Невольно думаешь о строгом
минувшем, скрывшемся за ров.
И Сумин город за острогом
не по-рождественски суров.
Ряды натянуты, как провод,
от звуков трубных звон в ушах:
чеканит гвардия петрова
парадный новогодний шаг.
Недвижен генерал-фельдмаршал
Репнин, лишь перестук подков.
Морозный плац пронзают марши
и гром торжественных полков.
Команда: «К пушечному бою!»
Сегодня к войску спрос двойной
царю диктуется судьбою
и вечной Северной войной.
Напрягся конь под телом властным,
косится на Полтаву глаз:
безмолвный адъютант гривастый
нутром предчувствует приказ.
«Спаси Россию от позора!» –
раздался голос за спиной,
и грозный Пётр столкнулся взором
с церковной бледною стеной.
Тряхнув сердито куполами,
сверкнула молнией глазниц:
«Врагов испепели, как пламя!
А всех предателей казни!»
И гром полуночный, как ватой,
заложит уши рядом с ней,
где тысяча семьсот девятый
цветёт потешностью огней*.
Вся свита двинется на ужин
и станет бражничать до двух,
где штаб-квартирою остужен
ушедших дней тяжёлый дух.
Ломая власть тисков досадных,
превозмогая ветер бурь,
проскачет вечный Медный всадник
через Полтаву в Петербург.
А в Сумах каждый старый камень,
века пронзив, связав, как трап,
хранит и воскрешает память
и сон империи Петра.
*Потешными огнями назывался фейерверк.
|
|