В деревне то ли пишется честней,
то ли враньё звучит правдоподобней.
Выводит трель сверчок под костью лобной,
и Бог-Иона прячется в сверчке.
Туман штрихует речку за холмом,
камыш, баржу, паромщика с паромом.
Холст взрезан жёлтой змейкою вагонов,
и тень впадает в тень под потолком,
приподнимая колченогий стул
над страшной половицею. За шторой
луна включилась бледным семафором,
и вероятный стрелочник уснул.
А где-то на невидимом посту
дежурный врач ycтaлый взгляд пoтyпит
и, сам себя поздравив с первым трупом,
разбавив спирт, зарежeт колбасу.
К полуночи – из непроглядных вод –
выходят молчаливой строгой стражей
спецназовцы в красивом камуфляже,
и с ними дядька-прапорщик без ног.
Угодник за лампадкой глянет зло
и, тронув пальцем губы, брови cгopбит.
И я молчу, не добавляя скорби.
Мой рот и так уж полон мёртвых слов.
|
|