ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ Сюрприз Кончики пальцев не слушались установок, исходящих из головы, и продолжали мелко дрожать. Миша ощущал, что долго не продержится так спокойно, и яблоко, которое будто стало тяжелее в десять раз и превратилось в гирю, вот-вот скатится с головы. Гешка нарочно тянул время. Медленно отвел курок. А затем вообще сделал нечто непонятное, от чего по спине пробежали мурашки: он повернулся спиной к Михаилу, положил пистолет на плечо, вытащил маленькое зеркальце и стал с помощью его целиться. «Неужели собирается стрелять почти вслепую? Что за черт!» - сказал про себя Михаил и начал прощаться с жизнью. Он думал о том, что нет ничего глупее, чем наш чокнутый мир. И зачем нужно было рождаться, страдать, делать что-то, ссориться и влюбляться, учиться – только лишь для того, чтобы, дожив до двадцати лет, тебе продырявил голову какой-то безумный стрелок? Нет, это же неправильно и глупо. Но… Прогремел выстрел. Провалов зажмурил глаза, и тут же ощутил, как теплый сок обрызгал макушку, попал на щеки. Покачнулся, чуть не упал, но все же сумел удержаться на ногах и открыл глаза. Все с изумлением смотрели на мастера Гешку. Его окружили со всех сторон, деревенские девчата заворожено жались к нему. Он демонстративно подул на ствол, хотя дым оттуда и не шел, и сказал: - Да что вы меня облепили! Я не первый раз веселю вас эдак. Говорите спасибо ему, - он указал на Мишу. - Молодец, хорошо продержался. - Ну, Гешка, все-таки ирод ты окаянный! – прохрипел Тимофеич и, помахивая кулаком, стал браниться. Кристина подбежала к Михаилу и, крепко обнимая, долго целовала, не отпуская его от себя. Провалов не чувствовал всего этого, а продолжал молча стоять на месте, потупив взор на землю. Неужели он еще жив и спокойно дышит, и это будет продолжаться и завтра, и послезавтра? Он никуда не ушел, а остался в этом мире еще на неопределенный срок. Уставившись на Гешку, Миша был чертовски ему благодарен за то, что теперь пройдено еще одно испытание, и все та же истина, которую пытался доказать все это время, опять подтвердила себя: все ерунда, надо идти вперед, и бояться глупо. Гешка подошел ближе и похлопал его по плечу: - Давно я так не веселился! Однако ты молодец. Можешь считать, что прошел боевое крещение. Жалко, мало я встречал таких ребят, как ты, когда в Афганистане воевал. Тогда бы мы выиграли. - Так вы были в Афгане? – спросил Михаил, и слышал свой голос со стороны, будто кто-то другой задавал этот вопрос, а не он сам. - Да… А этот пистолет старенький, да и все остальное – только маскарад. Сегодня же день, когда мы всей деревней уходим в древние времена. Это очень важно. Обычно я стреляю по разным мишеням, но тут решил показать кое-что неординарное. - А это сложно, вот так, почти вслепую? - Нет, это ерунда. Я знал, что все будет хорошо. Ну как, здорово пощекотал нервишки? Ха-ха-ха. Неужели ты думаешь, что я стал бы рисковать твоей жизнью? На самом деле это всего лишь трюк. Его придумал еще мой дед. - И в чем же он заключается? – в один голос спросили Миша и Кристина. - Ладно. Только пообещайте, что сохраните в тайне от сельчан, иначе мне на следующий год заняться нечем будет, если все узнают секрет. Они кивнули, дав слово, что ничего никому не расскажут. - Секрет фокуса очень прост. В большом яблоке удаляется сердцевина, в образовавшуюся выемку до половины заливается квас, аккуратно закрывается специальной пробкой, и сверху засыпается сода, а отверстие заливается воском. И фокус готов. - Ну и что? – спросил Миша. - А то! - ответил Гешка и засмеялся. – Ты наверное заметил, что когда я клал тебе яблоко на голову, я слегка им ударил. Пробка опустилась вниз. Сода соединилась с квасом, стала выделять газ, и яблоко взорвалось. И мне оставалось только успеть вовремя произвести холостой выстрел. Кстати, меня Геннадий зовут. Правда, местные называют меня Гешкой. Я не против, хотя уже четвертый десяток разменял. - А я думал Вильгельм Телль. – Михаил слегка улыбнулся. - Не знаю такого. И не хочу. Иностранщина это все. Думаешь, на Руси бравых стрелков недоставало? - Почему же. Я как посмотрю, и сейчас есть. - То-то же! - Сволочь ты, а не Гешка! – в сердцах произнесла Кристина, которая по-прежнему обнимала Мишу. – Чуть моего жениха от страха в могилу не свел, да еще улыбается. - Ну, ведь не свел! Так, - он обращался уже к собравшимся, - не расходимся, представление продолжается. Видите вон то дерево на другой стороне реки? А снежную шапку на верхушке кроны? Смотрите внимательно. – Он перезарядил, и почти не прицеливаясь, навскидку выстрелил. Михаил посмотрел вдаль и увидел, как снег сорвался с высокой кроны большого кедра и полетел вниз. - А это что, тоже фокус? – произнес вслух Миша. – Что-то не похоже. - Да нет, не фокус, - ответил Гешка. – Я на самом деле мог бы без проблем попасть в яблоко. «А может, так всё и было?» - подумал Миша, окончательно запутавшись в происходящем. Это была страна сказок. Маленькая деревушка, где возможно все, особенно на новый год. Какой там мир солнечных лучей! Вот он настоящий мир – реальный, красивый, полный эмоций. Я пережил такое, чего не мог себе и представить в пыльном городе. А туда все-таки придется вернуться. Притом скоро. Но об этом не хотелось и думать. Приближался вечер. *** После гуляний все вновь отправились в дом Ефимовны. Большой стол в главной комнате был накрыт и ломился от огромного количества еды и бутылей. Все пели песни, веселились, улыбались друг другу. Михаил немного отошел после того, как вместе с Гешкой «повеселил публику». Но в ушах по-прежнему гудело и казалось, что он до сих пор ощущает, как яблоко лежит на макушке. - Прежде чем все сядут за стол, будет театрализованное представление, без этого нельзя! – сказала Кристина. - Вот как? И что, сельчане писали сценарий, все продумывали? Она засмеялась: - Нет, конечно. Все в основном импровизировано, но действие строится на том, что каждый герой знает свое место, характер и то, что должен делать. У него родилась мысль написать об этом. Ужасно тянуло взять в руки какой-нибудь блокнот, раздобыть ручку и погрузиться в работу. Радость от такого труда он ощутил еще тогда, когда пробовал написать книгу основного учения Монахара. Конечно, все эти записи и мысли – ерунда, их следует забыть, а еще лучше – уничтожить от греха, но сам процесс изложения мысли на бумаге его завораживал. Надо бы подумать об этом. Ведь и правда, необходимо решить, чем заняться в будущем. Почему бы и не писательством? Например, рассказать об этих замечательных людях из деревни Семёнково, с их укладом жизни, традициями, нравами. - Здорово! – произнес Миша. - Ты о чем? – Удивилась Кристина, - ведь еще ничего не началось. - Да так, о своем. В общем, неважно, давай смотреть. Первым на импровизированную сцену выбежал Дед Трескун, в котором сельчане без труда узнали Тимофеича. Он надел на себя белую пушистую шубу и неистово крутился в замысловатом танце, изображая метель. Затем вышел Старый Год – его играл Гешка. Он нарочно сделал серое, угрюмое лицо, показывая тем самым, осталось недолго и его не станет, как только стрелки настенных часов сомкнуться на верхней точке и пробьют последний двенадцатый час для него. Дед Трескун наморщил брови: - Ну что собрались, лихой народец? Аль не видите, что в гневе я на вас?! Лучше не подходите близко – иначе всех поморожу. Холода на всех в моей душе хватит! У Михаила мурашки пошли по коже, хотя и понимал, что все это не больше, чем игра. Уж больно хорошо Тимофеич вписался в образ. - Я ухожу! – спокойно, размеренно сказал Старый Год. – И знаю отлично, не будете жалеть обо мне вы ни минуты, и проводите меня. Но знайте, я останусь в вашей памяти! Тут на сцене появилась косматая баба в лохмотьях. Дед Трескун сразу преобразился: - А вот и подруга моя приветная, слуга и друг постоянный. Здравствуй, Кикиморушка Болотная, давненько тебя не видал. - Я здесь, Трескун. - Чем же занималась все это время, почему пропадала? - Да все тем же. Детей новорожденных воровала, к себе на болото сносила и топила. Миша посмотрел на Кристину и не понял, почему она побледнела, когда Кикиморушка произнесла эти слова. - Верное дело делаешь, Кикиморушка, мне в труде помогаешь. А я путников заблудших, что дорогу потеряли, морожу. Никто не проедет. Кони утонут в снегах, ямщик погибнет. Старый Год вышел вперед. При виде его Трескун и Кикимора остепенились и отошли в сторону, пряча глаза. - Хоть и осталось мне немного с вами, - произнес Старый Год, - но хочу напоследок подарить чудо. Потому что за долгие дни и ночи полюбил вас всех. Он обернулся к нечисти: - Повелеваю вам обоим! Да исчезните, да преобразитесь! И тут же Гешка убежал со сцены, а Дед Трескун, закрутившись, скинул с себя одежду и стал Дедом Морозом, а Кикимора, сжавшись, вдруг оставила лохмотья и предстала как Снегурочка. Все зааплодировали. - Добрый день, друзья мои! – сказал Тимофеич, теперь в другой роли. – Рад видеть вас снова. Задержался я – все по Руси нашей славной колесил, в дома заходил, радость дарил. Теперь вот и к вам пожаловал. Да и не просто так, а с подарками! – и он достал большой мешок. Потом обратился к Снегурочке: - Внучка, помоги-ка мне! И Дед Мороз стал раздавать разные вещицы. Все улыбались, смеялись. Кристине и Михаилу они подарили мягкого плюшевого медвежонка. Миша удивился, но Тимофеич, хитро улыбнувшись, прошептал: - Ничего, скоро сам поймешь, для чего он пригодится. Вернее, для кого. Провалов с удивлением посмотрел на подругу, а та почему-то задорно подмигнула Деду Морозу и промолчала. Потом все гости пили чай с пирогами. Хозяюшка щедро угощала гостей, и Тимофеич – уже просто Тимофеич, стоял рядом с ней и смеялся. Казалось, он вот-вот тепло обнимет помолодевшую Ефимовну и расцелует. Все сели за стол. Михаил раскрыл бутылку с вином. Предложил Кристине, но она покачала головой: - Да хватит тебе! – сказал он. – Сегодня же праздник. Все-таки, надо как-то отметить, или хотя бы подвести черту накопившимся эмоциям. Она только улыбнулась, закрыв стакан ладонью. - Мне нельзя, Мишутка. - Почему же? Сегодня всем можно. - А мне нет. – Она положила руку на живот. – Помнишь, я обещала сюрприз? - Что? – он до конца еще не понимал, что это значит, но начинал догадываться. – Так я думал, что ты это… Ну, в общем, понимаешь – таблетки, прочее. Кристина отрицательно покачала головой. - И сколько ему уже? - Два месяца. Знаешь, я сразу хотела сказать тебе, но решила подождать подходящей минуты. – Она с опаской посмотрела на Мишу. – Ты рад? Часы забили двенадцать. Тимофеич таки обнял Ефимовну, и она не противилась, а наоборот, покрепче прижалась к задорному старичку. Бокалы сомкнулись в едином звоне. Кроме двух. Им было не до вина. Кристина и Миша целовались.
|
|