Впечатление стоит тысячи слов.
У. Форрестер
СУББОТА
Тем ранним утром меня потянуло к реке. Я спустился вниз и остановился у кромки воды. Несмотря на прохладу, кувшинки уже распустились, привлекая к себе стрекоз. В прозрачной воде, над самым дном висели медлительные карпы, тихонько шевеля плавниками.
Я огляделся и вдруг увидел тропинку, идущую по берегу. Я бы и не заметил ее, если бы не клочок чьей-то шерсти, прилипший к колючке репейника. И действительно, травинки, пригнутые в одну сторону, указывали путь.
Я так никогда и не узнал, кем был тот неведомый зверь, открывший мне дорогу. Но я пошел по ней, а остальное не имеет значения.
Я шел долго и уже привык к своему мерному шагу и звукам вокруг, когда услышал грохот падающей воды. Впереди речка переливалась через гранитное ребро земли и срывалась вниз. Грохот ошеломил меня, но я пошел дальше и скоро уже стоял у края пропасти. Внизу зеленел лес полускрытый туманом, речка пряталась в нем, становясь спокойной, как и прежде.
Справа от меня к середине реки вела цепочка небольших камней, заканчиваясь одним огромным. Не задумываясь, я спрыгнул с берега и, добравшись до него, удобно на нем уселся.
Я провел так весь день, то уходя в себя, то возвращаясь, просыпаясь и снова погружаясь в дремоту.
Ранее утро сменилось просто утром. Солнце, вставшее позади меня, начало согревать мне спину и, как я надеялся, камень подо мной.
Утро сменил день. Зелень леса внизу посветлела. Я вгляделся, и мне показалось, что в брызгах падающего водопада блеснул чешуей лосось, тщетно пытаясь добраться до места нереста. Я пожалел его, но тут же о нем забыл. День перевалил за полуденную черту. Камень раскалился – я чувствовал его жар сквозь кожу ботинок, на которых сидел, поджав под себя ноги. Солнце пекло мою макушку, но я не боялся солнечного удара. (Однажды я поверил в солнечное затмение, и оно случилось. С тех пор солнце побаивалось меня, и я не терпел от него никаких неприятностей.)
Я видел оленей, пришедших на водопой, старого лося чуть в стороне от них. Маленькие птицы, уверившись в моей неподвижности, садились на камень около меня и даже на мои плечи.
День уступил место вечеру. От воды шла зябкая прохлада, и я опустил руки на камень, распугав птиц, уже привыкших считать меня своим насестом. Над горизонтом зависло солнце. Я закрыл глаза, и оно окрасило мои веки в красный цвет. И тогда я поверил, что полечу. Я почувствовал, как мои ладони отрываются от еще теплого камня и как ноги отзываются болью облегчения от снятого с них груза моего тела. Я не стал открывать глаза – я еще не умел летать с открытыми глазами. Так же медленно как поднимался, я опустился на камень и посмотрел вперед, солнце уже скрылось за горизонтом. Мне было пора.
Я перешел на берег и направился домой. Я шел неспеша, то и дело останавливаясь и щелкая пальцем по коробочкам дикой травы, заставляя их взрываться тучками созревших семян.
Только у порога я вдруг заметил, что не слышу привычных звуков: стрекота кузнечиков, пения цикады, живущей под моим домом, скрипа флюгера на крыше – в моих ушах все еще жил грохот водопада.
И тогда я улыбнулся впервые за долгое, долгое время…
МОНОЛОГ Герберта Ван Вогта, по прозвищу Большой Берт
-Ну да, я ему продукты раз в неделю, по пятницам привозил. Предпоследний раз привез, все на камень поставил, конверт с деньгами из-под камня забрал и уехал. Сколько лет занимаюсь этим, ни разу его не видел. Договаривался-то со мной нотариус. Говард его фамилия. А зовут Роджер, я еще запомнил, как у пирата. Ну да, а последний раз приезжаю – все, что я привез, нетронутое стоит, и денег под камнем нет. Я заходить-то не стал. Все - таки частное владение, сами понимаете. Хоть и не дело это – часть реки в свое владение забирать, я вам скажу. Там такие карпы водятся, такие карпы! Загляденье! Я ведь туда на рыбалку ходил, пока…Хорошо, хорошо, Ваша Честь. Да и потом, нотариус мне еще тогда сказал, мол, если что не так, звони, и карточку дал, вот она – карточка-то, и телефон на ней. Он написал, да. Я и позвонил, а мистер Говард мне говорит, мол, у него так бывает, периоды дерепсии. А? Депрессии то есть. Ничего страшного. Ну, ничего, так ничего. Но через неделю приезжаю, в пятницу, стало быть. Продукты испорченные медведь пожрал, следы везде, я-то новые не оставлял без денег-то.
А под камнем ни записки, ни денег. Тогда я снова позвонил, а он мне говорит: «Сиди, не рыпайся, я скоро приеду». И приехал, я к дому его отвез, а там он мне сказал, мол, если что, тебя позовут. Вот и все, что я знаю, Ваша Честь.
ВОСКРЕСЕНЬЕ
Я плотно позавтракал, выкинув банку арахисового масла, что этот осел Берт оставил мне накануне (ведь писал же!), взял с собой самый большой сачок, достал с чердака старый рыбацкий рюкзак с металлическим ящиком внутри и, надев сапоги, доходящие до бедер, отправился в путь.
За ночь я отвык от грохота водопада, но быстро притерпелся к нему и скоро снова перестал замечать. На этот раз я оставил камень в покое. Я двинулся налево, ища подходящий спуск, но нашел его только к полудню. Когда я, наконец, спустился вниз, оказалось, что до реки еще идти и идти. Я переждал полдень, отдохнув в лесной тени, а затем пошел направо, ориентируясь на шум водопада.
Его брызги играли солнцем, создавая многочисленные радуги. Водяная пена, взбитая им, казалось воздушным мороженым. Солнце внутри нее пряталось в пузырьках воздуха и выглядывало оттуда яркими зайчиками, слепящими глаза. Голыши, обкатанные водой, сияли драгоценными камнями. Вода дышала мощью. Это могло бы понадобиться мне. Но пока я нуждался в ином.
Рядом с падающей водой образовалась небольшая заводь, похоже, оставшаяся от огромного валуна, вывернутого из земли. Только вот камня нигде не было видно. Там я и нашел, что искал. Их было семеро. Израненные, измотанные безуспешными попытками они почти не двигались, и мне легко удалось их поймать. Одного за другим я подсекал их сачком и сажал в ящик в рюкзаке, заполнив его прежде текущей сверху водой. Они были тяжелыми, эти семь рыбин. Каждая длиной с мой локоть и толщиной с хороший кулак. Хотя, может быть, это было из-за икры?
Я возвращался по своим следам, часто останавливаясь на отдых – тогда я приоткрывал крышку ящика и смотрел, как они медленно скользят, касаясь друг друга боками. Казалось, они не возражают против такого обращения, чему я был несказанно рад.
Я вернулся поздно вечером, но, не медля, выпустил моих узников на волю, в реку. Течение тут было слабым, и я был уверен, что они не настолько глупы, чтобы искать своей судьбы в водопаде. Они восприняли такой поворот благосклонно и тут же удалились в заросли кувшинок у того берега, наверное, ужинать. Тут я почувствовал зверский голод и, несмотря на усталость, почти бегом направился домой. Уши уже привычно перестроились с водного грохота на обычные звуки, и я слышал песню цикады, зовущую меня, и тогда я улыбнулся снова и так и бежал до самого порога с глупой улыбкой на лице.
ТЕЛЕГРАММА Роджера Говарда, нотариуса,
не сумевшего приехать из-за жестокой лихорадки, а так же
КОНСПЕКТ ОТВЕТОВ Роберта Уэллса, внука пропавшего
«Спасибо присланный текст допроса тчк по приезду дом нашел завещание тчк высылаю копию нарочным тчк сообщил лесничество и внуку тчк больше ничего тчк выздоровление неделю тчк» Роджер Говард
Да, я его внук, Роберт Уэллс. Моя мать была его дочерью. Нет, я не уверен, что он умер, это она умерла. Да, я не любил своих родителей. Они погибли в автокатастрофе десять лет назад. Мне сейчас двадцать семь. Дед был моим опекуном до совершеннолетия. Но я ни разу его не видел. Да, даже фотографии. Он не любил сниматься, так говорила мать. Да, он оплачивает мое обучение. Что насчет завещания, то я не знаю, и никогда не интересовался, в чем оно состоит. Это можно узнать у мистера Роджера Говарда, с ним я и общался все это время. Он не только нотариус, но и адвокат моего деда. Нет, мне нечего больше добавить, Ваша Честь.
ПОНЕДЕЛЬНИК
Меня снова потянуло к водопаду, но я рассердился на себя за то, что какое-то место имеет такую власть надо мной, и решил остаться дома.
Сначала я залез на крышу, осмотрел трубу. Ей давно надо было заняться. Я разбил один из составляющих ее кирпичей, а остальные полетели в стороны – их больше уже ничто не связывало вместе, скрепляющий материал, чем бы он ни был, исчез, превратившись в труху. Я развел цемент в маленьком ведерке и затащил его на крышу. Пара кирпичей упала вниз, но я обошелся и без них. Откуда-то мне было известно, как кладутся трубы из кирпича, и я сделал свою заново без особого труда – ведерка хватило как раз.Я вымел полы и вымыл их. Вытряс все старые половики. Их следовало бы выбросить, но они напоминали мне об Анне. Она сшила их сама для пола в нашем самом первом доме. Я протер окна и подготовил дубовые ставни к зиме, покрыв их заново лаком. Кажется, я делал что-то еще, сопротивляясь все сильнее овладевавшему мной чувству. Но, в конце концов, я сдался и пошел на компромисс. Через несколько минут я стоял у берега реки.
Я разделся и медленно вошел в воду, нашел место помельче и сел, скрестив ноги. Вода доходила мне до груди. Время было послеполуденное, и я раздвоился: одна моя половина наслаждалась прохладной по сравнению с воздухом водой, а вторая жарилась под солнцем. Рыбы, сначала в панике сбежавшие от меня, вскоре так же как прежде птицы, сочли меня безопасным и выплыли на свет. Мои лососи тоже были тут. Более быстрые, чем карпы, они выхватывали у них добычу из-под носа. Впрочем, карпам тоже оставалось немало. В тот день я впервые заметил, как много в реке живет маленьких существ, служащих рыбам кормом, и изумился.
Я закрыл глаза и поверил, что взлечу. Я ощутил, как вода сливается с меня, слышал, как она капает вниз. Ветерок холодил мокрую кожу.
Где-то далеко затрубил олень, и мои глаза открылись. Я висел над рекой, невысоко, но висел! На мгновение я усомнился и тут же полетел вниз. Упав, я распугал рыб и поднял тучи брызг, больно ударившись копчиком и пятками о песчаное дно. Я медленно встал и шумно выдохнул. Оказалось, все это время я не дышал.
И вдруг я почувствовал, что тяга к водопаду покинула меня. Неожиданно губы мои задрожали, и я заплакал. Так я и стоял, голый посреди текущей воды со слезами, текущими из глаз, пока внезапно не понял, что это не навсегда, а только до завтра.
ОТЧЕТ Энн Хайнлайн, лесника
Нам поступило сообщение о пропаже Михаэля Санти от Роджера Говарда. Я немного знаю пропавшего. Это старый, но еще крепкий джентльмен. В отличие от других я не раз видела его, и поэтому меня отправили на поиски. Я обыскала дом, (он был открыт), обнаружив следы недавнего ремонта: цемент, банку с лаком, молоток. По-моему, он чинил печную трубу и точно покрывал лаком ставни – на крышу я лазить не стала. Я проверила реку у его дома, осмотрела берега, обошла лес в радиусе пяти миль, затем обследовала водопад. В небольшой заводи около него мной были найдены кожаные ботинки, след их подошв совпадает со следами у дома, думаю, это ботинки пропавшего. Больше я ничего не обнаружила. Потом мы отправили экспедицию в низовья реки, но снова ничего не нашли. Но его могло унести в море. Да, и еще одно. Может быть, это не относится к делу, но в реке неподалеку от его дома появился лосось. Забраться из низовий он никак не мог, я не понимаю, как он туда попал, и это кажется мне странным.
ВТОРНИК
День начался с фотографий. Мне нужна была старая газета для растопки, и я потянул одну из кипы, лежащей на антресолях. Вместе с ней в туче пыли на пол передо мной упал фотоальбом. Я уже давно перестал искать его…
Здесь была Анна: совсем молодая, Анна летом и зимой, Анна в доме и на улице и …Анна со мной. И последняя ее фотография перед родами: она дунула на одуванчик и смеется, а белые парашютики пляшут вокруг нее.
Здесь была Элен. Уже большая: два года. Элен при поступлении в школу, в колледж, их свадьба со Стивеном. Элен с маленьким Робертом на руках, как я боялся тогда, что все повторится снова…
Зов водопада, заглушенный было воспоминаниями, вдруг стал сильнее. Я отложил альбом и встал с пола.
Камень, казалось, ждал меня – несмотря на жару, он не обжигал, а был еле теплым, в самый раз чтобы не простудиться.
Я снова поднялся в воздух над водопадом и уже без сомнений открыл глаза. Ботинки тянули меня к земле, и я сбросил их. Пора было учиться ходить.
Воздух был похож на воду. Я не мог встать, но с легкостью лег на него. Кроль подошел в самый раз. Я загребал упругий, плотный воздух и отталкивался от него. Внизу медленно проплывал лес, я двигался над рекой. Устав, я вернулся назад. Садилось солнце, теперь я понимал, почему оно делает это так медленно.
Еле передвигая ноги, я доплелся до дома. Дрожали руки, но я все же смог согреть воды и заварить чай.
За окнами шумел лес, в камине трещали поленья, и шум водопада, прижившийся в моей голове, убаюкивал меня.
Небольшая РЕЧЬ Его Чести, судьи Роберта Маккефри
Суд принял решение по делу Михаэля Санти. С прискорбием вынужден сообщить, что Мистер Санти покончил с собой, сбросившись в водопад. В его смерти никто не виновен, кроме него самого. К сожалению, тело его еще не найдено. Мистер Санти оставил завещание, оно будет оглашено мистером Роджером Говардом, адвокатом покойного. Дело закрыто.
СРЕДА
Я написал завещание. У меня был договор с Роджером: прежнее завещание теряет силу при появлении нового, в каком бы виде оно ни было. Это выглядело не так уж плохо. По крайней мере, написано на бумаге.
Я сидел на берегу реки и кормил рыб хлебом. Они суетились в воде у моих ног, отталкивая друг друга. Лососи вырывались вперед.
Ближе к вечеру я снова оказался у водопада. На этот раз я не рассчитал и уплыл так далеко, что не хватало сил вернуться. Лес ожидающе разверз свою зеленую пасть. Я висел, повернувшись лицом к камню. Каждая его трещинка, каждая впадинка проплывали перед моим взором. Я понял его, вошел в него, поверил и притянул себя к нему своим желанием. Я снова стоял на камне над водопадом. Усталость исчезла, словно в награду за решенную задачу.
Я узнал, что в пятницу будет дождь. Хорошая примета. Спокойная радость переполнила меня. Свет ложился волнами в густую темноту, и воздух напоминал слоеный пирог.
И я, наконец, поверил в то, что все это правда. Неосязаемая, но неподъемная тяжесть свалилась с моих плеч, и я неслышно рассмеялся. А камень ответил мне дрожью.
СЛОВА Роджера Говарда
и
ЗАВЕЩАНИЕ, прочитанное им
Я рад приветствовать вас, мистер Уэллс, мисс Хайнлайн, мистер Ван Вогт. Я уполномочен зачитать вам завещание мистера Санти:
« Я, Михаэль Санти, которого когда-то звали просто Майкл, в здравом уме и светлой памяти пишу эти строки. В случае моей кончины следует поступить в согласии с моими указаниями.
Во-первых, Герберту Ван Вогту отныне и навсегда разрешается рыбачить на участке реки, входящем в мои владения, с условием, что каждый год он будет переносить туда из низовий реки у водопада всех лососей, что там найдет. И еще: Берт, у тебя отвратительное арахисовое масло!
Во-вторых, Энн Хайнлайн отдаю во владение мою землю и мой дом, с условием, что она не будет препятствовать вышеупомянутому Берту в его рыбной ловле. Дорогая Энн, вы скрашивали мне лесные будни, мелькая среди деревьев. В моем секретере лежит маленький подарок для вас (я сам еще не знаю, что это), просто потому, что вы есть.
В-третьих, моему внуку Роберту Уэллсу оставляю все мое состояние, выраженное в деньгах и ценных бумагах. Прости, Роб, что я был так невнимателен к тебе. Но ты слишком напоминал мне их обеих… Надеюсь, ты поймешь.
Я, Михаэль Санти, написал это».
И подпись. Вот все, что я должен был сообщить вам, леди и джентльмены.
ЧЕТВЕРГ
Я всегда носил колечко Анны на правом мизинце. Казалось, оно вросло в палец. Но сегодня оно с легкостью соскользнуло с него и покатилось по полу. Пришла пора расстаться и с ним. На чердаке я нашел старую шкатулку с музыкой и положил туда кольцо, мгновенно поняв, кому я его оставлю, а пока поставил ее в секретер, до времени.
Теперь мне уже не был нужен водопад. Я поверил и поднялся с крыльца в воздух, тот не был больше плотным и упругим, я двигался в нем с легкостью гимнаста. Я кувыркался и выписывал петли. Я летал, как летают птицы. Я двигался, повинуясь силе своей мысли. Была уже ночь, когда я, наконец, спустился на землю. Пора было уходить.
Трава холодила босые ноги, и пятница наступала мне на пятки. А после полуночи полил дождь, смывая мои следы. Я умылся им и захохотал, так, как, должно быть, никогда в жизни. Я танцевал, поскальзываясь и оступаясь, но я танцевал! И мой дар снова был со мной, хотя никогда и не покидал меня. Я был счастлив.
Краткая НАДГРОБНАЯ ПРОПОВЕДЬ
Курта Желязны, священника
Мало кто знал Михаэля Санти. Но так жить в мире с природой, как он, о чем нам поведала Энн, способен лишь глубоко духовный человек. Мы не ведаем, где он сейчас, но молитвами своими поможем ему достигнуть рая. Ибо всякий стремится туда, а Михаэль достоин этого. Да простятся ему грехи его.
ОДНА ИЗ БЕСЧИСЛЕННЫХ ПЯТНИЦ
Я смотрел, как они опускают в могилу мой пустой гроб, и смеялся над ними. Мне хотелось спуститься и показаться им. Но я не стал делать этого. Время еще не пришло. А пока я смеялся, смеялся от души.
Я, Михаэль Санти, человек, который поверил в то, что может летать, и его вера подняла его в воздух.
|
|