Глава 5.
Суждено ль героям нашим
Правду-матку отыскать –
Нам неведомо пока:
Больно редкостна пропажа,
Больно поиски трудны:
Что она – фигура речи,
А лежит им путь далече
От родимой стороны.
Вот, короче говоря,
Едет Ванька за моря.
Приобвык лететь, и даже
Смотрит сверху на пейзажи:
Все поля, в стогах, в снопах ли,
Словно списаны с лубка.
Кучевые облака
Дымом Родины пропахли.
Рассыпая в звёздной сини
Стоголосое «га-га»,
Отбывает на юга
Косяком табун гусиный.
Как пленительно лететь
Лёгким, быстрым, сильным, вольным
По-над звоном колокольным
Во хрустальной высоте,
Над лесами, над лугами,
Над пежинами болот,
Над озёрной гладью вод
И духмяными стогами,
Над огнями городов,
Над веснушками селений,
Утопающих в осенней
Желтопламени садов!
Сколь земля бывает лепа
В крайних числах сентября!
Чуть вечерняя заря
Обагрит зароды хлеба
И окрасит гладь пруда,
Загуляет дивным дивом
Серп луны по звёздным жнивам –
Завершается страда,
И плывёт над деревнями,
Расплетаясь над плетнями,
С детства каждому знаком,
Чуть прихваченный дымком –
Тёплый, свежий, вожделенный,
Самый сладкий во вселенной,
Тот, что стоит прочих двух –
Каравайный сытный дух.
«Ваня, друг», - взмолился бес,-
«Сыт не станешь духом хлебным!
Телу кажется потребным
Иногда и пищу есть!
Аж на все лады запело
Где-то в области нутра.
Я бы, брат, откушать рад
Инда корки плесневелой!»
А Иван ему в ответ:
«Опустел мешок походный,
Я б и сам поел охотно:
Голод мучит – спасу нет!
Животу невмоготу,
Точно в нём скребутся кошки,
Ибо не было ни крошки
Со вчерашнего во рту».
«Это дело поправимо,
Нам по силам подвиг сей.
Видишь ты табун гусей,
Зимовать летящих мимо?
Гусем было б хорошо
Ублажить желудки наши!
Улови, какой покраше,
Да засунь его в мешок!»
Нечисть разумом востра,
А голодная – тем паче.
Да и как же быть иначе,
Коль не евши со вчера.
Безо всяких закавык
Силы путники сплотили,
Налетели, ухватили,
Да и были таковы.
Солнце в спину, ветер в грудь –
Словом данным вдаль гонимы,
Продолжают пилигримы
Нескончаемый свой путь,
Точно чудо-исполины,
Реки, горы и долины,
Перелески да мосты
Озирая с высоты.
С высоты вдвойне видней
Скудость жизни населенья:
Чем обширней поле зренья,
Тем действительность страшней.
Все изъяны налицо:
Чем убоже хижин лики,
Тем всё более велики
Стены замков и дворцов.
Впрочем, вот пейзаж иной:
Все дома чисты да гладки,
В удивительном порядке:
Всяк сияет белизной,
У крылец – по деревцу,
Розы – строем вдоль оградки,
Даже овощи на грядке –
В-точь, солдаты на плацу.
Бес ликует: «Каково?
Сколь красива заграница!
Сколь разительно разнится
Ихний с нашим статус-кво!
В смысле, то есть, внешний вид.
То-то взору ублаженье!
Кто имеет возраженье,
Против истины кривит».
Говорит Иван в ответ:
«Взору любо, спору нет.
Но душа тому не рада:
Ей поближе к дому надо.
А живёт ли правда здесь,
И нужна ль она красотам,
Что сродни пчелиным сотам –
Это, бес, ещё бог весть».
«Ты про душу не галди,
Мне душа – что день вчерашний.
Видишь, флюгер там, на башне,
Ветер вертит впереди?
Видишь эти ворота
И апроши земляные?
Эти стены крепостные –
Славный город Кайзерштадт.
Здешний царь зовётся – кайзер.
Полагаю, в этом разе
И столицу оттого
Окрестили в честь него.
Не пойти ль тебе к нему
В чине царского посланца,
Чтоб из первых рук дознаться,
Что, да как, да почему?»
«Эко, выдумал затею!
Иль забыл, что я пока
В смысле знанья языка
Ни бельмеса не ферштею?
И одёжкой обветшал,
И обувкой не горжусь я,
И в котомке, кроме гуся,
Больше нету ни шиша.
Да и в том немного весу,
Чай, размером не с вола.
Он для царского стола
Не составит интересу».
«Вес – пустяк»,- заметил бес,-
«В загранице и синица –
Не обыденная птица,
А придворный политес.
С басурманским языком,
И с кафтаном, друг родимый,
Дело тоже поправимо,
Фокус этот мне знаком».
Близ подъёмного моста
Бес на землю опустился,
Да конём оборотился,
Обметнувшись вкруг хвоста.
Выбил звонкою подковой
На Ивана искр фонтан –
Тут же стал его кафтан
Целый, чистый да шелковый.
Шею выгнувши дугой,
Топнул конь другой ногой;
Из фонтана искряного –
Снова баская обнова:
Чудо-шапка, нет теплей,
Из отборных соболей.
Снова дал с другой ноги –
Глядь, готовы сапоги.
Вслед за тем, для пользы слуха,
Дунул Ваньке в оба уха,
Чтоб способностью облечь
Понимать чужую речь.
|
|