Следующий визит Вики был посвящён роскошной светской даме неопределённого возраста Светлане Леопольдовне, которая занимала террасу, завешанную тяжёлыми жёлтыми гардинами.
В помещении стоял лёгкий запах французских духов. На тумбочках важно обреталось несколько горшков экзотических цветов, видимо, привезённых из дома. На стене громоздилась невзрачная картина в старинной резной раме, местного художника, с незамысловатым изображением зимнего пейзажа. Под ней чернело фортепьяно, на котором имелись две оригинальные цветочные вазочки с кистями, наподобие букетов. Сумрачные зимние этюды были развешаны всюду. На полке теснились томики стихов. Вика отметила наличие Лорки и Саади.
Рядом раскинулся этюдник с незаконченным пейзажем. Повсюду пылились кисти, тюбики красок и рулоны грунтованного холста. У стены притулились несколько вместительных папок для набросков. С противоположной стороны громоздился старинный внушительный стол, на котором красовался букет дорогих голландских тюльпанов, фрукты, вино в хрустальном кувшине. Стол окружали подобные стулья, с высокими спинками. В углу ютилось соломенное кресло с множеством вышитых подушечек, в которое хозяйка усадила Вику.
- Прошу без церемоний угощаться со стола фруктами и орешками. Какое вино предпочитаете - красное? белое? сухое? сладкое?
Вика смущенно ответила:
- Прошу прощения, к сожалению, не употребляю никаких напитков, даже дамского шампанского!
Хозяйка отнеслась к этому с пониманием.
Светлана Леопольдовна, родившаяся в семье дрессировщиков, с которыми прошло на колёсах её детство, стала дрессировщицей слонов, блистательной дивой на манеже и сумела сделать головокружительную партию, выйдя замуж за известного журналиста-международника. Детей не случилось. Роскошные апартаменты заполнялись иностранными визитёрами, богемной элитой.
Холённая, ухоженная, она выглядела прекрасно. Было ей то ли 25 лет, то ли 30, то ли все 40, - трудно было определить. Дивная изысканная дама была всё ещё хороша: высокая шея, тонкая талия и стройные ноги, огромные вальяжные глаза с поволокой, как бы смотревшие сквозь тебя, производили загадочное впечатление. Дополняли живописную картину полуодетой дивы, возлежащей на диване в окружении пяти кошек, в атласном ультрамариновом халате, расшитом цветами, распущенные по плечам волны густых рыжих кудрей и прекрасные руки с длинными перламутровыми ногтями. Кожа лица - беломраморная, как обычно бывает у рыжеволосых. Поездки по заграницам, встречи с послами, знаменитые курорты были достойным продолжением её светской жизни, не обременённой бытом, коим занималась исключительно прислуга.
Два года тому назад муж скоропостижно скончался от инфаркта. Никто из мужчин даже отдалённо не соответствовал ему и посему не интересовал Светлану Леопольдовну вовсе. Она превратилась в активную феминистку. Не имевшая никакой профессии, она, по ходатайству сотрудников покойного мужа, стала получать приличную пенсию на потерю кормильца.
Всё это она рассказала Вике, возлегая на диване, потягивая вино, и покуривая из мундштука ароматную сигарету. Речь её походила на исповедь, на грани душевного стриптиза, с обескураживающей откровенностью.
"Возможно, это некая рождественская сказка, или потребность высказаться постороннему? Либо тоска одиночества?" - с искренним изумлением решала Вика.
Дама с наслаждением вспоминала, смакуя подробности, страстных любовников и любовниц. С одной из них, прекрасной гимнасткой цирка, у неё продолжались интимные отношения. Возлюбленная посещала её нередко на даче. Вика с удивлением воспринимала происходящее, понимая, что перед ней разыгрывается некий соблазнительный спектакль скучающей светской дивы.
"То ли это делается с целью сексуального возбуждения гостьи? То бишь, некий эксперимент, наподобие рассматривания порнографических снимков? То ли демонстрация достоинств? То ли просто развлечение от скуки?" - напряженно решала кроссворд Вика.
Рассказ лениво переключился на лежащих у ног хозяйки стареющих кошек. Расслабленным голосом она жаловалась:
- Трудно прокормить эту ораву кошек, которые едят только рыбу, но я ни за что не расстанусь с ними, если даже буду голодать, потому что они мне как дети и напоминают родной цирк. – Затем, понизив голос, ласково продолжила:
- Я могу угадывать прошлое и будущее. Это помогает мне жить и понимать людей! Вы верите в предсказания и чудеса? - закончила она таинственно.
- Нет. Нисколько! Увы! В институте мы основательно изучали научный атеизм, ещё раньше, в школе, - процесс образования Земли и всего живого на ней.
Обволакивая и гипнотизируя взглядом Вику, она продолжала:
- Вы поэт и прекрасный художник! Сирота, с личной трагедией. Одинока. Значит, имеет место быть всё необходимое для занятия творчеством? Простите! Пожалуйста, прочтите своё любое стихотворение! Я хочу знать о вас как можно больше! Вы прекрасны, без лести! Поверьте! Но тяжела доля всех красивых и талантливых. Они - достояние общества и не принадлежат себе! Жизнь их зачастую тяжела и трагична!
Вика на всё лишь молча кивала головой. Она давно пришла к такому же выводу, и, не заставляя себя упрашивать, выполнила просьбу женщины, познавшей философскую суть служения красотой на нелёгком жизненном опыте. Вика прочла свою исповедь...
НОСТАЛЬГИЯ
Жестокие радости, поздние гроздья возмездья,
Зачем-то всё льются дождём запоздалым на душу.
Не вспомнить очей, даже имя, когда-то любимое,
Угасло, осыпалось, отзвука даже не слышу!
Сквозь даль серебрится лишь звонкая детская радость,
От счастья расти каждой тёплой единственной клеткой,
Огонь жарких маков на нашей саманной крыше,
Змеёк, вырываясь, влекущий всё выше и выше!
Вы, видно, зарывшись в траве, не глядели в глаза мудрым звёздам?
Во сне не летали? Не пели в грозу в полный голос?
Хмелея, в восторге, не плыли вы против теченья?
И не замирали на грани, от смерти на волос?
Жестокие радости, поздние гроздья возмездья -
Зачем-то всё льются дождём запоздалым на душу.
Из прошлого - зёрна гранатные доброго шалого детства
Закрыли ветвями упругими наше недолгое сродство!
- Все эти художественные принадлежности остались от покойного художника, который обычно снимал на зиму террасу под мастерскую. Надеюсь, вы не откажетесь порисовать меня? - призывно журчала Светлана Леопольдовна.
Виктория, с первой минуты встречи подумавшая о ней, как о прекрасной модели, с удовольствием сделала несколько великолепных набросков на серой бумаге пастелью. Получилось свежо, и в характере. Рисуя, она пристально вглядывалась в Светлану Леопольдовну распахнутыми жгучими глазами, под длинными вскинутыми бровями, как бы обволакивая её горячим взглядом, вызывая в ней волнение и озноб.
Вика сразу произвела неизгладимое впечатление на Светлану Леопольдовну, и она всячески добивалась ответного впечатления, то случайно обнажая холённое тренированное тело, то невзначай касаясь рук и волос Вики, то умоляла остаться подольше, либо немного выпить вина, а прощаясь, прижалась к ней трепетным телом:
- Куда же вы пойдёте одна, на ночь глядя? Оставайтесь! Вы прекрасны! Красивым в жизни трудно и опасно. Их окружает зависть, ненависть, на неё смотрят исключительно как на изысканный предмет потребления. Я вам погадаю, - и тут же раскинула карты, не дожидаясь согласия Вики. - На пороге вас ждёт смертельная опасность! Останьтесь у меня! Сделаете мне подарок и спасёте себя! Милая, вы очень пожалеете, если не останетесь! Завтра вас отвезут на машине до дома. Я вам обещаю!
Вика не верила ни гаданиям, ни в Бога, ни в чёрта, ни в ад, ни в рай, ни в некую таинственную субстанцию, называемую душой. Впервые столкнувшись с чувственной лесбиянкой, она лишь смущённо хлопала длиннющими ресницами, и, подписав по её просьбе на память рисунок и стихотворение, поспешно раскланялась и покинула светскую львицу, лишь только на горизонте замаячил силуэт Славика.
|
|