Вот мы и дождались. Дождались наступления нового тысячелетия. Миллениум! За окном продолжает свой бег шестой год второго тысячелетия. Светится на письменном столе экран монитора компьютера Пентиум, заменившего мне старенькую, но надёжную портативную пишущую машинку "Оптима". Бегут по улицам десятки иномарок, среди которых скоро станет находить отечественные "Жигули" и "Волги" столь же трудно, как открывать новые звёзды в галактиках вселенной. На стенах зданий и на пролётах улиц сверкают яркими красками сотни и тысячи рекламных плакатов, вывесок и транспарантов, призывающих вас покупать, применять, посещать и пробовать. На полках супермаркетов, которые мы привыкли называть по старинке универсамами, масса импортных товаров самого различного назначения, качества и вкуса. Стали уже привычными незнакомые нам раньше слова и понятия: офис, брокер, менеджер, депозит, сертификат качества, и, уж абсолютно недоступные пониманию, провайдер, де фолт, консалтинг и маржа. Жизнь не шагает, а несётся вперёд в двадцать первый век, сметая на своём пути не только привычные слуху слова, но и целые государства. Вокруг нас изменилось всё и ничего не изменилось. Москва, как не верила слезам, так не верит им и сейчас. Если раньше всё и везде толкалось, куда-то пробивалось, устремлялось, словно стараясь найти несуществующий выход из установленной с начала света упорядоченной хаотичности, так и теперь, даже в большей степени, продолжает это броуновское движение дел, событий и страстей. Более того, бурлящая статика всевозможных человеческих проявлений в настоящее время оказалась в какой-то миг столь омерзительной, что её хочется выблевать всю без остатка, словно некий однородный полуживой, копошащийся ком из протоплазмы, стали и камня. В каждом отрезке выданной для ощущений реальности с особенной циничностью проявилась единая олигофрения этого мира, торопящегося поскорее закончить какой-нибудь иллюзорный конец - шага, покупки, акта, чтобы начать очередное, точно такое же, начало. Даже небо над нашими головами стало ещё чаще не голубым и прозрачным, а серым, как секунда, и даже мусор стал из разноцветного однородно неприглядным, как спиртные напитки в зачуханном ларьке. Проходит время, меняются манеры, вкусы и привычки. Раньше писали друг другу длинные письма, над которыми долго думали, в которые старались вложить свои чувства и переживания, в которых подбирали слова и фразы, способные взять адресата за душу. Но появился телефон, который убил эпистолярную культуру напрочь, а своей собственной не создал. "А?" - "ДА" - "Угу"- "Ага" - вот и всё богатое общение телефонных душ. Ещё скучнее и беднее стало наше общение с появлением мобильной связи с её так называемыми SMSками. Ушёл от нас в далёкое прошлое лёгкий поклон, которым можно выразить любые свои чувства - от нежности, до ненависти. Появились, невесть откуда, слюнявые лобызания, дикие выкрики, облапывания! Когда-то человек, протягивая другому руку, показывал тому - я открыт, не держу в ней никакого оружия. Теперь времена переменились, теперь стали бояться не руки, а того, что в мыслях другого человека. Казалось бы, что для этого удобнее и выгоднее именно кланяться, да почаще заглядывать в глаза, а не слюнявить друг друга. Так нет, давят друг друга в потных объятиях, лживо хихикают, лихорадочно соображая какую бы очередную гадость не сотворить с объектом своего мнимого восторга. Поэтому мне почему-то не хочется думать о быстротекущей сиюминутности, приносящей нам всё новые и новые дела, поступки и манеры. Руки и мысли тянутся к старым, помятым тетрадкам-дневникам, в которых корявым и неразборчивым почерком записана немудрёная история твоей жизни. В такие минуты мысли, особенно четки, как эти застывшие на поблекшей от времени бумаге строчки, и память, раскрыв свой бездонный кошель, вдруг извлекает из него то обрывки разговоров десятилетней давности, то лица людей, которые, казалось, уже давно забыты, но вот, вглядываешься в них сквозь годы и видишь, что они живут вместе с тобой, не меняясь и не старея. Люди, дома, дороги... Дороги, которые мы выбираем, чтобы возвращаться на них снова и снова... Листаешь пожелтевшие страницы, пытаясь заново пережить весь смысл нацарапанных на них карандашных фраз. И незаметно возникает где-то в глубине мозга тоненькая ниточка мысли, начинает разматываться, подхватывая, нанизывая, словно рассыпавшиеся бусины, прошедшие дни. Тысячу раз прав был великий Лев Толстой, когда писал.- Всё чаще и чаще думаю о памяти, о воспоминании, и сё важнее и важнее, основнее и основнее представляется мне это свойство. Я получаю впечатление. Его нет в настоящем. Оно есть только в воспоминании, когда я начинаю, вспоминая, обсуждать его, соединять с другими воспоминаниями и мыслями... Из бесчисленного количества впечатлений, которые я получал, я очень многие забыл, но они оставили следов моём духовном существе. Моё духовное существо образовано из них. Память извлекает из своих закоулков всё новые и новые картины и картинки. Дни следуют за днями. Давнее, прочно затерянное прошлое всё сильнее начинает вмешиваться в настоящее. Всё сильнее рвётся стойкое течение времени, ты попадаешь в один из его загадочных водоворотов, и никто не скажет, на какой берег - прошлого, настоящего или будущего - выбросит он тебя вместе с пеной разбуженной памяти. Оживают, множатся, усиливаются картинки природы, люди, с которыми пришлось встречаться и расставаться, молодые лица друзей, разговоры и споры. Но чем сильнее и дольше напрягаешь память и выуживаешь из неё подробности, тем больше, в конце концов, теряешь уверенность в том, что они действительно существовали... Это уже не воспоминания, а слабые их тени. Они тают в моём мыслительном пространстве, как клочья тумана. Я, правда, никогда раньше и не предполагал, что мне понадобится возобновлять в памяти давно ушедшее время своей жизни, а они таки понадобились и, чем старше я становился, всё настойчивее и сильнее бередили душу. О чём бы мы тогда не разговаривали - таёжных походах, охоте, рыбалке, планах на ближайшее и дальнее будущее, методах научного мышления и работе, о том, что нам довелось увидеть и пережить, - оказывалось, что мы говорили о людях и времени. И почему-то больше всего именно о времени. Время способно опьянять, как вино. Оно имеет вкус, запах и формы. Прошлое живёт в настоящем, как бы пронизывая его, обволакивая и окружая, как аромат спелых, далеко упрятанных яблок, который живёт в старом, осеннем доме. И не крупные события и эпизоды, извлечённые из недр памяти, больше всего волнуют и умиляют нас, а мелочи, которые оседают в ней на самом дне, и добываются оттуда путём неимоверных усилий. - Мы все держимся крупных чисел, крупных событий, крупных личностей. Дробям жизни мы отказываем, но надобно и их принимать в расчет,- писал Вяземский. Не всем, вероятно, известно, что для того чтобы собрать килограмм мёда, пчёлам приходится взять нектар с девятнадцати миллионов цветков и налетать при этом триста тысяч километров - три четверти расстояния от земли до луны. Если одна рабочая пчела успевает в день облететь семь тысяч цветков, то за тридцать-тридцать пять рабочих дней своей жизни она посетит сто пятьдесят - двести тысяч цветков. Какое же расстояние, какие же пути приходится совершать мыслям, чтобы восстановить хотя бы приблизительную картину той действительности, которая являлась нашей жизнью двадцать-тридцать лет назад. Так бы и убил время за то, что его не хватает. В молодости казалось - всё и всем ясно, но с годами понимаешь, что то, что ясно всем нам теперь, ещё кто-то должен был сказать. Мне с каждым днём отраднее листва, Что холодом росы омыта. Зелёный лист - как песня, что жива, А пожелтевший - песня, что забыта. И делит жизнь живое на цвета, Примерно, как оазисы в пустыне, Чтоб мир опять светлел посередине Зелёного и желтого листа. Прошлое не просто наполняет нас, оно даёт смысл и содержание нашей настоящей жизни. Не будущее - именно прошлое, потому, что только из него и вырастает будущее. Разве можем мы угадать, какой пустяк, выпадающий из нашей сегодняшней жизни, окажется, важен для будущего. Мне же в истории больше всего нравятся и милы лирика окружающего нас мира и люди, без которых она не может существовать. Ибо, единственной настоящей ценностью нашего бытия являются вовсе не золото и деньги, а, как совершенно справедливо утверждал Сент Экзюпери, роскошь человеческого общения. И вот я снова и снова перелистываю последние пожелтевшие от времени странички старого дневника, заново осмысливаю смысл прочитанного, и перед глазами отчётливо встают давно прошедшие, но такие знакомые события. Одна страничка - одна картинка, другая страничка - другое событие. И так до конца тетрадки. Почему человек почти никогда не бывает бесконечно благодарен минутам и часам, а может быть и годам с десятилетиями, которые не повторить, но которые были для него и значит в памяти, навсегда остаются с ним? Почему же всенепременно жаждать повторения того, чему невозможно повториться? В молодости живёшь мечтами, в старости - воспоминаниями. Первые наполнены романтизмом неопределённости и прелестью незнания жизни, вторые - мудростью осмысления. Но и те, и другие прекрасны и неповторимы значимостью именно для тебя самого. Время обладает свойством, замеченным давно и по сию пору необъясненным: оно протяжённей в начале жизни и кратко при движении в привычной её колее: часы тянуться, а недели мелькают. То же самое с памятью - отчётливы в ней перемены и смазано само течение жизни, то, что зовётся обыденностью. Когда бы знать, как выглядишь со стороны: Смешным ли, глупым, иль серьёзным очень, Понятен ли другим, иль неприятней тьмы? Как стало б просто жить... Но... скучно, между прочим. Осмысливаю прочитанное и ещё раз убеждаюсь в том, что думать легко. Писать трудно. То, что написано по капле ушло из вашей души, где-то растворилось, обратилось в другое качество, способное волновать других, но уже не вас самих. Всё мы видели, всё пережили, но так нужно, и в этом, может быть, самое важное для человека, чтобы выразить в словах, уже смакуя победу и переживания, все перипетии счастливой охоты, рыбалки или прохождения сложнейшего маршрута. Сколько же ошибок мы наделали, сколько нужных и праведных дел не совершили. Но никакие ошибки молодости не страшны, если не таскать их с собой до самой старости. Можно жить в чистом доме, на чистой улице, ходить в чистой одежде, а иметь нечистую совесть. Сейчас, осмысливая прожитое, я с уверенностью могу сказать, что и дома, и совесть у меня и мох друзей были и остаются чистыми. Жизнь всегда обещанье большого и яркого чуда. Мир построен на этой немыслимой мере. Коль на счастье стеклянная бьется посуда, Значит, мы и поныне в обычаи старые верим. Сны уходят, и становится нам вдруг настолько понятно, Что коли, ни коли ты на счастье любую посуду, Хоть ори - Ты вернись моё время обратно, Всё ушедшее было и вновь никогда не прибудет. Всю действительность смоет из длинного времени шланга, И листва опадёт на деревьях прекрасного парка. Было вьюжно зимою, а летом - то пыльно, то жарко, И в домах танцевали аргентинское знойное танго. Жизнь человека – это проверка его терпения.- Есть такое выражение у англичан. Мы были спокойны и терпеливы, а если суетились, то лишь по пустякам. И вообще мы были, как говорят американцы, Виз-кидз, то есть ловкие парни, а не Хилл биллиз – лежебоки. Нет, не были наши прожитые годы и дни бесполезными, раз кому-то из добрых людей удалось в чём-то помочь, если удалось узнать для себя что-то новое или подкрепить уже известное. Молодость - она, как пролётная птица: промахала крыльями, и след пропал. Но нет, не пропал он этот след. Вот он отпечатался на блеклых, но тем самым, ещё более дорогих для тебя страницах. Но, как и всё в нашей жизни, кончаются и походные полевые дневники. Кончаются для того, чтобы начинались новые. Не кончается только сама жизнь. Потому что жизнь - это тоже экспедиция, тот же поход, полные находок и открытий, тягот и разочарований, маленьких и больших радостей, всегда влекущая и манящая неведомым: новыми людьми, новыми встречами, новыми открытиями, новыми делами. И как в любом походе и экспедиции, в жизни ты тоже всегда ищешь - ищешь себя, своё место в мире и ту тропинку, которую ты должен проложить. Если только сможешь. Когда в запасе вечность, это вполне осуществимо. У нас, к великому сожалению, такие запасы отсутствуют. Поэтому остаётся следовать мудрому совету: Сиди спокойно и углубляйся в медитацию... Стремись к тайне миросозерцания. В детстве радость бывает большая-большая. Всё смывает: тоску, огорченья, ошибки. Но проносятся годы, её уменьшая До размеров обычной, стандартной улыбки. Снисходительный возраст снимает широкие жесты, Заглушает стук сердца, его, загоняя в лопатки, Как смеялись когда-то, пусть даже ни к месту, А теперь осторожны, смеёмся всё чаще украдкой. Не побрезгуй весёлыми, но от того не теряющими своей мудрости советами. Следите за собой, а то потеряетесь из виду; Стройте воздушные замки - в них такая хорошая вентиляция; Будьте оптимистами - лекарств гораздо больше чем болезней; Не скучайте - найдите себя, и вас будет двое. Кое-кто сочтет эти советы примитивными. Так оно и есть, однако это не значит, что им необязательно следовать. Один мужчина пришел к психотерапевту, потому что у него не ладились дела с женщинами. После беседы консультант сказал ему.- Все дело в том, что вы постоянно, м-м… не бриты. - О, подумаешь! Это я и сам знаю, - обиженно протянул мужчина. - От специалиста я ждал более глубоких советов. - Более глубокие будут после того, как побреетесь, - ответил консультант.
|
|