Не помню мартовского плача
Великого и как убрали Берию.
Не ведаю, как ликовали тюрьмы,
И страна, очнувшись, выходила
Из кровавых снов анабиоза,
Хотя студёное зловонное дыханье
Эпохи черноусого тирана
Я ощущал в своей судьбе десятилетья.
Пятидесяти трех годов столетья отметина,
Всего лишь третье лето моей жизни
И первая глубокая зарубка
На древе памяти. С могучими ветвями,
Узорной кроной, уходящей в поднебесье
Грядущего, с глубинными корнями,
Змеящимися в тьме тысячелетий,
Сознанья моего дремучий ствол
Прорезал первый шрам переживанья
Пустяк, былинка – маленькая брошь
На белом платье маминой подруги,
Фосфоресцирующий розовый цветок…
По трезвым меркам нынешних времён,
К нам радиоактивный изотоп
Струил небезопасное свеченье,
Но по наивному неведенью тех лет –
Забавная и модная игрушка,
Невинное свидетельство прогресса
Огромной процветающей страны.
Но то страна. В растворе детских глаз
Моих все выглядело несколько иначе.
В косматом космосе, глухом и непроглядном,
В пространстве чёрном комнаты моей
Трепещущие зёрна расцвели
Непостижимо крошечных галактик,
Заполыхали медленным огнем,
Бросая отсветы и мягко озаряя
Глаза мерцающие, птицу тонких губ,
Глубокий вырез, ствол высокой шеи.
И Мать Вселенной, Млечная Звезда -
Ушедших поколений древний идол -
Со мной заговорила в тишине,
Наполненной таинственным свеченьем.
Ни слова, ни ползвука не издав,
Заворожённый совершенством мира,
Я растворялся в ледяной волне
Испуга, изумленья и восторга…
Я в этой комнате стою и посейчас
Трехлетним потрясённым мальчуганом.
|
|