УТРО НОВОГО ГОДА
Так, в пору их молодости, Федор подрабатывал на детских утренниках Дедом Морозом во Дворцах и Домах культуры. Его приглашали охотно: высокий рост, широкие плечи – все дед морозовские шубы, казалось, были сшиты на него по индивидуальному заказу. Опять же – непьющий, а, значит, не подведет, не останутся дети, пришедшие на утренник, без деда Мороза. Но самое главное – у этого студента консерватории был прекрасный, звучный бас, так подходивший к его роли. Платили за елки немного, но в день по шесть – семь елок – и выходило совсем неплохо, и это было большим подспорьем в их семейном бюджете.
Это произошло 1 января. Всю новогоднюю ночь они с друзьями гуляли, запускали фейерверки, и уснули где-то под утро. А самый первый утренник в новом году у Федора начинался в 10 утра. Нина попросила ее не будить и одежду собрать с вечера. Федор приготовил все, кроме носков. Утром, сквозь сон, Нина слышала, как Федор лазит по шкафам, но так хотелось спать, и не было сил открыть глаза. После продолжительных и безрезультатных поисков Федор понял, что сам не справится, потерся подбородком о Нинину щеку:
– Нина, проснись на секунду. Где мои носки?
– Там, – махнула рукой Нина в сторону шкафа, не открывая глаз
– Там я уже смотрел, – зашептал Федор.
– Смотри лучше – пробурчала Нина.
Федор посмотрел лучше и обнаружил мешок. Полный мешок чистых мужских носков.
Здесь надо сделать отступление. Иногда Нина мечтала стать хорошей хозяйкой: печь яблочные пироги, или пироги с капустой, штопать носки, натянув на деревянный грибочек или на электрическую лампочку, чтобы была настоящая штопка на пяточке. Почему-то ей казалось, что быть хорошей хозяйкой, хранительницей домашнего очага можно только встречая мужа пирогами, а по вечерам забравшись с ногами в кресло, вышивать крестиком или штопать носки. Так вот, прохудившиеся носки Нина не выбрасывала. Она складывала их в отдельный мешок и мечтала, что когда-нибудь, когда у нее будет свободное время, она, Нина, ими, носками, займется. Шли годы, мешок становился все больше. Вот на него то и наткнулся Федор первого января, собираясь на новогодний утренник. Носки в мешке были аккуратно сложены. Федор обрадовался находке, надел одну пару.
– Нинок, один носок дырявый, – засмеялся он
– Возьми другие, – простонала Нина
– Другие тоже дырявые, – восхитился Федор через минуту
Ниночка была умницей, логическое мышление, все-таки физик.
– Знаешь, – придумала она, а ты надень носки на носки. Может, дырочки не совпадут…
Федор поразился такому оригинальному решению вопроса, на какое-то время затих, и Ниночка снова задремала, Проснулась окончательно от Федькиного хохота, села в постели.
– Нин! Совпали дырочки!
– Господи! Где ты их откопал? – Нина увидела мешок. – Нормальные носки лежат на полке с твоим бельем или нет, лучше посмотри под елочкой. Тебе Дед Мороз вчера что под елочку положил? Что тебе Дед Мороз каждый год под елочку кладет? Носки. Надевай, ты опоздаешь.
Когда она эту историю рассказала Светке, та долго хохотала, а потом сказала: «Дырочки совпали… А Федор смеялся, говоришь. Счастливая ты, Нинка. Мне бы такого мужа, а то попадется какой-нибудь зануда».
ОБИДА
Нет, был, пожалуй, случай, когда они обиделись друг на друга и обижались целых три дня. Это было в самом начале их совместной жизни. Жили они отдельно от родителей, а обедать и ужинать ходили к ним, – студенческих стипендий едва хватало на завтраки.
Однажды утром, это было в воскресенье, Федору пришла идея:
– Давай удивим твоих. Приготовим что-нибудь вкусненькое и пригласим их на обед. А что, кастрюли у нас есть, – на полке стояли семь новеньких симпатичных кастрюль, – свадебный подарок однокурсников.
– А вот здесь инструкции – Федор достал с книжной полки красочную книгу «О вкусной и здоровой пище», ее тоже кто-то подарил на свадьбу.
– А чем удивим? – Нине идея понравилась, но она сильно сомневалась, что у них что-то получится
– Давай так, ты называешь страницу и строку, на что выпадет, тем и удивим.
Выпал борщ. Не просто борщ, а украинский борщ с пампушками. Пампушки отвергли сразу – это уже высший пилотаж, хотя, наверное, необыкновенно вкусно. Из продуктов, необходимых для украинского борща без пампушек, в доме была соль и лавровый лист. За всем остальным они сходили в магазин, благо, стипендию получили накануне. Поспорили немного, в какой кастрюле готовить: самая большая была пятилитровая, самая маленькая – литровая.
– Варить, так варить, – сказал Федор, и они выбрали самую большую пятилитровую кастрюлю. Принесли на кухню часы, и начали дружно готовить, все время, заглядывая в поваренную книгу. Через два часа на плите благоухал шедевр – украинский борщ, приготовленный по всем правилам кулинарного искусства.
– А теперь, Нина, самое главное: весь секрет в том, что он должен настояться. Как только совсем перестанет кипеть, нужно закрыть крышкой и дать постоять, получится, как в русской печи, – вошел во вкус Федор. Эти премудрости он вычитал только что и с удовольствием делился новыми знаниями с женой. Нина взглянула на часы. Родители должны прийти примерно через час. Борщ успеет настояться, а она успеет кое-что сделать для завтрашнего семинара по математике.
– Конечно, иди, занимайся, – согласился Федор, чмокнув Нину в щечку, – я все сделаю сам, закрою крышкой, нарежу зелени, хлеба.
Через несколько минут Федор вышел из кухни и, стараясь не отвлекать Нину, устроился на диване с книгой. Когда пришли родители, ребята побежали на кухню, и вот тут возникло недоразумение – кастрюля была открыта, крышка лежала рядом.
– Ты забыл закрыть, – сказала Нина.– Все пропало, он не настоялся.
– Я закрывал, – обиделся Федор – Может быть, ты открывала?
– Ну, ты же видел, я даже не заходила в кухню….
Борщ, даже ненастоявшийся, оказался очень вкусным, родители ели и нахваливали, просили добавки. Мама все же заметила, что Нина расстроена, да и Федор какой-то взъерошенный, и, уходя, спросила у дочери, что случилось.
– Да нет, ничего. Кастрюлю забыли закрыть. Борщ настояться должен.
Мама засмеялась, а Федор обиделся еще больше. Ему не верят, ну и пусть. И обижался, пока они этот борщ не доели. На третий день Нина, наливая остатки борща в тарелки, замерла над кастрюлей, засмеялась и позвала Федора:
– Смотри, что на самом дне лежит
На дне лежала крышка, крышка от другой кастрюли, той, что поменьше.
– Прости, Федя, ты действительно закрыл.
Эту историю они вспоминали часто, всегда со смехом, но Нина запомнила то, что сказал тогда Федор. – Я всегда говорю правду.
Федор действительно никогда не лгал, даже в мелочах. И вчера вечером, когда уложили детей, он тоже сказал ей правду: «Я полюбил другую женщину…» Правду, от которой где-то около сердца росла пустота и мешала Нине дышать.
НА ДАЧЕ
И снова память подсказала добрую и забавную историю, героем которой был её Федор.
Лето. Дача. Федор приезжал сюда один, когда она по выходным была занята в своей лаборатории. Детей привозили редко, их опекали на своей старой благоустроенной даче Нинины родители, считая, что там им будет лучше. С соседями только не повезло – дачи у всех были образцово-показательные. На всех трех участках вокруг с мая по сентябрь шла битва за урожай. И урожаи были небывалые – машинами вывозили, легковыми, правда. А они с Федором весь свой небогатый урожай увозили в рюкзаках на велосипедах. На даче они отдыхали: купались, рыбачили, загорали. Федор запускал с ребятишками воздушных змеев, сооружал скворечники, рисовал. Она еще совестилась соседей и старалась поддерживать на огороде мало-мальски порядок, но Федор останавливал ее, убеждал, что у них участок куда лучше, чем у соседей с их грядками, похожими на могилки, с табличками, где кто, то есть, где что посажено и посеяно, с выложенными бетонными плитками дорожками. А по их огороду Сашка с Галочкой гоняли на велосипедах. И такое разнотравье! Еще был гамак. Почему-то он больше всего раздражал трудолюбивых соседей. Они просто видеть не могли покачивающегося в гамаке Федора с книжкой в руках, засыпающего под тарахтенье их моторов, насосов, травокосилок. Может быть, потому, что им самим некогда было даже присесть за весь день, а уж раскачиваться в гамаке в такую страдную пору…
Выспавшись на свежем воздухе, Федор заходил в дом, распахивал окна и пел. Не для того, чтобы соседей позлить, просто пел, потому что пелось. Пел при открытых настежь окнах, вспоминая весь свой репертуар. Почему-то соседи это не ценили и раздражались еще больше.
Однажды, приехав на дачу, Федор обнаружил, что заросли крапивы у забора и его любимый лопух, его гордость, красавец, с листьями в полметра, с лиловыми колючками безжалостно скошены вражеской соседской рукой. Кем же еще, кому, кроме соседей, могла помешать такая красота.
Что сделал бы нормальный обычный дачник, обнаружив, что на его участке кто-то похозяйничал? Правильно. Возмутился, побежал бы разбираться, закатил бы истерику. Федор же дождался вечера, вынес на открытую веранду самовар, настоящий, не электрический. Отмыл чашки, вытащил банку отличного липового меда, привезенного с Алтая, и, накрывая стол, запел: «Приходите, тараканы, я вас чаем угощу «, и сам же расхохотался. Он с уважением относился к своим соседям – это как-то само, непроизвольно пропелось. «Лучше так, – решил Федор, и запел партию стольника из оперы Манюшко «Галька». Теперь он точно пел для своих соседей, во весь голос, стоя у самого окна:
Я за дружбу и участье,
Братья, чару поднимаю
Ах, друзья, какое счастье!
Я теряюсь и не смею,
Выразить вам не сумею
Благодарность за участье…
Все приготовил и изыскано вежливо пригласил своих соседей на чай. В чае Федор толк знал, и заваривать умел хорошо. Не был уверен, что дачницы-труженицы придут, но они пришли, подумали, наверное, что это он из благодарности за их труды на его участке организовал это чаепитие. А Федор разливал чай, подавал душистый мед. Память у него была профессиональная, и всех соседок называл уважительно по имени-отчеству, искренне хвалил их огороды и цветники, восхищался богатыми урожаями. Потом сходил в дом и принес свои рисунки, написанные акварелью. Вот бело-розовые мальвы соседки справа. Мария Степановна оглянулась на свои мальвы, сравнила с тем, что было на рисунке, ахнула: «Ну, до чего чудесно изобразил! Еще лучше, чем в жизни!» А здесь потемневшая от времени бревенчатая банька соседки слева с подсолнухами на переднем плане. Соседка слева, Антонина Петровна, взяла в руки рисунок, залюбовалась своей банькой, загордилась.
– А это узнаете? – Федор показал следующий рисунок: утренняя сверкающая роса на листьях крапивы, рядом желтые одуванчики.
– Это там росло, на моем участке, – с грустью в голосе произнес он. И, не дав гостьям опомниться, положил на стол еще одну акварель, где был изображен милый сердцу Федора шикарный лопух.
– А вот это до вчерашнего дня было во-он там, – махнул горестно рукой, – все же Федор был артистом.
Соседки сидели молча. По всему было видно, что им неловко, но что делать, они не знали... А Федор прочитал им небольшую лекцию о толерантности, о том, что люди все такие разные: одним, например, нравится запах навоза, широкие грядки и узкие дорожки между ними, а другим дорог вот этот лопух, который, к сожалению, остался теперь только на бумаге, нравится роса на траве, нравится гамак. Соседки слушали и думали: «Какой все же умный, добрый и интеллигентный этот Федор. И какой талантливый, – и поет хорошо, а как рисует... Гордиться надо, что у них такой замечательный сосед, а не бороться с сорняками на чужих огородах».
Федор, закончив свою речь, широко улыбнулся и подарил соседке справа акварель «Мальвы «, а соседке слева – «Подсолнухи». Это был День, вернее, Вечер Примирения.
Нина потом долго удивлялась, что это с ними случилось, с соседками, такие стали приветливые и милые, и все угощают, угощают. На столе теперь не переводилась петрушка, кинза, укроп, огурчики, помидоры и прочая зелень. Но больше всего Нину потрясло, что соседка справа Мария Степановна, та у которой мальвы, эта соседка, увидев, что Федор забрался в свой любимый гамак, заботливо выключила свою громкоголосую газонокосилку и занялась своими грядками. Федор молчал и таинственно улыбался недели две, но потом все равно все ей рассказал.
|
|