Все описанные события реальны, совпадение героев с конкретными личностями закономерно.
Как-то несколько лет назад довелось мне провести три месяца в настоящей глухой деревне. Надо сказать, что состояние мое тогда было близко к физическому и нервному истощению. Родные посоветовали уединиться в «медвежьем углу», ни с кем не общаться, наблюдать природу, слиться с ней. Я согласилась, и целых три месяца главным моим занятием было присматривать за подрастающими гусями, да радоваться солнцу, дождю и ветру. Поскольку у хозяев дома, где довелось мне жить, было довольно крепкое хозяйство – настоящая ферма и птичий двор, объектов для наблюдения было предостаточно.
Есть такая птица – индоутка. Это, как можно догадаться, искусственно выведенная особь, соединение индюка с уткой. И муж у нее имеется – индоселезень. В деревне таких диковин было не много, у моих хозяев всего две – муж, да жена. А вот у соседей побольше – четыре индоутки и один индоселезень.
Днем птиц выпускали из сарая на свободу, они могли общаться между собой, ходить куда хочется, щипать траву, жить своей, насыщенной событиями птичьей жизнью.
Если бы не угроза нервного срыва, не дано было бы мне узнать, что птичья жизнь не такая уж однообразная. Случаются и в ней «загогулины».
У благородной четы индоуток Чака и Ненси отношения были почти романтическими. Когда утром они выходили во двор, можно было заметить, что Чак почти не отдалялся от своей супруги, всячески демонстрируя привязанность и почтение. Лучший червячок или улитка – для Ненси, самая сочная трава – для Ненси. Да и развлекал он ее почти галантно.
- Дорогая, сегодня так жарко. Пойдем, я покажу тебе большую лужу. В ней можно поплескаться, остыть. Правда, это не так близко. Зато по дороге я расскажу тебе историю, которую я услышал по радио.
- Когда? – недоуменно спросила Ненси. – Мы ведь всегда вместе, и я не помню, чтобы мы слушали радио. Да и толку-то. Я все равно не понимаю человечий язык.
- Счастье мое, а зачем тебе его понимать? Ты – украшение для меня и моя гордость. Образование и приобретение навыков жизни – удел мужчины. Я обязан знать разные языки – человечий, собачий, кошачий. Я должен тебя защищать и знать что на уме у окружающих.
- Так, когда же ты успел послушать радио? – не унималась Ненси. – Наши хозяева в дом тебя не пустят, да и двери у них всегда закрыты. А вот у соседей, у них всегда все нараспашку. Я спала вчера в тенечке часа три. А ты, наверное, к соседям наведывался? Там еще такая молоденькая индоуточка появилась…
- Уж не ревнуешь ли ты меня, пушинка моя? Ты же знаешь, как я люблю тебя. А услышал историю я вчера ночью. Я же сплю у стенки, а за ней соседский приемник, мне не спалось. Я прислонился головой к стене и слушал. Так часто бывает. Просто не все, что слышал, я тебе рассказываю.
- И не надо. У меня сейчас, сам понимаешь, заботы другие. Не сегодня-завтра сяду потомство выводить. А ревность… Сейчас тоже не до нее.
И они отправились плескаться в луже.
Случайно подслушав их разговор (мне же пришлось слиться с природой), я решила понаблюдать за развитием событий.
Действительно у соседей появилась необыкновенно красивая, изящная и молодая индоуточка – Глория. И Чак, конечно же, сразу ее заметил.
Через два дня Ненси села в гнездо выводить детенышей и Чак остался на птичьем дворе в одиночестве. Однако длилось оно недолго. Глория прохаживалась мимо Чака в образе наивной неумехи - иногда спотыкалась или нарочито громко вздыхала.
- Могу я чем-нибудь помочь вам, милое создание? – Чак произнес это самым бархатным и низким голосом, на который был способен. Этим тембром он сразил в свое время Ненси, и та готова была слушать его бесконечно.
- О да! Мне так одиноко здесь. А вы кто? – спросила Глория, удивленно хлопая глазками.
- Я давно живу здесь, знаю все достопримечательности, всех обитателей и имею огромный жизненный опыт. Чак. Мое имя Чак. Также владею собачьим, кошачьим и человечьим языками. Знаю наизусть несколько человечьих литературных произведений. – Чак говорил все это умопомрачительным голосом, значительно тише, чем первую фразу. И Глория невольно приблизилась к нему, чтобы лучше все расслышать.
- Глория, – сказала она и сделала вид, что теряет самообладание.
- Слишком близко. Опасно близко, милая Глория. Вы слышали что-нибудь о полигамности селезня? – Чак почти шептал.
Дальше расслышать было невозможно, да и не нужно, т.к. в птичьей жизни все происходит гораздо быстрее, да и сама жизнь у них значительно короче.
И вот, начиная со следующего дня, ничуть не смущаясь, Чак стал прогуливаться с Глорией. Выглядело это довольно забавно, т.к. Чак вошел в роль интеллектуального соблазнителя, немного надменного, умудренного опытом, но не забывающего время от времени затаскивать Глорию в ближайшие кусты. Однако Глории нравилось все – и бесконечные монологи Чака, и кратковременные перерывы.
Между тем Ненси сидела на гнезде, не вставая, и выходила лишь под вечер, когда Чак уже провожал Глорию восвояси.
- Милая, милая моя Ненси. Мне так одиноко без тебя. Я вынужден заниматься с этой глупенькой Глорией основами безопасности жизни в деревне. Представляешь, ей в инкубаторе не удосужились дать хоть какие-то основы знаний! До молодежи сейчас никому нет дела! Они брошены на произвол судьбы! Ты знаешь, и у людей происходит то же самое. Я вчера новости слушал…
- Дорогой, я понимаю, ты страдаешь. Но я не могу все время слушать тебя. Я сейчас должна думать о потомстве. Мне нужно быстро поесть и бежать назад.
- Так я и хотел рассказать тебе о том, как важно уделять молодежи огромное внимание, воспитывать, передавать знания, опыт…
- Милый, все это будет позже. Сначала они должны родиться. – И Ненси стала есть из кормушки, явно не слушая Чака.
- Да, да… Бедняжка, Ненси. Как ты приземлена. Не способна понять, что я обладаю огромным потенциалом… или потенцией... Нужно где-нибудь уточнить значение этих слов. А впрочем, не худо, думаю, обладать и тем, и другим. – И Чак, вполне довольный собой, отправился спать.
Дни шли чередой, Чак, как мог, демонстрировал Глории свою весомость и авторитет. Даже однажды пригласил ее отобедать к своей кормушке, но был с позором изгнан хозяевами вместе со своей пассией.
- Мелкие, ничтожные людишки! И мы должны терпеть их власть! – Чак возмущался и негодовал, не удалось продемонстрировать Глории в свое могущество. – Пойдем, я покажу тебе, как растет похиподиум. – У Чака в запасе почти не осталось не озвученной информации. Слово это он только что извлек из самого дальнего уголка памяти и теперь мучительно искал там же его значение.
- А что это? Его едят? Он вкусный? – Глория все время хлопала глазками.
- Это растение, комнатное. Оно растет на подоконнике вон в том доме. Думаю, что его можно съесть, если суметь залезть на подоконник.
Чак устал. Ему изрядно надоело быть ходячей энциклопедией. Его память не могла держать информацию долго. А для ее пополнения приходилось не спать ночами, все время слушать соседское радио, и утром говорить, говорить…
- Милый! Куда ты так спешишь? Не хочешь посмотреть на нашего малыша? – Ненси вышла из своего почти месячного заточения, а рядом с ней Чак заметил какой-то желтый шарик.
- Глория, детка, я сейчас вернусь, чуть позже. – Чаком овладело смешанное чувство – облегчение - больше не надо умничать, страх - Ненси что-то заподозрила и тревога – как же теперь уединяться с Глорией в кустах. А к этому Чак привык уже больше всего. – Ненси, я уже бегу.
Только почти поравнявшись с женой, Чак вошел в роль преданного и любящего мужа:
- Догорая, наконец-то. У меня был урок природоведения. Удивительно, как много она еще не знает. Работать и работать. Ну, покажи же мне наших детишек.
- К сожалению только один. Все другие яйца почему-то не вывелись. Может быть ты болен,Чак. – Ненси была измучена, но счастлива появлением этого чуда – желтого комочка на тоненьких лапках. Пусть даже только одного. Он качался и дрожал.
- Ненси, родная, я не знаю, что могло произойти, - Чак растеряно смотрел то на нее, то на малыша, - решительно не пойму.
Тут из калитки вышли хозяева и забрали утенка в дом, он был очень слаб, и его следовало поместить в домашний инкубатор на несколько дней.
Все вернулось в прежнее русло. Чак и Ненси утром выходили во двор и Ненси подгоняла время, чтобы скорее встретиться со своим малышом. Чак считал своим долгом быть более внимательным и деликатным в единицу времени, т.к. предстояло найти повод сбегать к Глории.
- Ненси, ты знаешь, удивительное дело, но меня пригласили с лекциями на другую половину деревни. Кто-то прознал о моих занятиях с Глорией и ее успехах. Теперь меня зовут преподавать и цыплятам и гусятам. Перышко мое, если ты против, я не пойду. Но с другой стороны – зачем я так долго занимался самообразованием и изучением разных предметов. Но мы так давно не виделись с тобой, я так соскучился. Все, решено, никуда не иду. Буду с тобой!
- Дорогой, я не могу привязать тебя к своему хвосту. – Все мысли Ненси в данную минуту были поглощены малышом, и отсутствие Чака ее ничуть не занимало. – Пожалуйста, иди и читай эти свои лекции. Тем более, что я уже все слышала. А я пока пощиплю травку.
- Я как раз нашел для тебя во-он в том дальнем углу сада очень сочную полянку одуванчиков. Пойдем, я провожу тебя. Ты должна восстановить силы и здоровье.
Чак увел Ненси подальше от соседского двора, а сам потом помчался к Глории со всех лап так, что пыль стояла столбом. В отличие от прежних дней их встреча не началась со светской беседы. Со всего налета Чак увлек ее в кусты, потом они оба выскочили, что-то быстро говорили друг дгругу, потом кусты, потом нарвались на свидетелей, побежали разными путями в другие кусты…
К Ненси Чак вернулся совсем без сил.
- Дорогая, если бы ты знала, как я устал. Я бежал всю дорогу туда, потом лекция, потом бегом обратно. По дороге соседские собаки хотели мною закусить. Пришлось какое-то время лететь. Когда я попытался с ними заговорить по-собачьи, они не захотели понимать даже собственный язык! Какое кругом невежество, Ненси. Я так намучился, так много выстрадал. Только ты меня понимаешь, только с тобой мне спокойно. Но завтра опять нужно бежать. Как хорошо, что у нас только один малыш. Ведь я не помощник тебе сейчас.
- А почему обязательно надо бегать, милый. – Ненси была спокойна и невозмутима.
- Чтобы быстрее вернуться к тебе, любимая. – Не моргнув, сказал Чак.
И все, возможно, было бы хорошо и безоблачно в жизни птичьего любовного треугольника. Однако хозяева не разделяли радости Чака относительно появления всего одного детеныша.
На следующий день, когда Чак несся со свидания в лоно семьи, у ворот стояли хозяева и громко беседовали. Ах, если бы Чак не был полиглотом…
- Ты занешь, - говорил хозяин, - что-то этот наш селезень окончательно забегался. – Ты посмотри, он решил обслуживать соседских индоуток! У нашей вывелся всего один птенец! А он целыми днями или ходит туда-сюда да крякает, или на соседку без конца запрыгивает. Вот и села наша в гнездо на пустые яйца. Нет, бестолковый селезень. В хозяйстве не нужный.
- Надо другого взять, а этого в расход пустить. Давно мы лапши домашней не ели. – Приняла решение хозяйка.
- Ой-е-ей! Мамочки! Что же это делается! – Чак все слышал и теперь судорожно соображал, что ему делать. – Вот так. Поплатился за свою порядочность и открытость. Только теперь я понял значение человечьей поговорки. Как она там… В общем, если перевести на наш язык: «нельзя жить с любовницей в одном доме». Сам хозяин говорил это своему другу, когда они выпивали и хотели позвать к себе соседку. Хозяйка еще в городе была. Ой-е-ей! Я еще тогда недоумевал, какие странные словечки они употребляют. По радио я таких не слышал. – Чак по своему обыкновению пустился в рассуждения. – Нет, стоп! Они же меня сварят! Меня! Бежать!!!
И Чак пропал. Хозяева не могли понять, куда же он подевался. Несколько дней его искали, потом махнули рукой. И никто не заметил, что по вторникам и четвергам Ненси, а по понедельникам, средам и пятницам Глория уходили куда-то утром с птичьего двора и возвращались только поздно вечером, довольные и усталые. В субботу и воскресенье, как водится, у всех выходной.
|
|