В некотором царстве, в некотором государстве жил-был Иван. Он не был царевичем, а значит, это был Иван-дурак. Жил он себе, никого не трогал, но вызвал его однажды к себе царь-батюшка и говорит:
- Здравствуй, Ваня. Звал я тебя по такому вопросу: в моём царстве объявилось ужасное страховидло. Оно ходит по городам да деревням, ворует с огородов репу и помидоры, а по ночам бродит по улицам, страшно воя и сморкаясь. Ничего не можем с этой напастью поделать. Вот и вызвал я тебя, потому что ты в моём царстве самый сообразительный. Ежели справишься с моим скромным поручением, то... получишь ты, добрый молодец мою младшую дочь Марьюшку в жены. Остальные тридцать две у меня уже сосватаны.
— А может не надо? — взмолился Иванушка. Видел он однажды эту красну девицу, да вот только и впрямь она красна оказалася. Видно маленько с румянами переборщила. Да и личико-то у ней не особливо прекрасное было. Она как из окошка светлицы выглядывала, так даже нечисть с перепугу осеняла себя крестным знамением.
— Надо, Федя…тьфу, Ваня. Надо. И пошто ты царю-батюшке перечить вздумал?! Прогневать меня желаешь?! Али не мила тебе царевна-то?!
— Мила, мила… — выдавил Иван, мельком оглядываясь на богатырей с дубинами наперевес по обе стороны от царского трону.
— Вот и славно. Ступай, добрый молодец, и без победы над чудищем неведомым не вертайся.
Вышел Иван-дурак из царских палат и пригорюнился. А на встречу ему кот плешивый по кличке Лишай. Животинушка его любимая, друг единственный.
- Что-то ты, Ванюша, совсем кислый... Обидел тебя кто-то али случилось что?
- Да вот, царь батюшка вызывал к себе... Велел поручение государственной важности выполнить... В качестве награды обещал он мне дочку свою младшенькую... Кстати, Лишай, а давно ли ты у меня заговорил?
- Я постоянно разговаривал... Это ты просто в кои-то веки трезвым
оказался.
- Это хорошо, что ты говорящий... Может, посоветуешь мне что? Я-то ведь не зря дураком именуюсь. С одной стороны - жениться на Марьюшке мне совсем не улыбается, а голову сохранить хочется... у меня ж в ней рот! Как же я безо рта бражку пьянствовать буду?
- Да, Ванюша, нажил ты проблем на свою головушку... А что за дело-то хоть, которое государь тебе приказал выполнить? Думаю, тебе сначала нужно с ним справиться, а уж потом решать, что с твоей суженой делать...
- Ой, Лишай, лучше б ты не спрашивал, - Иван-дурак снял с головы побитую молью шапку и вытер ею скатившуюся по молодецкой щеке слезу. — Такое дело, что мне на трезвую голову о нем даже и думать не хочется.
- Пойдём тогда сначала бражки откушаем.
Иван-дурак со своим верным спутником отправились в корчму придорожную, дабы думу думать за чарочкой Шато Де Браги семидневной выдержки...
Как солнце ясное за море зашло, так наши друзья-приятели до корчмы добрели. Постучали они в дверь шаткую. Слышат, голос изнутри раздается сердитый:
— Кого черти принесли?
— Мы сами пришли, — заметил Лишай.
— Чего надобно?
— Дык, обычное дело. Что еще здесь надобно может быть, сам посуди, хозяин?
— Закрытые мы. Не пущу за порог.
— А што так рано-то?
— Так повадилось по ночам чудо-юдо бродить. Как оно мимо проходит, так вся медовуха скисает, а порог оплеванный весь, честной народ поскальзывается.
— Пусти нас, добрый человек. Мы тебя от страховидлы эдакой защитим.
— А почем мне знать, что вы не ентот черт, от которого у меня вся выручка коту под хвост идет?
— Наглая ложь! — взвился кот. — Кабы мне деньги под хвост шли, я давно уже богаче царя-батюшки стал.
Посмотрел хозяин корчмы в щелку, увидал Лишая, да и решил грех на душу не брать, такое чудище за порог не пущать.
Кликнул он кого-то громко так, что стены дубовые затрещали, крыша новая поехала.
— Сенька! Проводи гостей дорогих, да не во двор, а со двора.
Дверь отворилася, и вышел здоровенный детина с дубиной наперевес. Иван-дурак к бою-сражению с вышибалой приготовился: встал в стойку боевую, да упёрся спиной молодецкой в пень у околицы, дабы после первого удара дубиною огромной не свалиться на пол оплеванный.
Детина громадный, как шкаф широкий, как дуб крепкий, замахнулся дубиною, метя красну молодцу Ивану-дураку в физиономию пропитую.
Кот Лишай прыгнул на богатыря поганого и вцепился когтями ему в лицо необъятное.
Дубина Семенова промахнулась мимо Ивана-дурака, да треснулась о землю, а сам Семён поскользнулся на слюне чудища-страшилища да саданулся виском богатырским, бакенбардами заросшим о землю-матушку.
Выжав штаны, со страху промоченные, да оторвав кота рассвирепевшего с лица вражьего, помчался Ваня-дурачок куда глаза глядят, дабы не обвинили его в дебоши с хулиганством. Бежал Иван с котом под мышкой, пока не встретил на пути своём девицу красную на лошадке едущую.
— Не подбросишь ли до села?
Девица окинула ясным взором молодца потрепанного да кота плешивого.
— Ну что ж, садись позади меня. Надеюсь, Сонечка выдержит.
Взобрался Иван с горем пополам на Сонечку, а кот ему на плечо вскочил да когтями крепко за рубаху держаться принялся, а то мало ли что, еще свалится.
— Как тебя величать-то, девица? — Иванушка расспрашивать принялся.
— Брониславою кличут, — охотно откликнулась девица-краса, коса до пояса.
— В какое село-то тебе надобно? — уточнила она, потому как от города стольного много дороженек шло, каждая в городишко, село али деревеньку вела.
— В Малые Халявки желательно, — решил Иванушка. — Родом я оттуда. И жилье, и пожитки там осталися.
— А что ж ты в городе делал-то?
— Да сам царь меня по делу важному призвал, потому как я у него самый сообразительный.
— Ну-ну, — улыбнулась красавица. — А коли ты разумный такой, то отгадай мою загадку. Зимою и летом одним цветом. Что это?
— Кот мой, вестимо, — обрадовался Иван. — Шерсть у него всегда рыжая…э-э… та, что осталась.
— Дурак ты, добрый молодец. Тебя не Иваном чай зовут?
— Да, а как ты догадалась?
— У тебя на лбу написано.
Иван задумчиво почесал свой лоб молодецкий. А тут кот и говорит:
- Ёлка одним цветом...
- Кто это сказал? - встрепенулась девица-красавица.
- А? А! Это кот мой, Лишаём его кличут, он у меня говорящий.
- Вот оно как? Кот говорящий? Да уж... что-то в последнее время чудес
развелось...
- Например? - промурлыкал кот плешивый.
- Ну, ты кот говорящий, чудо чудное тоже диковина уникальная; а в селе Красные Синяки репу из-под земли выкопали размеров невиданных да вывесили посередь деревни на столбе подле колодца, дабы туристов привлекать, бюджет царства пополнять монетой звонкой.
- Вертай лошадку, красна девица! - вскрикнул Лишай во всю свою кошачью глотку. - Туда нам путь держать суждено! Даю хвост на отсечение, что там этой ночью будет наше страховидло проклятое озорничать! Ибо, по словам царя батюшки, помидоры и репа привлекают внимание его извращённое!
- Да вы что чудо-юдо это извести вознамерились?! - девица Бронислава остановила клячу, да повернулась лицом к Ивану-дураку, да коту его, - Это ж редкий вид исчезающий, в Красную Книгу занесённый! Трогать его не полагается, так как он один-единственный такой!
- Э-Э-Э-Э... - попытался возразить Иванушка.
- Мы не собираемся вреда ему причинять, - перебил хозяина кот. - Мы его сетью гуманною, на китайском рынке купленною, изловим, да в царский парк-заповедник отправим, дабы этой диковине редкостной народ честнОй вреда не причинял. Я верно говорю, Иванушка?
-Ну... дык... так оно и есть... ловим...
-Допустим, поверю я вам... - красна девица развернула клячу свою полудохлую, да направила его к селу, Красными Синяками величаемому, - но я лично проконтролирую, чтобы вы не навредили зверинушке несчастной, которую вы страховидлой оскорбительно величаете.
Село Красные Синяки раскинулось широко. Все дворы да огороды, и домишек не счесть (местные жители дальше десяти считать не способные, ведь когда пальцы на руках кончаются, лапти снимать неудобственно, и запашок тот еще). Посередке села колодец и столб, тот самый, к которому плод громадный привязан.
Едут молодец, девица и кот на одной лощадушке и от нечего делать хором поют:
Ой, мороз, мороз,
Не морозь меня-а-а,
Не морозь меня, моего коня-а-а…
Да на этой строчке упомянутое транспортное средство каждый раз спотыкается.
Доехали они до села, начали люди добрые их окликать: «Что ж это вы про мороз баете? До зимушки-то еще о-го-го сколько!», «Чаво распелись тут? Хмельные что ль?», «Не след молодцам да девицам по ночам вместе шастать! Али женатые уже?».
«Не дай Боже», — говаривала Бронислава себе по нос.
— Ну что, сегодня чудо-юдо словим, аль нехай живет еще? — спросил совета у своего кота Иванушка.
Бронислава настороженно ушки свои навострила.
— Ты что? Мы его прибивать не станем! — заверил Лишай. — А сетью заморской, еще не купленной, поймаем. Деньга-то у тебя найдется?
Иван-дурак почесал затылок молодецкий да запустил руку в карман штанов своих стареньких да достал оттуда мешочек, кожаной ленточкой перевязанный. Подал он мешочек коту.
- Вот, Лишай... всё, что есть. Посмотри, хватит этого на сетку китайскую?
- Дурья твоя головушка, Иванушка, - кот впустил когти в плечо Иваново, так, что аж кровушка красная, перегаром смердящая, показалася, - как же я узелок-то на мешочке развяжу?! Я же кот!
- Твоя правда, Лишай... - молодец развязал узелок, содержимое мешочка хранящий, да вывернул добро всё оттуда себе на ладошку. - Вот, на сеть, думаю, хватит...
Чертыхнулся кот словами крайне нецензурными. Лицо девицы румянцем залилось, а глазки скромно уставились в землю-матушку.
- Это ж пуговицы!
- Ну и что? А какая разница-то? Что пуговица, что монета - всё одно: круглые.
- Так пуговицы ж с дырочками!!!
- А я думал... - не суждено было узнать, о чём думал Ваня-дурачок, потому как из подворотни тёмной, направляясь к колодцу деревенскому, вынырнуло чудище волосами заросшее да грязью заляпанное.
Темно было, да и чудищу волосы на глаза лезли, вот и не видал он акромя столба желанного с картошкою привязанною ничегошеньки. Молодец да девица и того пуще схоронились, за широкой спиною лошадушки спрятались, а кот им ногах пристроился и думу крепкую задумал, как Ванюше-дурачку врага одолеть.
— Что мы имеем, – Лишай хозяину нашептывать принялся. — Чудо-юдо, колодец, столб с картошкою. Может нам этой самою репою ему промеж глаз дать, тяжела поди, он наземь и рухнет. Только надо размахнуться получше.
— Размахнуться?! — чуть было не заверещала девица-красавица. — Кто обещал, что не будет зверька зазря трогать? Не дам его в обиду.
— Будь по-твоему. Тогда поступим так, — уступил кот ученый, шерстью обделенный, — Ты, Брониславушка, сейчас на поклон к чудищу выходишь и вежливо просишь сдаться, а коли упираться станет, амбаров бесчисленных с помидорками ему посули, авось клюнет. Ну, как?
— Вот еще. Станет он меня слушать? Вон он, видишь, уже до столба-то дошел, сейчас лишит Красные Синяки последней достопримечательности.
Страховидло и впрямь подбиралось к столбу-то. Все шло да пошатывалось, и было у него четыре лапы, двумя он еле по земле перебирал, а остальные вперед грозно выставил.
Был он весь в грязи и с морды его волоса немытые свисали. Нос красный из-за волосьев выглядывает, а как присмотреться поближе, так чудище и вовсе в штанах заляпанных старых оказалося, в заплатах да дырочках.
— Братцы, диво дивное, нечисть и та в штанах разгуливает! — воскликнул своим молодецким голосом Иван-дурак.
Тут-то страховидло в штанах их и заприметил.
Побрело чудище на крик Иванов, про репку позабыв, да мыча своим страшным голосом звуки разные, непонятные.
- Ой, Иванушка! План у меня созрел, как страховидло наше живым взять! Сымай портки...
- Эй! Вы что придумали, извращенцы?! - закричала красна девица.
- Ща мы его вонючими газами травить будем, - довольно промурлыкал кот. - Ванюша у нас моется токмо, когда трезвый, а трезвый он у нас бывает не более двух раз в год.
Иван-дурак стянул с себя штаны грязные, со страху промоченные, да и швырнул их в страховидло треклятое. Попали они чудищу-страшилищу прямо под нос красный. Так зверина и повалилася на землю.
Подбежал Иван-дурак к страшилищу поверженному, взял свои штаны, да натянул их обратно, прикрывая срам, так не вовремя открывшийся.
Пригляделся он к штанам страховидла спящего, разгрёб его патлы, с грязью свалявшиеся, да так и пустил слезу счастливую, потому как узнал в чудище этом ужасном отца своего родного, неделю назад пропавшего при странных обстоятельствах вместе с тремя дюжинами бочек браги отменной.
Батьку Ванькиного еле отрезвили, Бронислава-краса умаялась ведра воды студеной из колодца таскать да на него выливать. Но когда признал Иван-старшой сына рОдного, радость обоих раскатилася по селу весельем внеплановым. Все село сбежалось поглядеть.
А коту того и надобно: начал он честному народу расписывать, как Иван картошку бесценную спас, врага одолел, тот испужался и отца-то и выплюнул, а сам издох и испарился. Возрадовались люди, да и помочь геройскому Иванушке вознамерились. Наперебой к себе ночевать кличут, накормить-напоить обещают, награду за спасение местной ценности сулят. Испросил Ваня (не без Лишаевого совета мудрого) коня себе сносного да одежонку новую. А девице ничего не просил. Затаила, видать, она обиду справедливую, да только не кажет ее. Молча побрела к своей лошадушке да и в путь вознамерилась. Кот на счастье смышленый был, остановил он ее словами мудрыми:
— Куда ж ты, девица, впотьмах направишься? Слышишь, волки воют голодные, разбойники ходют нетрезвые, нечисть разгулялася. Оставайся с нами покамест, мы у бабы Феклы заночевать думаем. Избушка у ней просторная, всем небось места хватит. Она может тебе на печи место выделит, Ивашке и отцу его на лавках, а мне лишь бы молочка забродившего налили, там вроде немного спирту содержится, а устроюсь сам как-нибудь. А завтра уже отправишься, куда надобно, утро вечера мудренее.
Баба Фекла согласно закивала и повела путников уставших к себе в домишко. Бронислава взяла под уздечку Сонечку свою и следом побрела.
Баба Фекла исправно все утроила. Заночевали у нее в избушке как раз там, где кот давече вещал. Толком никто в ту ночь не выспалси: Лишай все Ивашкиного батьку сторожил, покуда тот в погреб к бабке за напитками хмельными порывался слазить; Брониславушка свою девичью честь берегла, печь от посягательств Ивана охраняла, хотя тот так и не пришел; баба Фекла за лошадьми, что во дворе к плетню привязаны, приглядывала, чтоб они ей его не повалили. Но на утро с первыми петухами на ногах были все, бодрые, в путь отправляться готовые.
— Ну что, к царю прямиком поедем али корчму навестим? — спрашивает Иван у кота своего разумного.
— Ты к царю езжай. А мне с твоим батюшкой в корчму заглянуть надобно.
— Дык он ведь упьется снова ведь? — Иван-младший опасливо на Ивана-старшого взор обратил.
— Поглядим, — Лишай усы важно расправил и бывшему страховидле ужасному подмигнул. — А пока нам все одно по той же дороженьке путь держать. Бронислава-девица, отрезвлять мастерица, не в службу, а в дружбу, сопроводи Ивана-дурачка нашего до царя, а то чай заблудится, горемычный.
«Что ты такое баешь, коток-говорунок?! Кто заблудится?» — осерчал Иван, своему коту на ухо зашептал. А Лишай ему и отвечает, тихо, чтоб никто не услыхал больше:
— Я ж придумал, как тебя от Марьи-царевны спасти, дубина ты стоеросовая! Али ты на ней жениться уже захотел?!
— Что ты, свят, свят, свят, — вздрогнул молодец и перекрестился.
— Ну вот. Так что слушай кота своего, друга единственного, всем лучше будет.
На том и решили. Взобрались на скакунов своих верных, причем отец Ванечкин позади него примостился да то и дело свалиться норовил, да и отправились по дороге в стольный град. Долго ли, ли коротко ли, а добрались они до корчмы окаянной и высадили там кота да Ивана-отца.
Иван-сын с Брониславою дальше поскакали.
В царском тереме на пол дубовый, полгода назад мытый, капали слезы девичьи горючие. То Марьюшка, младшая дочка царева, о тяжкой своей доле закручинилась.
— Ну что тебе, душенька? Я ж как лучше хотел. Батюшка счастья своему дитятке алкает, а взамен слова доброго не получает.
— У-у-у… — пуще прежнего заливается дочурка. — Не хочу за простого мужика, хочу за прынца заморского.
А сам царь-батюшка про себя думу думает:
— Да где ж такого прынца найти, чтоб на эдакую красоту позарился. Тут похлеще страховидлы видок будет, прости Господи.
Сама царевна-королевна о себе по-другому думала. Песенка девичья у нее была:
Я есмь красавица!
Кому не нравится,
Пущай удавится.
И правда, что-то в последнее время лютое добрых молодцев все меньше становится…
— Не пойду я за Ивана-дурака!
— Коли он чудище одолеет, должон я слово царское крепкое, нерушимое сдержать!
— Не хочу-у-у… — примется царевна заново жаловаться.
Так царь с дочкою друг друга никак переспорить не могли, пока не предстали перед царевы очи ясные Иванушка с Брониславою.
— Ну, говори, одолел ли ты страховидло проклятое али будет оно еще народ честной смущать? Да коли не победил ты его, чаво явился, голову свою не пожалел?
— Не серчай, царь-батюшка, сперва рассказ мой послушай.
И услышал царь из уст молодецких «Былину о славном богатыре Иване-трезвеннике и чудище треклятом Страховидле Помидорном», самим котом-баюном составленную.
Обрадовался царь вестям приятственным да и вымолвил:
— Ну, что ж, выполнил ты мое порученьице, получай же свою награду. Бери Марьюшку в жены! Мне за такого богатыря свою дочечку незазорно выдавать. А Иван как глянул на зареванную Марью, так сразу с перепугу наказ кота своего припомнил. Молвит:
— Царь-батюшка, не вели казнить, вели миловать. Не могу я твою красавицу в жены себе взять.
— Что так? — нахмурился царь, а царевна просияла как самовар почищенный, но все же с опаской глядит, подвоха боится.
— Я с Брониславою, что туточки стоит, ночь в одной избушке провел и теперь как честный молодец должон на ней жениться.
Бронислава оторопела (от счастья, вестимо), слова вымолвить не может, а царь-батюшка глянул на свою доченьку да и согласился:
— Ну что ж. Так тому и быть. Честным пирком да за свадебку. Только уж не обессудь, Иван, но другой награды за дела твои славные ты от меня все равно не получишь.
Поклонился Иван до пояса и покинул покои царские с невестою своей названою.
— Ты что такое выдумал, охальник?!
— Я ведь-то перед царем оправдаться сказал, как меня кот научил. А вот отойдем подальше от стольного града, так и разойдемся.
— Да ну? Нет, так просто ты от меня теперь не отвяжешься!!!
Бранилися молодые до самой корчмы, где их кот Лишай и Иван-старшой поджидали. Смотрят девица и молодец на них, надивиться не могут. Батька Ивана-дурака сызнова в грязи извалялся да на порог норовит плюнуть, а кот стоит важно и с хозяином корчмы переговоры ведут, покуда тот со своим вышибалой поганым трясутся словно лист осиновый на ветру. И слышен их разговор странный:
— Мешок требую! Не меньше! А то заладили тут: коту под хвост, коту… Вот и будет вам сейчас слов ваших исполнение, нечего вдругоряд языком молоть!
— А чавой-то мы тебе должны мешок денег давать?!
— Я в гневе грозен, не послушаетесь, я на вас страховидло ужасное, мною укрощенное, напущу! Будете знать!
А «чудище» злобно глазками зыркает да к дверям корчмы примеряется.
— Ладно, будет тебе мешок! Только забери от нас это чудо-юдо окаянное!!!
— Вот так-то лучше.
— Семен, мешок бери, коту определи!
Вынес Семен мешок с неохотою великою, да только делать нечего, а то из-за страховидлы эдакой придется заведение закрывать. Отдали коту деньги хозяин с помощником и скрылися за дверьми.
А кот увидал друга своего Иванушку да мурлычет радостно:
— Вот и деньжата молодым подоспели! Только, чур, я теперь с Вами жить буду и кажный день сметану лопать!
— А с чего ты взял, что мы с Брониславою вместе жить станем. Не согласная она! — возражает Иван-дурак.
— А ты у нее еще раз спроси, дурачок. Не видишь, как она засмущалася.
— Ну… э-э… пойдешь ли ты за меня, Бронислава?
— Эх, Иванушка-дурачок. Батенька меня специально в дороженьку снарядил, мужа себе искать, без него не возвращаться. Умаялась я подбирать и примеряться, а с тобою так и приданое не надобно. По всему вижу, человек ты добрый, хоть и не шибко умный. Ну да ладно, с нами же кот твой будет ученый. Согласная я.
И дал Иван-старшой свое отцовское благословение.
Пошли молодые под венец, тут и сказочке конец!
|
|