ЧУВСТВО
Москва
Она шла по мокрой мостовой под холодным ветром, стегающим обжигающе ледяными струями. Прохожие оглядывались вслед. Ляля не замечала ни их, ни непогоду. В обычной кофточке и легкой юбке она выскочила на улицу. Все, все осталось в квартире. Не только плащ и сапожки, пуловер и зонтик, но и вся она. Вся ее юная жизнь, все ее стремления, радости, планы, надежды, сам смысл жизни.
Холодные дорожки по лицу мешали видеть. Но Ляле не требовалось смотреть. Взор был устремлен внутрь, в душу, внезапно ставшую пустой. Ноги несли ее куда-то, без цели, без направления, по тротуарам, паркам, поперек дорог. Только картины в голове и мысленный диалог. Диалог надсадный, мучительный, убивающий. Ляля видела перед собой только все возвращающуюся, не дающуюся забыть сцену. Последнюю, до того как она перестала видеть окружающее. Он, ее верный, любимый друг, долгожданная любовь в объятиях обнаженной женщины, заметно старше ее, удивленной и перепуганной, не меньше самой Ляли.
С этого мгновения мир погас. Жить стало незачем. Двадцать один год на земле – достаточно уже, чтобы подвести итоги. Вот мост, почему бы ни прыгнуть прямо сейчас? Людей много. Жаль. Помешают.
Злая память то возвращалась к началу их отношений, то жестоко вновь и вновь прокручивала кадры измены. Вот их знакомство, мимолетное и легкое. Ничего не обещавшее. Вот первое свидание и вспыхнувшее в обоих чувство. Как любовь с первого взгляда. Вот бегство от летнего дождя в последнем троллейбусе и первые горячие объятия. Вот ночь их открытия друг друга. Как она тогда отдалась ему, вся без остатка, без колебаний и сомнений, а ведь берегла себя, и хранила! Наверно, для него. Для первого настоящего чувства.
Вот Ляля с ним в деревне у его родни. Цветущие луга, тополиный пух. Вечерняя банька. А потом неистовые ласки, до изнеможения. Шашлык на огоньке до утра, вяжущее вино, и снова неистовые услады тела. Он учил ее, она была способной ученицей. Он хотел, она отвечала, он восторгался, ее обуревало желание, и теперь она домогалась его умелых ласк.
Вот они едут к его родителям в раскачивающемся вагоне. Они строят планы, воздушные замки. Свадьба, квартира, учеба, дети. Лялю заносит. Она не может остановиться. Мечтает, мечтает, мечтает. А милый только пытается вразумить, Ляля не слушает, ей мало простого счастья. В результате он валит ее на полку вагона, и только безумный секс заставляет остановить полет ее распоясывавшейся мысли.
Теперь все, конец. Нет планов. Не будет свадьбы, детей. К чему теперь учеба? Его квартира? Нет самого главного – любви, того, чем она жила этот счастливый год, единственный в ее жизни. Нет его самого.
Внутри души надрывный крик: ЗАЧЕМ ТЫ ТАК СО МНОЙ? Я ЭТОГО НЕ ЗАСЛУЖИЛА! Милый, любимый, хороший, зачем ты убил нашу любовь?
Ляля не умерла, даже не заболела, не покончила с собой. Прошла апатия. Прошли годы. Ляля вышла замуж, родила двоих детей. Работает в школе.
Крым
Слезы залили все лицо. Глаза болели. Казалось, в них уже не осталось влаги. Но слезы продолжали исторгаться. Лицо щипало от соли, вспухшие покрасневшие глаза уже не различали и контуры предметов. Вот только он был со мной, в моей жизни, и все обрыв, пропасть в никуда. Лучше бы я была в машине вместе с ним.
Боль разрывает грудь.
Муж, обаятельный, веселый, надежный, любимый. Теперь он за чертой. Почему ты не взял меня с собой?
Юля неподвижно сидела на земле, по-тибетски поджав ноги, окаменев. Только слезы. Отпуск в Евпатории, долгожданный и радостный. Приятели тремя семьями, машины, любимое шампанское, ночные костры с шашлыком. Юля уже три года не могла нарадоваться своей замужней жизни. Виталий был воплощением ее мечты. Жизнерадостный, богатый на выдумки, романтичный. Ее опора. Ее лучший любовник. А ведь было с кем сравнить к ее двадцати трем годам до замужества!
Ни разу не отказал ни в чем. Юля хотела праздник, она его получала. Юля не могла обойтись без любимой подруги, она переселялась в их студенческую комнатушку. Даже когда Юля не смогла обойтись без подружки в постели, Виталий разделил супружеское ложе с двумя женщинами. Евпатория, отпуск? Юля получала свое. Ей взбрело в голову испытать острые ощущения в объятиях двух мужчин? Виталий шел на это, превозмогая боль, ревность, обиду.
Но все кончено. Его нет навсегда. Для чего ей теперь оставаться здесь? ЗАЧЕМ ТЫ ТАК СО МНОЙ? Ты должен был взять меня с собой, мне не нужна пустая жизнь без тебя. Ночной ветерок остужал песок великолепного пляжа. Юля не замечала смену дня и ночи. Сутки в позе Будды, как каменное изваяние.
Юля стала жить, ожесточившись. Озлилась на мужчин. Ее любимый обманул ее, оставив жить пустую, без него, жизнь. Сначала она мстила мужчинам, потом их использовала. Потом она вернулась к жизни. Юля уехала в Калининград, вышла замуж за моряка, замечательного парня. Стала верной и любящей женой. О своих занятиях проституцией не вспоминает никогда.
Ставрополь
Он весело глядел в окно автобуса и торопил прибытие. Наконец-то все позади. Кончилось. Годы отданные институту превратились в два новеньких диплома. Его и ее. Костя перевелся на заочное, так же как и жена, как только они стали жить вместе. Не расписывались, не играли свадьбу, просто стали мужем и женой.
Когда Марина забеременела, ездить на сессии ей стало тяжело. Ну, а когда родился малыш, и подавно. Костя взял на себя все. Он приезжал в краевой центр на две недели, вместо положенного месяца. Он сдавал свою сессию и ее, бегал с двумя зачетками, выкраивал каждый свободный час. Теперь, даже госэкзамены он умудрился сдать за нее и за себя. Конец многолетним трудам. Отвлечению на учебники, поездкам из дому. Можно вздохнуть. Теперь Марине не будут пенять коллеги в детском саду, что у нее должность не по образованию. Теперь он не будет бросать семью и дом два раза в год. Теперь полегче станет с финансами, которые уже который год были их общей головной болью.
Междугородний автобус притормаживал у въезда в город, а Костя подумывал о том, что неплохо было бы и отпраздновать это событие. Шутка ли два сразу диплома о высшем образовании? Можно было бы выйти на природу под гору с закадычными друзьями, тоже семьями. Расположиться неподалеку от минерального источника. Пожарить мяско, посидеть душевно…
Переступая порог родного дома, Костя ощутил неладное. Не было привычного шума в квартире, не голосила их малышка, стало как-то пустовато. И мамаша, бесцеремонная, бестактная, как всегда, с порога: «Дождался, доигрался, голубчик! А я ведь знала, я предупреждала»! Сердце замерло в предчувствии беды. На кровати записка. Уже мятая и зачитанная мамашей.
«Я ухожу. Не хватало силы воли и смелости сказать это тебе самому. Потому делаю это, пока тебя нет. Прости. Я больше не могу тебя выносить, эту комнатушку, одну на троих, перебранки с твоей мамой, безденежье, твою требовательность. С дочкой будешь видеться через моих родителей».
Вот так. Мир рухнул в эту самую секунду. Пол поплыл под ногами. Это невозможно, это дурной сон, так не может просто быть! Как это выносить меня? Какая требовательность? И вместе ведь решили, будут дипломы, - заработаем на размен квартиры. Потом и с деньгами все время получше становилось.
Дорожная сумка ударилась об пол, напомнив о реальном мире. Дипломы вывалились через отогнувшийся край. Костя грузно опустился на семейную кровать, служившую одновременно и диваном, и зачастую обеденным столом. Только сейчас к нему начало приходить осознание происшедшего. Ну, пусть тяготы, пусть вредная мамаша, пусть теснота, трудности роста ребенка. Да ведь, и самое трудное уже позади! Три года, ребенок требует все меньше забот. Да, ладно, но как быть с любовью, с чувствами, с тем, что прожито вместе? Шутка ли, половина жизни из всего-то двадцати пяти лет?
Комок в горле перехватывает дыхание, пелена в глазах. Жаль, мужчины не плачут. В мышцах дрожь – не унять. Тянущая боль в душе, так, что хочется разодрать грудь и вырвать ее оттуда. Защитная реакция сознания, - набегают картинки воспоминаний, отвлекая, пусть на секунды, но не давая сойти с ума.
Первый вечер их знакомства. Хотя оба выросли в одном доме, в одном дворе, только тогда они подошли друг к другу. Он увидел в ней девушку, она в нем юношу. Покруче, чем Ромео и Джульетта, ему вот-вот тринадцать, ей только-только двенадцать. Майский вечер с ранней южной темнотой, а впереди скороспелая любовь, ранним сверхжарким летом. Прогулки под луной. Ночные дискотеки. Налеты на зреющие сады с такими же безумцами как и они. Потом родители. Война. Битва за право на любовь. Долго, почти до окончания школы, пока у родителей не кончились силы.
Потом его институт и ее школьный бал. Любовь без границ и без родительской опеки. Армия. Она его ждала, потому что для нее в жизни не было другого мужчины. Все кроме него были люди. Мужчина это только он, Костя. Единственный на земле. Потом он и она навсегда вместе. Он просто пришел к Марине домой, и забрал ее к себе жить, ни слова не сказал в сторону родителей.
ЗАЧЕМ ТЫ ТАК СО МНОЙ? Я был тебе всем, и мужем и отцом и матерью. Я делал для нас все, что мог. Как ты любила ласки, которые я тебе дарил! При воспоминании об утраченном стало еще больнее. Твоя грудь, такая нежная, соблазнительная, которую я любил юной, наливающейся молоком, кормящей, потом женственной, никогда, никогда более не со мной. Но что грудь, ты, сама ты, более не со мной. Ты предала меня, предала нашу любовь, предала нашу дочь. Сразу лишила ее семьи, беззаботного детства, права на отца в объятиях матери. Ты променяла самое дороге на Земле – любовь, на что? На покой, на сытость? Чего стоят Мерседесы и виллы без самого главного в жизни – любви?
Сильный мужчина обмяк на кровати, повалился набок, отрешился от бытия на бесконечные сутки.
Через три года Костя встретил юную деву, с которой завязал очень непростой роман. Но после притирки друг к другу они стали счастливой семейной парой. У него теперь вторая дочка.
Тюмень
Ранняя сибирская осень уже грозит снегом и морозами. Пальто, шапки и перчатки стали повседневной необходимостью. Рита же стояла на оледенелом пятачке разбегавшихся пешеходных дорожек в распахнутом пальто, с шапкой, забытой в негнущихся пальцах, без перчаток, оставленных в сумке через плечо. Сознание просто ушло внутрь себя и перестало подавать сигналы телу. Потому оно, это тело и остановилось на середине пути между ее и его домом. А сознание остановилось между небом и землей.
Ведь как долго не хотела она поддаться, расслабиться, впустить ощущение счастья. Как долго она боялась. Десять лет после развода создали почти затворницу из молодой, в общем-то, женщины. Рита закуклилась, спряталась в раковину. Она боялась испытать снова не просто разочарование, боль разбитого сердца, боль разрываемой души.
Он взял ее, положил в ладони, отогрел. Ее Вовчик. Он заставил ее снова надеяться. Он такой умный, терпеливый, веселый и раскованный. И бесконечно нежный. Он с улыбкой разбивался об ее раковину, но снова и снова шел к ней, улыбался и убеждал.
С ним она снова познала счастье. Счастье иметь мужчину, заботы о нем, счастье сладкой ночной истомы, растопляющих ласк. Пусть она не была такой открытой, как Вовчик. Пусть, для нее многое оставалось табу, пусть она боялась нового и его такой легкости в погружении ее в интимное просвещение. Но она ведь шла навстречу. Не так быстро, как хотелось ее Вовчику. Но ведь в конце концов она втоптала в землю свою гордость, свои страхи, свои принципы. Она шла к нему, чтобы сказать: «отныне я для тебя вся, чтобы ты ни хотел, чтобы ты от меня ни потребовал, я отдам для тебя и всю себя и весь этот мир, только не разрушай мою любовь. Только будь со мной»!
Две недели, как внезапно прекратились его визиты. Две недели сумасшедших переживаний, смутных догадок, вспышек надежды и падений в отчаяние. Она пошла к нему сегодня, рассчитав, что в это время его застать можно наверняка. Она отринула все, воспитание, приличия, все, она шла спасать свою любовь.
Милый, любимый, ты не открыл мне дверь. Но ведь, если я провела под нею целый час, ты мог быть только там. Внутри. Ведь не показался же мне мелькнувший взгляд в дверном глазке! Ты держал меня перед закрытой дверью, пока я не обессилила. Ты лишил меня даже шанса сказать тебе, все что я сказать приготовила. Шанса спасти любовь. Ты убил ее, а вместе с нею и меня!
ЗАЧЕМ ТЫ ТАК СО МНОЙ? Я согревала тебя после работы в студеный метельный день. Я готовила тебе любимое блюдо в любой час, когда бы ты ни пришел со смены. Я разделяла с тобой постель в любом настроении, в любом самочувствии. Я ухаживала за твоей одеждой и обувью. Я ластилась к тебе, как преданная собачонка. ЗАЧЕМ ТЫ ТАК СО МНОЙ? Я поверила в счастье, которого не ждала…
Рита заболела воспалением легких. Через две недели она, недолечившись, уехала с Севера в родной город в Башкирии. Месяц провела в терапии. Потом, после попытки вскрыть вены, она пробыла три года в психиатрической лечебнице. Она закрылась в свою раковину навсегда. У нее нет и не будет мужчины, семьи, детей. Она до сих пор состоит на учете в психдиспансере.
Ставрополь
Зелень буйствовала повсюду. Жаркое южное лето сменило весну стремительно. Вслед за нежными ароматами цветения и мягкого тепла пришли теплые ночи, яркая сочная зелень, утомительная дневная жара. Икарус шумно зарулил на автовокзал районного центра. Влад торопился размять утомленные долгой поездкой ноги. Скорее к ней, навстречу любви. Обнять, прижать, целовать ладное девичье тело, прикоснуться к льняным волосам, увидеть веселые искорки в зеленых, по-кошачьи, глазах.
Радовало все кругом, свежая зелень, поющие птицы, неказистые улицы казачьей станицы, вдруг названной городом, веселые узоры в оградах, приветливые неторопливые жители. Влад мчался вперед, зажав в руке конверт с адресом, почти не прибегал к расспросам. Письмо, доброе, дружеское, развенчавшее сомнения и вселившее надежду. Весточка любви. Оно вело его тремя строчками на конверте.
Вот, вот и он увидит любимую. Вторую руку отягощает сумка с подарками, не забыты родители, младшая сестренка, не забыты предпочтения его любимой. Бесконечные полутораэтажные домики, одинаковые заборы под разной краской. Вот и заветная калитка. Над палисадником ива, во дворе вишня, яблоня, слива. Как он себе и представлял. Медный колокольчик заменяет звонок. Из-под занавеси ее лицо, удивленное. Еще бы, какой сюрприз! Почему-то рука ее показывает на ворота, въезд для машин через заднюю часть двора. Влад перемещается еще на десять шагов вдоль синего дощатого забора. Улыбка и радость в глазах, душа еще не предчувствует ничего.
Светлана в модном ярком спортивном костюме, не вписывающемся в деревенский пейзаж. Голова склонена, и она не идет в его объятия, и не отвечает на любовное приветствие. Сбивчивое объяснение через затворенные ворота на десять минут. И растет камень на душе, и давит, и тяжесть становится непереносимой. И кажется волосы седеют один за одним, и перехватывает пересохшее горло, так, что невозможно вымолвить ни слова.
- Ты меня понял неправильно… Я хотела оставаться друзьями… У меня есть своя любовь... Ты очень замечательный… Ты еще встретишь хорошую девушку…
К чему слова и глупые пожелания? Где же нежный шепот ночных бесед? Судорожные объятия в не отапливаемом павильоне? Взгляды прямые и смелые, говорящие о любви? Скрип предательской кровати и бегство в уединение? Безумное сплетение тел?
ЗАЧЕМ ТЫ ТАК СО МНОЙ? Ты дала надежду, внушила любовь, а теперь рвешь по живому! Почему ты не сделала это тогда, когда еще не было поздно, когда искорка любви не разгорелась в пожар, объявший душу?
Никогда, никогда больше не родится улыбка на моих губах, никогда не засмеются глаза. Никогда не родится снова любовь. Грусть и печаль – мой удел на всю оставшуюся жизнь. Сумка и мятый конверт скользнули к ногам из ватных рук. Тело, само повернуло на обратный путь. Закричать, выпустить стон из груди? Поведать всему миру о своем безмерном горе? Перекресток вот-вот уведет с милой улицы, долгожданной и предательской. Нет сил не бросить последний взгляд на то, что любил, звал, лелеял в душе, надеялся и мечтал.
Фигурка в броском тренинге смотрит не вслед ему. К ней приближается счастливый избранник. Высокий, черный, уверенный, беззаботный. Все ее внимание ему, распахиваются ворота и фигурка мчит навстречу беспечному казачку. Будь счастлива, с ним… или с другим, помни хотя бы что я был…
Влад очень успешно закончил педагогический институт, весело гулял на выпускном, а спустя два года встретил женщину, которая стала его женой.
Тюмень
На огне скворчала сковорода. Надо кормить сына. Брызгало масло, особенно, когда в него падали слезы. А они падали все чаще и чаще. Скоро их уже было не унять, они залили все лицо, намочили блузку и обильно смочили колбасные кружочки на сковороде. Оксана застыла с вилкой в руке, невидящим взором уставившись в сковороду, забыв зачем она здесь, не чувствуя подгорающую колбасу. У Оксаны меркло в глазах.
Все кончено. Так только и бывает в жизни. Вчера еще, нет, только что, все было. Жизнь была полна смысла и радости. Но вот это случилось, и все померкло. Теперь нет ничего. То, чем жила, перестало существовать.
Витя пришел проститься. Он сказал, что у него жена и новорожденная дочь. Он останется верен долгу супруга и отца. И даже если он вернется, то не к ней, просто на свое место. Оксана еще сказала слова прощания, еще обняла его на дорогу. Еще просто она не осознала! Оно пришло потом, когда закрылась дверь, когда наступила тишина. Его больше не будет с ней никогда! Туманное счастье, неясные надежды, короткий период яркой любви, умерло все. Она боялась ясности, боялась задать вопрос, она лелеяла искорки надежды, смутные намеки.
Мы встретились так случайно. Но с первого же часа стало понятно, что это судьба. Я потянулась к тебе сразу, ты это почувствовал. Но раньше почувствовала твой зов я. Ты был на вершине обаяния, блеска ума, хитросплетения соблазна. Ты был так отличен от скучных работяг Севера и залетных вахтовиков. Ты был неожиданен, ласков, непредсказуем, нов. Ты попросил потрогать мою грудь, как будто стрельнул сигаретку или спросил, который час. Ты позвал меня к себе в первый же вечер. И я не знала сомненья. Я бросила домашние обязанности, возмущение родителей, четырехлетнего сына. Я летела к тебе через снежную пургу, ночную вьюгу, сугробы до колен.
Я узнала тебя, и поняла, такого как ты просто не может быть другого, а ты восхищался мной. Ты восхищался моим телом, так прекрасно сохранившимся, плоским животиком и полной грудью, несмотря на роды и кормление. Ты восхищался моей опытностью в любви, умением, самоотдачей. Тонким знанием профессиональной медсестры и опытной жены, пережившей трудный насильственный брак. Ты брал, ты отдавал. Так же было и со мной. Ты не жалел себя для меня, я отвечала тем же.
Ты был настоящим мужчиной. Ты знал, что делать и как делать. Ты не знал сомнений. Ты был обаятелен и нежен с родителями, подчеркнуто вежлив с сестрой. Ты завоевал доверие маленького сынишки. Ты всегда точно угадывал какие подойдут подарки, и был щедр. Впрочем, ты не был скован в финансах. Ты легко находил нужный язык и с начальством и с последним забулдыгой. Твой искрящийся юмор осветил мне все лютые месяцы суровой зимы и ранней весны.
Я дала тебе все что могла, то чего тебе не хватало в неуютной жизни одинокого мужчины в чужом затерянном городе. Уют женской руки, заботу и душевное тепло. Проводы и встречи из твоих снежных командировок. Я дарила тебе ласки, о которых ты не осмелился бы даже заговорить вслух. Я была твоя вся!
Я пошла на связь с тобой, зная о жене, зная об ожидаемом ребенке. Ты дал мне лучик надежды. Ты признавался сам, что нет между тобой и ею бывшего чувства. Я сама взлелеяла свою надежду, я сама жила в тумане выдуманных ожиданий. И как я наказана!
ЗАЧЕМ ТЫ ТАК СО МНОЙ? Я не просила у тебя ничего. Пусть бы все было так как есть. Я согласна была всю жизнь играть роль любовницы. Милый, только бы ты оставался со мной. Долг? Что есть долг, приличия, обязанности против любви? Это пыль, ничто. Все уходит, все меняется. Вечна только любовь.
Мама, жалостливая и всепонимающая, осторожно взяла ручку сковороды из Оксаниных рук, и молча отправилась кормить внука. Невидящий взгляд сфокусировался на красно-голубом пламени газовой горелки. Неподвижно Оксана простояла до полуночи, пока не приехала скорая. Знакомый врач, делая укол, заметил только грязные дорожки на горяче-сухом лице.
Через три месяца Оксана привела в дом увальня дальнобойщика. Она снова смеялась и любила. Через месяц они расписались. Через год они съехали от ее родителей в недавно приобретенную квартиру. Оксана была замужем шесть раз. У нее сын и две дочери.
Монс, Бельгия.
Боль скрутила снова плечи и руки, потом перекинулась на спину и поясницу, стали непослушными пальцы, и опять из-за сжавшихся ребер стало трудно дышать. Снова приступ. Наташа потянулась за таблетками. Четвертый раз за сегодня. Так больше невыносимо. Двукратная доза, так и до могилы недалеко. Что же ты делаешь со мной, мой любимый?
Ты нежен и заботлив, ты ласков и предупредителен. Ты знаешь о моей болезни, и ты готов разделить это бремя со мной. Но ты не знаешь, что убивает меня само твое присутствие, просто мысль о тебе. Врач давно уже запретил любые сильные эмоции. Как нельзя огорчаться и горевать, так нельзя и смеяться и радоваться. Нельзя любить!
Ты вернул мне ощущение жизни, напомнил о реальном мире. Я снова ощутила себя женщиной. Ты дал мне такие удовольствия, которые я не испытала ни с одним из своих трех мужей. Я потянулась к нормальному существованию. В еде снова появился вкус, в вине – хмель. Прогулки обрели смысл, дом обрел уход и заботу. Только две недели скоротечного счастья. И приговор врача: в госпиталь, немедленно, на интенсивный курс, иначе…
Я сказала тебе об этом только что. Как погасли твои глаза, как надорвался голос. Я делала тебе больно, сама переживая боль. ЗАЧЕМ ТЫ ТАК СО МНОЙ? Моя судьба? Почему ты со мной так несправедлива? Ты сделала из человека просто живое существо, ты лишила меня права на любовь! И зачем же я живу?
Наташа провела в госпитале только месяц. Она пошла осваивать профессию пригодную для ее инвалидности. Через пять месяцев врач разрешил ей вернуть своих почти совершеннолетних детей. Ей по-прежнему запрещены любые сильные эмоции. Ей нельзя любить…
Железнодорожный перегон Курск – Орел.
Последний вагон в составе раскачивало слишком уж сильно. Самовар в коридорчике, возле хозяйства проводников, не давался в руки. Сначала, кончился весь кипяток, потом не было воды. Теперь на длинном перегоне поезд разогнался так, что Ашот не мог ухватить кран. Мешал трофейный чайник в левой руке, и две кружки в правой. Досада захлестнула, вскипел уже не самовар, а горячий армянский мужчина.
Гостеприимный и отзывчивый, Ашот, во что бы то ни стало, взялся доставить кипяток в купе к дружелюбным соседям. Без места, подсевший леваком в плацкартный вагон, Ашот был благодарен приютившему его купе. Сегодня, одно к одному, все беды навалились на достойного дитя гор. Не было билетов ни на один поезд в сторону Питера. Ни один проводник не хотел его брать, опасливо поглядывая на внешность джигита: орлиный нос, трехдневная небритость, пылающий взор. Цыгане украли часть его поклажи. Теперь ему не во что даже было переодеться. Слава богу, что самое ценное осталось с ним.
Уже неделю Ашот пробивался к своей семье на Север России. Карабахская война не просто разорила страну, но и закрыла железнодорожное сообщение через Азербайджан. Лететь со своей добычей он не мог. Еще год назад Ашот спас жену и двух детишек и вывез подальше от войны в безопасную Россию к землякам. Сам отправился спасать добро, нужно было рассчитываться с долгами, заработать на новое обустройство. Его любимая Карина не привыкла к бедности и скитаниям. Письмо, переданное через множество пересылок, обрушилось словно топор на голову. «Дорогой Ашот, ты славный отец и добрый муж, но я больше не могу терпеть унижения нищеты, не могу терпеть твоих отлучек и неизвестности. Я встретила другого мужчину. Он добр к моим детям. Прощай, забудь меня, недостойную».
Ашот бросил все, дезертировал, истратил половину вырученного на дорогу в Россию. Осталось только попасть к ней, к детям. Она увидит его, она простит. Разлуку, войну, нищету. Он бросит к ее ногам узел с золотыми украшениями, долларами, зубными коронками, российскими рублями. Хватит на простенькую квартиру. Она вернется к нему.
Ведь эта любовь была между ними. Как вспыхнувшая утренняя звезда, как майская горная весна. Любовь, читаемая по глазам. Свидания украдкой, в тайне от родителей. Потом открытие своего чувства обеим семьям. Борьба за право на брак, преодоление родительской злобы и непонимания. Его сторона не желавшая говорить по-русски, ее родные, обрусевшие и забывшие родной язык. Зато потом, счастье богатой армянской свадьбы.
Как была хороша Карина в подвенечном платье. Какой он был видный жених. Как много он работал, чтобы у них была своя квартира, машина, достаток! Как они вместе смеялись над трудностями молодости! И ведь он достиг всего, и положения, и денег и трехкомнатной квартиры, и новеньких Жигулей. Если бы не этот развал! Ашот бессильно заскрежетал зубами. Сколько он всего передумал в эту неделю! Как терзали его ревность, сомнения, горе! Мужчина в расцвете сил вдруг постарел, сгорбился, появилась седина в висках. Он стал заискивающим и мягким. Впереди была цель, и он платил все, только бы до нее добраться.
Струя кипятка неожиданно плеснула по руке держащей чайник. Механически он отдернул ее, и чайник врезался в стекло вагонного окна. По нему пробежала паутинка трещин. Ашот в ярости стал бить чайником в это окно. Теперь и этот проводник высадит его, и Ашот просто опоздает со спасением свой любви. ЗАЧЕМ ТЫ ТАК СО МНОЙ? Моя жизнь?
Тяжелый чайник колотил и колотил в толстое стекло, пока оно не вывалилось наружу, оставив в раме опасные осколки. Одним прыжком тренированное тело ушло в этот проем, в февральскую русскую стужу, в ночную вьюгу, в смерть, на скорости в сто сорок километров в час.
О происшествии начальник поезда сообщил по радио. На следующей станции он узнал из местного отделения дорожной милиции, что тело мужчины попало в прыжке на опору электропередачи. Мгновенная смерть. Пассажиров вагона расселили по свободным местам, а вагон откатили в депо, на замену стекла.
Наблюдатель
Январь 2007.
|
|