До определенного момента о Бертольте Брехте я знала только понаслышке. Помню, как один знакомый приехал из Москвы и с восторгом рассказывал о постановке пьесы «Мамаша Кураж и ее дети», которую я впоследствии прочитала и была потрясена тому, что и как там было написано. Позже я узнала и о брехтовской теории «эпического» театра.
А через некоторое время на сайте Русского Драматического Театра в разделе новостей появилось сообщение о том, что у нас ставят пьесу-притчу Б. Брехта «Кавказский меловой круг». Это вызвало радость безмерную! Сразу же решила, что пойду на этот спектакль, чего бы это ни стоило.
Но перед этим я решила ознакомиться с текстом пьесы. Все, о чем я напишу в дальнейшем, будет сопоставительным анализом мыслей и эмоций до и после премьеры.
Сюжет вкратце таков: Губернатор Георгий Абашвили живет богато и счастливо в Нуке. Рядом прекрасная жена, малютка Михаил, множество облагодетельствованных нищих и просителей, желающих своему благодетелю здоровья и процветания. Все бы хорошо, но восставшие князья решают казнить его. В панике убегает из города жена Нателла, бросая сына, но захватив дорогие наряды. Маленький мальчик попадает к судомойке по имени Груше, для которой оказывается «страшен соблазн, сотворить добро». Она проводила на войну любимого Симона, а теперь на руках у нее чужой ребенок. В скитаниях, голодных днях и холодных ночах проводит Груше Вахнадзе долгое время. Но настает момент, когда объявляется мать, а за ней и солдат Симон Хахава. Ситуация такова, что только мудрый судья Аздак может разрешить ее с помощью круга, начерченного мелом.
После прочтения пьесы родился первый вопрос: как они это будут играть??? Он возник потому, что в «Кавказском меловом кругу» много действующих лиц. Но, немного подумав, пришла к выводу, что это разрешимо – и не ошиблась! Получилось как нельзя лучше: каждому актеру предоставили несколько ролей.
Еще во время ознакомления с «Кругом» сочла, что вступление – спор за долину колхоза «Ашхети» – уберут (оправдалось!).
Следующим и самым главным стал вопрос распределения ролей: Симона Хахаву я тут же «отдала» Григорию Николаеву, а вот над ролью Груше пришлось серьезно задуматься. Долго колебалась между Татьяной Григорьевой и Полиной Шабаевой. Сначала посчитала, что Татьяна Григорьева не справится, но потом вспомнила ее Милу из «Абрикосового рая» и сказал себе – у нее получится.
На роль князя Казбеки никого кроме Александра Федеряева не смогла подобрать, уж больно колоритная фигура!
И представьте мое удивление, когда в приобретенной программке обнаружила, что мои ожидания оправдались. Только не смогла предугадать, кто станет судьей Аздаком. Но Владимир Абросимов в этой роли очень понравился! Также удался ему и Лаврентий. А Рассказчик, по-моему, смог создать тот эффект «отчуждения», который свойствен принципам «эпического» театра (ведь «Меловой круг» - самое совершенное его воплощение) [1].
Ефрейтор – Сергей Басов – что-то ошеломляющее своей откровенностью. Я до сих пор под впечатлением! Нателлу Абашвили представляла именно такой, какой сыграла ее Татьяна Макрушина. У Олега Шумилова особо удачной мне показалась роль полицейского Шалвы.
Очень понравилась Елена Синева – Повариха. Её роль, мне кажется, перекликается с Клодиной из «Жоржа Дандена...» и Дороти из «Кентервилльского привидения». Также отмечу Александра Воробьева в роли Адъютанта.
Особый отклик у зрителей нашел неподражаемый дуэт Аллия Шарипова – Роберт Сафин – Старуха и Старик (сцена «В суде»). Давно заметила, что Сафин может играть любые роли: вспомним, что именно он был и хулиганистым Джорджем («Кентервилльское привидение») и трясущимся и чихающим старичком Гремио («Укрощение строптивой»).
Несколько слов о маленьком брошенном Михаиле Абашвили. Разумеется, режиссер не задействовал настоящего ребенка, этого и не требовалось (обошлись условным изображением). Но в момент, когда после долгих странствий по Военно-Грузинской дороге обессиленная Груше падает, голосом Михаила становится не только Рассказчик («Она услышала – иль показалось ей, - /Что мальчик говорит, не плачет, нет, а внятно /Ей говорит: «Останься, помоги» [2]), но и аккордеон. Ребёнок плачет, просит молока. А затем, можно проследить, как Он оживает. Сначала на руках у Елены Синевой; затем у Владимира Абросимова, а в конечном итоге у Татьяны Григорьевой.
В спектакле множество запоминающихся моментов: сцена с могильщиками (параллель с шекспировским «Гамлетом»); как Груше, с трудом добывшая молоко, проливает его и, качая Михаила, повторяет «Соси и думай о трёх пиастрах!» [3]. Чем-то нереальным выглядит игра Григорьевой – Груше с залом, когда зрители становятся непосредственными участниками действа, а вернее их дыхание (душа - ?). Восхищение и восторг испытываешь от зеркальных «зайчиков», танцующих по залу, освещающих на долю секунды лица! Ощущение ни с чем несравнимое! А «Баня» - с ее ярким светом и жаром!
Но именно поразил воображение «Переход через пропасть». Зрительный зал замирал при малейшем движении Груше, напряжение нарастало шаг за шагом, каждый возглас ее отражался глубоко внутри (в душе), а зрители реагировали аплодисментами, даже не дожидаясь антракта!
Режиссерское решение казни Георгия Абашвили, когда он просто исчезает в провале, а солдаты вместо головы губернатора несут воздушный шарик, понравилось необычайно. Напомнило сцену из «Снегурочки»: Мизгирь, потеряв любимую, просто уходит в небытие, растворяется в тумане.
В спектакле часто фигурирует вода – наверное, как символ жизни. Но она всегда заключена в жестяной таз – может быть, оттого, что жизнь сковывают, замыкают в каких-то рамках? Но одно маленькой черточки в постановке я не увидела: как Аздак, садясь на место судьи, подкладывает под себя толстенный свод законов (это многое объясняет). Хотя, на все воля Режиссера…
Но в конечном итоге, «Кавказский меловой круг», по-моему – нечто новое в Русском Драматическом театре и для зрителей и для актеров. Пьеса эта столь же сложная, сколь и интересная. Но наши зрители еще не совсем привыкли к реалистичности и откровенности Брехта. Некоторых ввели в замешательство слова Нателлы Абашвили, адресованные прислуге, разговор Ефрейтора с Груше, или же откровение Аздака («…под судейской мантией у меня рваные штаны, погляди сама…»). Еще, мне кажется, что зритель должен быть подготовлен для восприятия этой пьесы. Разумеется, Бертольт Брехт опирался на известный сюжет суда царя Соломона, но в наши дни, к сожалению, знает его не каждый. А без этого невозможен «эпический» театр, в котором идет обращение к разуму: когда у зрителя появляется интерес к ходу действия, когда он находится в положении наблюдателя. Сейчас, мне кажется, постановка «сживается» с обстановкой театра. Понемногу привыкает к ней и зритель. Каков будет результат – покажет время. Но пьеса оказалась актуальной, своевременной. Ее поставили, когда, как написано у Брехта, «…по всей стране творился кавардак.…..» [4]. Будем ждать, когда же вновь придет Аздак.
[1] И.Фрадкин «Творческий путь Брехта-драматурга»
[2] Б.Брехт Пьесы. Книга первая: Пер. с нем. М.: Издательство «Гудьял-Пресс», 1999 (серия «Театр»), стр. 183
[3] Там же, стр. 196
[4] Там же, стр. 246
19-21 октября 2003 года
|
|