Стасе Июль, узорны золотые полотенца в лиловой стыни липовой аллеи, где влажно дышит скошенное сенце, и нежный лик сквозь листья розовеет в библейском ожидании младенца. Свободные одежды легковесны и ветрены, как сон полынно-крылый, качается на волнах летних лестниц кораблик мой с Божественной посылкой, плывущий по бульварам старой Пресни. Крутых бортов обвод виолончельный скрывает лик небесного посланца, столь зыбок в животворной колыбели, в скорлупках тонких, цвета померанца, его сердечка лепет акварельный. Дитя, дитя! В пелёнах кайнозоя, во снах янтарных спишь в дремотных водах: сквозишь в межтравье древней стрекозою, шуршишь змеиной шкуркой слюдяною, зрачок багришь румянцами восходов. Где за волной волна легко качает кайму материков новорождённых - в предчувствии любови ли, печалей – о, кроха, ангел, нежно со-творённый прохладными осенними ночами, к вершине Homo путь свой направляешь, спешишь, тревожа девственные кущи и долы ископаемого рая... Из минувших времён ко дням грядущим Улыбчивая весточка живая… Готово всё: огонь, вода и трубы, - он ждёт тебя, наш век несовершенный - то нежно-горлый, то кроваво-грубый… Но птаха-жизнь? О, ты её возлюбишь - шутя ль, скорбя…Любимицей вселенской под звёздные стропила Ойкумены войди, дитя!
|
|