенно живем…
Как все мы, так и я, любила
Илюшу – приоткрыл для нас
Он анфиладу – дверь за дверью
В суть жизни – светом карих глаз,
Все озаряя… Не поверю –
Пусть кто угодно мне твердит,
Что Суслов нехорош, бесчестен,
Меня вовек не убедит –
Душа его светла -- мне есть с чем
Уже сравнить – встречались мне
Иные – называть не стану,
Чтоб приподнять себя в цене,
Привыкли прибегать к обману…
Есть фильм – вы помните его
О совестливом педагоге --
Историке… Сильней всего
Чурался фальши и в итоге
Из школы пожелал уйти…
Но, оказалось, им, растущим
Он нужен, ибо с кем в пути
О важном толковать, о сущем?
Мою рецензию читал
Илюша, был, как я взволнован…
И он, похоже, разделял
Надежду, что неложным словом
Изменят горькую судьбу
Народа новые провидцы…
Они, как Мельников, борьбу
Ведут сперва с собой – пробиться
Непросто к истине в душе,
Которую десятилетья
Питали ядом лжи… Уже
Клочки остались от наследья
Что в душу влил двадцатый съезд…
И лишь усильями немногих,
Как Мельников, несущих крест
Вины и чести, педагогов,
Добавим и Илюшу к ним,
Яд лицемерия, двуличья,
Слабеет – и необратим
Путь к свету истины… Величья
Усилий искренних итог –
Душа, что вырвалась из плена…
И счастлив тот, чей педагог,
Как наш – звездою во Вселенной
Сиял для восхищенных душ…
С Илюшей – в Ясную поляну
Наведались – сползала чушь
Тех школьных, где полно туману,
Учебников – из них понять
Нельзя, о чем великий думал…
Подросткам, ясно, не объять
Толстовство, что всемирным бумом
Взъерошило прошедший век…
Но что-то все же доходило…
Не все и, может, не до всех…
Как все, в редакции ходила,
В «Известия» и «Сов. экран»
Там что-то и публиковали
Илюша – ласковый тиран –
Нас озадачивал: «Читали?» –
И приохотил в курсе быть
Всех политических событий,
Об экономике судить,
И списки выдавал: «Прочтите…
Он требовал писать отчет
О всех, что видели, читали
Картинах, книгах…Он ведет
К журфаку исподволь… Едва ли
Подобный творческий тренаж
Еще кого-нибудь в столице
Из сверстников, тянул, как наш,
Подъемным краном ввысь… Томится
Душа – ведь жаль, что позади
Три этих незабвенных года..
Отец, подумав:
-- Походи
И к репетиторам…
Ну, кода!…
Экзамен… Я взялась писать –
Представьте – о рабочем классе.
Учил Илюша рассуждать
О темах социальных... В массе,
Заметила, ребята здесь
Московских явно поотсталей…
Мы, все, что накопили, днесь
Старались выдать…
Написали…
Оценки две, одна, увы –
Четверка – сбилась в грамотешке..
Мне, кандидатке из Москвы,
Неужто не обидно?
К «бошке»
Претензия – не подводи!
Видать, прониклась, осознала:
На устном «пять», а впереди –
Английский – конкурентов мало
Спецшкольной «герле» из Москвы…
Ну, «пять»… А дальше вышел казус…
Жара, какой не знали вы,
И прочих стрессов мне досталось
В Тбилиси выше головы:
Вокруг стрекочут по-грузински –
Я с напряжением, увы,
Лишь разбираю, коль изыски
Языковые применять
Иной захочет иль иная…
И стала по Москве скучать,
Журфак московский вспоминая:
Там профессура вся «моя» –
И экзаменоваться легче
Мне было б… Словом, в стрессе я…
И вот, впервые в этом лете
Надела легкий сарафан,
Сверхлегкий – из индийской марли…
Все странно пялятся… Декан
Застыл… Всеобщее вниманье
Сегодня мне отнюдь не льстит…
Экзаменатор взляд отводит,
Краснея… Странно! И дрожит
Его осипший голос… Вроде,
Маленько ошалели все…
Я, словом, «отстрелялась» быстро –
И вдруг себя «во всей красе»
Я вижу в зеркале… Убийство:
Под марлей ничего ведь нет…
Забыла пододеть бельишко!
Афронт! Немыслимый сюжет –
И в голове одна мыслишка:
Позор! Скорей поймать такси!
Машина, к счастью, вмиг попалась…
Шоферу: мол, быстрей вези…
Уж так в пути изволновалась –
А вдруг меня везет маньяк?
Но, к счастью, не было эксцессов…
Уже в квартире дяди так
Нахохоталась, мол, принцесса
Сегодня, точно Жанна Д’Арк
В историю вломилась голой…
А за ответ – опять «пятак» –
Я, значит, поступила… Гордо
Отцу доложено… Отец
Вздыхает…
-- Знаешь, возвращайся!
Приказ: в Генштабе быть… Конец!
Мне, видно, не дождаться счастья
Жить в Грузии…
-- А как же я?
Ведь я ж сдала и поступила!
-- Я понял, молодчина… Для
Генштаба плюс:ты укрепила
Успехом мой авторитет…
Но документы забираем.
На журналистский факультет
В Москву тебя определяем,
Оценки приняты в зачет,
Что ты в Тбилиси заслужила…
Ну, словом, видишь, жизнь течет
Престранно иногда по жилам…
Такой сюрприз, считай – облом –
Ведь я уже себя к Тбилиси
Примеряла, привыкла в нем…
Его задумчивыe выси
В моей душе отражены
И мне непросто примириться
С крушеньем планов… Но – должны
Мы чувству долга покориться…
Что ж, в этом нет моей вины
И нет вины отца… В студенты
Московские пойду… Видны
Судьбы гримасы…
Документы!!!
На факультете слышу:
-- Вах!
Зачем нас покидаешь, слушай?
Ну, отвечаю в двух словах…
Все огорчаются, мол, случай
Направил в университет
Студентку княжеского рода…
-- Вах, Тамрико!
Узнал бы дед,
Обиделся бы…
Что за мода –
Грузинам уезжать в Москву?
Увы, мой дед, Иван Джорджадзе,
Давно не может наяву
Ни праздновать, ни обижаться…
Традиция водилась встарь:
Когда торжественно в Тбилиси
Въезжал, случалось, русский царь –
Под звуки гимна, что лилися
Два князя на лихих конях –
Примые спины, взгляд орлиный –
Встречали самодержца…
Ах!
Как впечатляли те картины…
В черкесске белой был один
На белом скакуне арабском.
И белизна его седин
Подчеркивала стиль, а рядом –
В черкесске черной был другой
На нервном вороном красавце
С курчавой черной головой
И в смоляных усах – Джорджадзе
Иван, мой дед, чей нрав был крут:
Однажды, он вступясь за даму,
Обидчика убил… Сошлют
За то его в Сибирь. Но хамов
И император не любил,
К тому ж Джорджадзе -- князь…
-- Решенье:
Начальником земных глубин
В Сибирь отправлен…
Прегрешенье
То ль наказанье повлекло
То ль это было поощренье,
Да только вышло не во зло,
А к счастью повело лишенье…
Он был уже в мужских годах,
А видным женихом считался
В сибирских деловых кругах…
За сорок князю – он вписался
В сибирскую шальную жизнь…
Поди, «Угрюм-река» читали?
Картинка яркая сложись:
Пред ним на снег меха бросали…
А он лезгинку танцевал…
В черкеске, гибкий, как подросток –
Всех женщин прям околдовал,
Все сибирячки млели просто…
Влюбленная в него, в толпе
Стояла девушка простая,
Не помышляя о себе,
Что князь ее заметит, зная
Что жаркие, как керосин,
Зажиточные сибирячки,
Уже воюют – чей грузин…
Но зорок князя взор… Горячки
В делах судьбы не допускал.
Он понял, девушку заметив:
Такую вот всю жизнь искал…
Начальник приисков, в совете
О личном не нуждался князь…
И вот – снята с него опала.
В края родные возвратясь
С мешками золота – что, мало? –
И с нею, юною женой,
Той разноглазой сибирячкой –
Один глаз, левый -- голубой,
Второй – зеленый, он заначкой
Распорядился по уму:
На Алазанскую долину
Направив взоры, где ему
В соседстве с Чавчавадзе винный
Достался славный уголок,
Где позже был рожден Ираклий,
Отец… С тоскою, видит Бог,
Прощалась с Грузией… До капли
Хотела всю ее впитать,
Опять истопала столицу
Пред тем, как новую начать
В судьбе – московскую страницу…
|
|