Ранняя весна похожа на подростка в резиновых сапожках и куртке из непромокаемой ткани. Ошалев от тепла полуденного солнца, пригревающего так, что снег чернеет на южных сторонах сугробов и обочин дорог, разливаясь лужицами и обнажая грязь, накопленную за долгие месяцы зимы. Нестерпимо хочется с разбега шлепать по солнечным отблескам в этих студеных следах уходящей зимы. Она еще сопротивляется, сберегая силы для последней схватки в тенистых уголках, откуда веет могильным холодом, который напоминает о прошлом, стоит только перешагнуть границу солнечного света. Однако до неё уже нет никому дела. В апреле весна больше напоминает прыщавого пацана, ощущающего в себе какие-то новые позывы, но не осознающего до конца их истинный смысл. Он начинает впервые в жизни до блеска начищать обувь и старательно выбирать сухие места по дороге в школу, забыв про валенки, и о том, как совсем недавно скатывался с горок, на чем придется в компании смеющихся и визжащих от восторга товарищей. Теперь он самостоятельно выбирает дорогу, сторонясь сверстников не только чтобы не испачкать лоснящиеся на солнце носки туфель, но и чтобы они не стали бы обсуждать этого. Приходит время для уединений, когда в раздумьях о происходящем формируется собственное я. Именно тогда определяется способность каждого найти свою дорогу среди обнажившегося мусора под ногами. Поддастся ли он насмешкам и давлению окружающих циников, стоящих по щиколотку в грязи, после которых так нелегко выбраться на чистую дорогу, или в нем хватит внутренних сил не идти стадом по разбитой истоптанной, чавкающей грязи, а выбрать свою тропинку и не сойти с неё, как бы ни был крут подъем. Только им посчастливиться выйти к нетронутому зеленому лугу. И это случится теплым ранним утром, когда капельки росы будут искриться на тонких сочных стебельках, потревоженной прохладным ветерком. Набравшая силу весна будет похожа на девушку, скинувшую обувь, чтобы не поранить траву и босиком, приподнявшись на цыпочки, будет скользить по нежной поверхности, да так и раствориться в ней. Лишь её звонкий смех напомнит о чуде природы, касаясь чувственной души, оказавшегося рядом прохожего. Остальных же он оставит равнодушными к красоте, либо зародит мысль об огороде и перспективах урожая.
С возрастом мы становимся практичнее в своих взглядах и о весне думаем как о предстоящем сезоне смены деятельности. Она чувствует это и отворачивается от загрубевших сердец, лишая их такой простой и естественной радости. А мы упорно отгораживаемся от неё стенами и не только из железобетона. Даже зимний сад в богатом офисе с искусственным фонтаном и записью птичьих голосов не заменит простой лужайки перед лесом, прогретой весенним солнцем. Когда так захочется прикоснуться ладонями к земле и почувствовать это тепло, запах травы и еще что-то такое родное, неуловимо близкое, безумно дорогое. Откуда-то изнутри поднимается тоска по ушедшему, потерянному, разбазаренному. Ужели это свойственно только неспокойным душам скитальцев – метаться всю жизнь в поисках чего-то необычного, но лишь на склоне лет понять, что это было рядом.
- Что-то ты сегодня раскис, дружок, и мысли романтические не дают покоя. Сбылась мечта детства – увидел цветущую сакуру. И не где-нибудь, а именно в стране восходящего солнца. Неисповедимы пути твои, Господи. У кого-то Париж был несбыточной мечтой, а тебе вот запала в душу картинка из красивого календаря – ветка сакуры с небольшими цветками на фоне Фудзиямы. Ну и что теперь… –
Монотонный шум двигателей комфортабельного лайнера располагал к размышлениям, да и полет предстоял долгим. Наушники со спокойной музыкой помогли отгородиться от шумных соседей, так и норовивших втянуть его в восторженные обсуждения японской экзотики, которые непременно должны окончиться попойкой.
- Красиво, конечно, а дальше-то что? Неужели это все, к чему стремился. Что теперь – умирать? –
Ощущение было сродни детских впечатлений, когда заканчивался праздник. Так было всегда – ожидание и пустота потом. Не разочарование, а именно - впечатление пустоты. Потом все быстро проходило, ведь всегда впереди была несбыточная мечта. Теперь и она исчезла.
- Нет, это не так – пытался он успокоить сам себя – наверное, я еще не осознал чего-то главного. Большое видится на расстоянии. Просто много впечатлений за несколько дней. Прилечу домой, и все станет на свои места. –
Но чувство настороженности не покидало его. Что-то протестовало в его душе, и не было ясности. Он давно приучил себя подчиняться строгой логике. Только так можно было добиваться поставленных целей. А сейчас он никак не мог собраться. Привычный ход мыслей был нарушен. Более всего раздражало то, что он не мог определить – что именно.
- Неужели слова той старой японки так взволновали меня. Хотя, в сущности, что такого она сказала. Да и правильно ли я их понял. Диалект в той деревушке был достаточно сложным. Я мог и ошибиться. Впрочем, нет. Все дело именно в ней, вернее – в том, что она сказала. Даже, скорее, в том – как она это сказала. –
Воспоминания быстро перенесли его в миниатюрный, идеально вычищенный домик в небольшой деревушке километрах в ста от Киото. Его участие в выставке продолжалось всего два дня, а последний был запланирован как культурная программа. И только удивительная осведомленность и тактичность администрации принимающей стороны, позволили ему отклониться от намеченной и оплаченной экскурсии для всех участников выставки.
Кейко – англоязычный переводчик – была миловидной общительной девушкой, сопровождавшей их группу во время выставки. Остается только догадываться, откуда она узнала о его давнем увлечении Японией. Скорее всего, эти данные были указаны в его документах и хранились в электронной памяти фирмы, где он работал последние несколько лет. Возможно, они сыграли свою роль и при приеме на работу и при решении направить на выставку именно его. Так или иначе, но она застала его врасплох, задав по-японски неожиданный вопрос – что бы он хотел увидеть в Японии больше всего. Он тогда так растерялся, что с удивлением для себя ответил:
- Дом Вашей бабушки –
Фраза бала неожиданной. Впрочем, это было искренне. Сверкающие небоскребы, огромные супермаркеты с фантастической электроникой и традиционные достопримечательности, что принимают несметные толпы туристов, не так волновали его. Он всегда хотел чего-то особенного.
- Тогда нам нужно выехать очень рано, чтобы успеть вечером на самолет – без тени удивления ответила Кейко.
Он привык к тому, что маска доброжелательности всегда скрывает истинные чувства японцев. Даже традиционные бурные эмоции его уже не смущали, он сам порой пользовался этими приемами. Но в тот момент он увидел какое-то совершенно незнакомое выражение в темных глазах переводчицы.
- О, это, наверное, очень далекий и сложный путь. Простите меня за столь нескромную просьбу… – начал было оправдываться он тогда.
Однако взгляд Кейко был полон удивительной благодарности. Он еще долго пытался понять его, но так и не смог. Ох, эти восточные тонкости, для славянина они всегда останутся загадкой. Прочем, соблазн увидеть что-то недосягаемое для простого туриста был выше осторожности.
Дорога была действительно долгой, но настолько интересной, что он не заметил, как пролетели несколько часов, проведенных им в небольшой машине Кейко.
- Бабушка Озори в молодости знала одного русского и хотела бы поговорить с кем-нибудь теперь. Я бы никогда не решилась Вам это предложить. И очень хорошо, что ваши желания совпали. В этом есть предзнаменование –
Кейко сказала эту фразу по-японски, не переходя на английский. Возможно, этим она подчеркивала особое отношение к нему, а возможно прятала свою откровенность, что так свойственно японцам. Мол, не поймешь, значит тебе это и не нужно. Здесь многое – для посвященных. Можно долго ходить по Токио, и постепенно привыкнуть к его ритму, речи, особенностям. Когда же появиться чувство, что начинаешь понимать окружающий мир, через секунду ты поймаешь себя на мысли, что ошибался.
Иногда в разговоре Кейко так строила фразу, что ему казалось, что она многое знает о нем и его увлечениях. Хотя прямо она никогда не интересовалась, почему он увлекается не только каратэ, но - и японским, и историей её родины. Эта тактичность и простота в общении всегда ему нравилась. Хотя, он и сам не мог объяснить себе эту увлеченность детства, переросшую в дело жизни.
Пытаясь вспомнить детали поездки, он с удивлением обнаружил, что память как-то избирательно отбросила многое на второй план, оставив ярким лишь короткую встречу с пожилой японкой. Что могло быть общего меж ними? Её прежнее знакомство с каким-то русским? Уважительное отношение Кейко? Он не мог себе этого объяснить, но чувство, охватившее его после того, как их взгляды встретились, не покидало его до момента, когда они попрощались. Было ли это результатом долгого ожидания необычной встречи, переутомления или обилием впечатлений, мистики, наконец. Он не знал, но взволнованное чувство какого-то восторга, тревоги не покидало его.
- Наверное, мы встречались в прошлой жизни –
Попытался пошутить он, но из этого ничего не получилось. Грустный взгляд Озори возникал из глубин памяти и заглядывал куда-то в душу. Он даже попытался отвлечься и попросил немного коньяку, но его вкус был настолько невзрачным, что затею пришлось оставить.
- Вот что бывает, когда сбываются мечты -
Иронично продолжил разговор сам с собой, как только сомкнул веки.
- Стоп, стоп, стоп. А ведь я знаю, что меня так смутило. Ведь после тех её слов я долго не мог понять, что же она хотела сказать мне. Точно. Ошибки быть не могло. Я правильно понял. Тогда она пристально посмотрела на меня, и произнесла эту фразу. Я даже удивился, как быстро её перевел. Вернее – я и не переводил, а почувствовал смысл. Озори, как и я, увидела то, к чему так долго стремилась. Только у меня была цветущая сакура, а у неё – русский, возможно, так похожий на того, кто был близок ей в молодости. Впрочем, это только моя догадка, но что-то подсказывает мне о верном ходе мысли. Если это так, и Озори, поняв меня, постаралась иносказательно передать свои переживания, то я – темный европеец, которому все нужно говорить открытым текстом, а не рисовать красивые аллегории –
Так или иначе, но в памяти остался крохотный сад из трех деревьев и нескольких камней позади миниатюрного дома, на краю небольшой деревни в окрестностях Киото. Озори в потерявшем блеск кимоно, но удивительно подчеркивающем её мягкие манеры, сидит с внучкой за чайным столиком напротив гостя. Когда Кейко ненадолго отлучается, она неожиданно говорит:
- Наверное, в России очень красиво, когда цветет сакура –
При этом интонация ни вопросительная, ни утвердительная, скорее – мечтательная. А смысл так и остается самой большой загадкой за три дня проведенных в Токио.
|
|