4
– «Две тысячи сотый год? Неужели, правда? Куда же я попал? И с чего здесь такая темнотень?» – Толик полез в карман за спичками. Первую спичку уронил, вторая – загорелась. То, что попало в круг света, не давало ответ на его вопросы. Похоже на подвал. Бетонный пол, низкий потолок, какие-то трубы под потолком. С труб свисает паутина. Он пошёл вперёд. Было всё равно куда идти, потому, что стен не было видно. Спичка догорела, обжигая пальцы, пришлось зажечь другую.
– «Жалко, не догадался взять фонарик, хотя у меня его нет, но надо купить, чтобы в следующий раз, если попаду в такую ситуацию, не зависеть от спичек. А ведь спички уже второй раз выручают.»
Наконец отыскал бетонную лестницу без перил. На верху лестница упиралась в дверь. Раздвинув паутину, Толик открыл дверь. Не горело ни одного окна или фонаря. Свет звёзд и ущербной луны казался ярким, но безжизненным. Толик брёл по мёртвому городу. Не так он представлял себе будущее. Не похоже, что была атомная война, все дома целые, даже в окнах стёкла не разбиты. Но дома какие-то мелкие, выше пяти этажей ни одного не попадалось. Зато часто встречались странные сооружения напоминающие минареты. Но и в них никого не было.
Через час, когда уже надоело бродить по безлюдным улицам, он вдруг услышал заунывное пение и пошёл на голос. Звуки раздавались как раз из здания необычной постройки. Толик вспомнил, что видел по телевизору, как в таких сооружениях молились мусульмане. Стоило зайти внутрь, как пение прекратилось. Несколько масляных ламп освещали пустое помещение. И тишина.
– «Странно, никого нет, а только что здесь кто-то пел. Не послышалось же мне это? Да и огонь кто-то зажёг, а спрятаться здесь негде. Одни стены».
Звук шагов и эхо от стен казались единственным живым в этой мечети. Огонь в светильниках горел слишком ровно, совсем не колышась, и казался искусственным. Не увидев больше ничего интересного, Толик подошёл к светильнику и присел на корточки. Хотелось отдохнуть, ноги устали от безрезультатных хождений по городу. Не найдя лучше места, он уселся прямо на пол, выложенный разноцветными плитками.
В то же мгновение, словно из стен появилось десятка два странных мужичков. Все как братья близнецы. Лица покрыты буйной волосяной растительностью, из которой торчали только внушительные носы да блестели глаза. Они молча надвигались на Толика. Почему-то вспомнился Герберт Уэллс с его морлоками. По спине прошла волна холода, а в голове появилась провокационная мысль: «Ведь сожрут».
Собственно говоря, мысль появилась не просто так, уж больно голодные взгляды бородатые бросали на него, а внушительные тесаки в их руках не обещали ничего хорошего. Толик сам не заметил, как оказался на ногах и стал медленно пятиться к выходу, но, оглянувшись назад, остановился, потому что выход был уже перекрыт.
– Хади, ону йейелим.
– Бираз кючюк, ама нормаль.
Толику показалось, что обсуждают его кулинарные кондиции.
– «Пора линять», – он засучил рукав и стал давить на сброс. Ничего не получалось, палец почему-то проходил через «штучку», как через привидение. А тем временем кольцо вокруг Толика медленно сжималось, а он всё давил и давил на несуществующую кнопку и был не в силах делать что-нибудь другое. До него уже доносился смрадный запах, а ближайший бородач занёс над ним свой тесак. Ещё секунда и…
Толик вскочил и проснулся. Указательный палец правой руки судорожно давил на запястье левой, как раз на то место, где располагалась бы кнопка сброс, если бы «штучка» в этот момент находилась на руке. Хриплое дыхание вырывалось из его горла, сердце бешено стучало, а всё тело покрывал холодный липкий пот.
– «Да, ну и приснится же такое. Наверно, слишком много думал об этом путешествии. И не мудрено. О чём же ещё думать? О таком только в фантастических романах прочитать можно, а тут всё наяву. Хотя, теперь желание попасть в две тысячи сотый год что-то поубавилось. Нет, надо куда-нибудь поближе отправиться. Что у нас самое ближнее, тысяча девятьсот девяностый год? Вот туда и перенесёмся».
Толик встал с дивана, прошёл на кухню и поставил чайник. Пока тот грелся, он открыл форточку и закурил. На улице ещё ночь, но не такая тёмная, как во сне. В мокром шоссе отражались фонари и фары редких автомобилей. Светились окна в подъездах, да и в нескольких квартирах ещё не легли спать. Всё это успокаивало. Чайник стал издавать пыхтящие и булькающие звуки, и Толик, выбросив сигарету в форточку, сел пить чай.
– «Решено, не буду забираться так далеко в будущее. Девяностый год – это нормально, за четырнадцать лет перемен тоже должно хватать. Посмотрю, что за это время изменилось, оценю обстановку, тогда может, и двинусь дальше. Действительно, зачем мне такие резкие скачки? Вон в прошлое всего-то на пятьдесят лет углубился, а как себя неуверенно чувствовал, словно в другой мир попал».
Спать совсем не хотелось, делать было нечего. Толик вернулся в комнату и стал одеваться. Распихал по карманам вещи, что могли пригодиться, прислонил к руке «штучку», и отправился в сентябрь тысяча девятьсот девяностого года.
5
В этот раз он очутился на своей лестничной клетке. Всё вроде бы знакомо, только время оставило свой след, а ремонтом подъезд не баловали. Краска во многих местах облупилась, на стенах полно надписей, половина из них – нецензурные. Часто поминался какой-то Виктор Цой. Толик не помнил, чтобы такой жил в их подъезде. Наверно кто-то из молодёжи. Потолок чернел от прилипших горелых спичек, а ещё запах. Запах кошачьей мочи, тухлой капусты и блевотины. Поморщившись, Толик спустился вниз. В свою квартиру заходить не стал, наверно боялся встретить там самого себя состарившегося на целых четырнадцать лет.
Выскочив из подъезда, вдохнул свежего воздуха. Первое, что бросилось в глаза, это обилие мусора. Словно целый месяц здесь никто не подметал. Такое ощущение, что государство решило сэкономить на дворниках. На первом этаже громко работал телевизор, и из открытого окна слышались последние новости. Сообщали об убийстве какого-то священника.
– «В наше время о таких вещах с экрана телевизора не говорили. Об убийстве, да ещё священника. С чего бы это?» – Толик пожал плечами, и отправился в сторону метро. Погодка была просто отличная, тепло, солнышко и это девятого сентября. Да, удачно он выбрал день. Справа от метро возвышались два новых дома, которых не было в его время. Хоть чего-то новенькое, за четырнадцать лет могли бы и больше построить.
Недалеко от метро рядом с магазином стоял целый ряд бабуль с разной ерундой. Никто их не гонял, торговали спокойно, как будто тут каждый день проводят. Толик поинтересовался почём у них сигареты, услышав цену, присвистнул. Хотел обозвать спекулянтками, но не стал, кто их знает, какие сейчас порядки. Подошёл к табачному киоску и понял, почему сигаретами торгуют бабки. На полках стояла только какая-то болгарская дрянь, да и то по талонам.
– «Дожили, с куревом проблемы, только у спекулянтов купить можно. Собственно, пока у меня есть чего курить, а дома сигарет куплю без проблем. Интересно, с чем у них тут ещё напряжёнка?»
Он зашёл в магазин. Пустовато что-то. Полки блистали чистотой. Даже хлеба не было. Стояла очередь за мороженой треской. Те, кому досталось, спешили к кассам, а вместе с деньгами почему-то подавали паспорт. Продавцы, посмотрев в паспорт, пробивали чек, правда, не всем. Одна тётка громко возмущалась, что забыла паспорт, и что нет такого закона, чтобы всё продавать по прописке.
Толик, глянув на такое безобразие, поспешил на выход. Покупать он и так ничего не собирался, но понял, что даже если захотел бы, то ему навряд ли что-то продали. Не спеша добрался до метро. Зашёл в вестибюль, как обычно опустил пятачок, спустился вниз и сел в вагон, что ехал в центр. Первое, что сделал в вагоне, подошёл к карте.
Вот тут изменения были, вместо привычной карты увидел новую. Новые станции, новые ветки. Даже в Чертаново метро провели. У него не было определённой цели куда ехать, решил, что прогуляется по центру и просто поглазеет. Доехал до Калининской, долго переходил на Боровицкую. По дороге попалось насколько нищих. Такое увидел впервые, чтобы в метро и нищие. А народ даже внимания особого на них не обращал.
Боровицкая понравилась, побродил минут пять и сел в поезд до Чеховской. Здесь решил выйти на улицу Горького прогуляться. У кинотеатра как всегда толпился народ. На другой стороне улицы тоже стояла толпа. Толик удивился, чего там интересного, вроде кафе Лира никогда не пользовалось особой популярностью, да ещё среди белого дня. Решил удовлетворить любопытство. Оказалось, что на месте кафе стоит какой-то Макдоналдс – американский ресторан.
– «Что же там такого необычного? Такая очередь. Хотя интересно, чем кормят в Америке, и за какие деньги». – Толик просочился через заградительные барьеры. В очередях он стоять не любил, и обычно не стоял. Пробившись внутрь, он стал изучать прейскурант. Цены не радовали. Какой-то бутерброд под названием «Биг Мак» стоил целых три рубля и семьдесят пять копеек. Хотел соблазниться на фанту в фирменном стаканчике, но пожалел денег и, не переставая глазеть по сторонам, поплёлся к выходу.
Не дойдя до выхода, передумал. Хотелось есть, к тому же привлекало красивое оформление. Всё-таки разорился на обычный гамбургер и фанту. Съел, запил. Так, ничего особенного. За такие деньги он у себя дома купил бы целый десяток котлет, даже не котлет по шесть копеек, а бифштексов по тринадцать и батон хлеба, наделал бы десяток таких же гамбургеров, ещё бы и на пару бутылок пива финансов хватило. Нет, буржуйские штучки может и красивые, но цена явно завышена.
На улице вовсю светило солнце. Толик медленно побрёл в сторону кремля. Здесь уже были заметны перемены. Некоторые магазины исчезли, а на их месте красовались различные конторы. На Манежной площади попал на митинг. Лысый мужик с мегафоном призывал всех не полагаться на президента, не верить правительству, а записываться в их партию.
– «Ни хрена себе» – подумал Толик, – «агитация против правительства, а все стоят, разинув рты, и слушают. Что творится, даже милиция не вмешивается, тоже стоит и уши развесила. Да, в моём времени этот с мегафоном и минуты бы не покричал, живо бы скрутили люди в штатском, а потом его лет пятнадцать в Москве никто не увидел бы. Да что там пятнадцать лет, вообще никогда. Что-то у нас в СССР круто поменялось, хотя внешне не так заметно. И ещё партии какие-то. Как же КПСС допустила конкурентов? Сплоховали коммунисты. А президент? Неужто у нас в стране появился президент? Надо газет что ли купить, а то совсем не в курсе событий. Интересно всё же».
Но газет Толик так и не купил. Как оказалось в воскресный день выходной не только у людей, но и у газет. Рядом с метро продавали печатную продукцию, но это был какой-то стриптиз, если не порнография. Сделанная на плохой бумаге, да ещё некачественной ксерокопией, эта продукция стоила не меньше трояка. И ведь кто-то покупал. А торговцев на улице было много. Складывалось впечатление, что чуть ли не половина жителей решила выйти на улицу и поторговать.
Толику надоело толкаться в этих людских водоворотах и он решил, что на сегодня разведки хватит, и пора возвращаться. Заскочив в первый попавшийся подъезд, он пошарил по почтовым ящикам, реквизировал оттуда две газеты и «Огонёк», а потом нажал два раза на сброс, и через пять секунд был у себя дома.
Дома он обратил внимание на то, что с момента его выхода в девяностый год и до возвращения, здесь в его настоящем времени прошло не больше минуты, хотя его прогулка длилась часов пять, не меньше. Ещё не зная, как использовать этот факт, он отложил его в памяти.
Журнал и газеты изучал долго, на улице уже рассвело. Общее впечатление от путешествия и газет было далеко не радостным. Ладно, коммунисты потеряли единовластие, Толик никогда не приветствовал засилье одной партии. Но, от наличия целой кучи новых партий, порядка, как он понял, не прибавилось. В политике бардак, похоже, что СССР скоро развалится. Республики свободы от России захотели, кругом какие-то национальные конфликты.
Президента избрали. Со штатов что ли пример взяли? В республиках тоже президенты, а в городах мэры. Что ещё с запада передерут? Даже не верится, что придётся жить в такое время. А жизнь-то какая? Мало того, что очереди в магазинах только увеличились, так ещё и продуктов меньше стало. А с сигаретами вообще беспредел какой-то. Надо в девяносто первый год махнуть, проверить вдруг там ещё хуже будет? Вот тебе и светлое будущее. Почитаешь, и не захочется такого будущего. Преступность растёт со страшной силой, СПИД какой-то объявился, мало без него венерических болезней.
Улицы в базар превратились, словно народу больше делать нечего, как торговать да на митингах толкаться. Он прошёл-то по городу всего ничего, а митингующих видел не меньше чем в шести местах. Не понял Толик такой жизни. Голова пухла от мыслей, и он решил, что не будет забивать мозги чужими проблемами, а лучше немного поспит. Всё-таки он устал, да и простуда не придавала бодрости.
|
|