Обзор подготовлен
Мамоновой Викторией,
кандидатом культурологии,
ст. преп. каф. истории и теории искусств СПГУТД
«Преданья старины глубокой…»: опыт осмысления фольклорной традиции в пространстве Интернета.
Обращение к фольклорному творчеству как первоисточнику тем, сюжетов, образов в истории литературы – явление закономерное. Мифы, эпос, сказки неоднократно служили сюжетной и тематической базой для построения авторского повествования. Культурные смыслы, ценности, аккумулированные в устной памяти народа и исторически удаленные от настоящего, оказываются введенными в контекст современности через былинные, мифические – архетипические – образы, артикулирующие извечные в культуре проблемы, вопросы из «глубины веков» в настоящее. Образы древнегреческой мифологии питали европейскую культуру с самых истоков ее возникновения; востребованы они оказались даже у таких ярких и неоднозначных прозаиков-модернистов, каковыми были Д. Джойс и Д. Апдайк. В каждом случае, фольклорный текст, введенный в пространство художественного произведения, представляется измененным, интерпретированным автором, адаптированным им к современной форме восприятия.
Движение истории искусств, как его пространственных видов, так и временных, равно как и движение истории, представляет собой постоянное обращение, оглядку в прошлое. Художественная культура, даже в таких крайних своих проявлениях, как авангард, позиционирующий отказ, забвение образцов искусства прошлого, в той или иной степени отталкивается от отрицаемого и отчасти, а, может быть, даже в большей степени, чем постмодернистское цитирование, культурный перевод, оказывается от него зависимым.
Авторское истолкование мифов, сказок вызывает интерес в силу того, что первоначальный текст здесь служит своеобразным каркасом, формой, которая наполняется ментальным содержанием конкретного исторического периода, который предстает в авторском тексте более «одушевленным», чем, например, в исторических хрониках или мемуарных свидетельствах, замкнутых на определенном историческом цикле и лишенных возможности от него дистанцироваться. Авторское осмысление фольклорных мотивов, введение их в художественную ткань произведения в качестве мотива или даже сюжета становится особенно распространенным явлением в постмодернистской культуре, постулирующей культурный плюрализм, толерантность, релятивной по отношению к культурным образцам прошлого.
В эпоху постмодерна, когда границы между массовым и элитарным искусством оказываются элиминированы, пожалуй, только культура «мейнстрима» («общего потока») и становится звеном, связующим пристрастия различных суб-, этнокультурных групп. Массовая культура является на настоящий момент той средой, в которой создаются, задаются и тиражируются культурные стандарты. И здесь, разумеется, в качестве источника приемлется как классическая литература, так и фольклор, востребованный даже в большей степени в силу того, он обращен к универсальным, архетипическим образам, культурным смыслам, затрагивающим основы бытия человека и культуры, актуальные в любую историческую эпоху.
Начиная с 90-х гг. ХХ в. четвертая информационная революция, создание Сети, расширение коммуникативных возможностей человека, определило формирование культуры информационного общества. По сути информационное общество только переживает этап становления. Возникая в процессе коммуникации, оно, пожалуй, самое хрупкое социальное образование. Однако, следует отметить, что так называемая «культура информационного общества» во многом эксплицирует культурные формы, существовавшие ранее. Смысло-, культуротворчество в Сети отчасти является фольклорным и не столько в силу того, что может быть анонимным: Сеть маскирует, кодирует образ автора, а подчас и вовсе его упраздняет, сколько по масштабности, глобальности коммуникационного пространства, в котором аннулируется дихотомия «художник/зритель», «писатель/читатель». Вовлеченность в диалогический, со-творческий процесс, заявленная уже в самом акте «выхода» в коммуникационное поле снимает позиции донора и реципиента. Бартовская фраза о смерти автора в данном случае можно понимать буквально. Тем не менее, пространство Интернета оказывается той культурой средой, которая позиционирует не только новые приемы культуротворчества, но и определяет отношение к культурному наследию в способах его истолкования, понимания, поэтому создание и проведение поэтического интернет-конкурса «Преданья старины глубокой…», организованного Татьяной Барандовой, и проходившего на базе сайта "Что хочет автор?" Международного Союза писателей "Новый Современник" (председатель - И.Майзельс) заслуживает особого внимания.
Конкурс «Преданья старины глубокой…» проводился по нескольким номинациям: «Поэзия» («Любовная лирика», «Стихи для детей», «Пейзажная лирика», «Гражданская лирика»), «Проза» («Юмор и ирония», «Фантастика и приключения», «Просто о жизни») и «Разное». По итогам конкурса работы более тридцати авторов будут представлены к публикации. Нужно отметить, что некоторые авторы были представлены и в номинации «Проза», и в номинации «Поэзия». Основная черта большинства работ – это эклектизм, разностилевое смешение, сочетание традиций устного фольклорного творчества и примеров авторского осмысления фольклорных образов, тем, которое проявляется как на лексическом уровне (и в прозе, и в поэзии): употребление в одном текстуальном пространстве архаизмов, слов, вышедших из общего употребления, и арго, лексики определенной, чаще молодежной, субкультуры, так и на стилистическом уровне. Очевидно, подобный эклектизм неизбежен в эпоху пост-, вводящей коллаж, интертекстуальность в контекст художественной культуры как новые приемы художественного творчества.
Другим немаловажным моментом является более широкое понимание самого термина «фольклор». Петербургский фольклорист Б.Н. Путилов в работе «Фольклор и народная культура», ссылаясь на концепцию А. Дандеса, констатирует, что термин «folk» в настоящее время употребляется по отношению к любой группе какого бы то ни было народа, которая разделяет общую систему ценностных ориентаций: «Члены современного общества выступают как участники многих и разных folk-групп, как менее или более постоянных, так и временных» . Формирование фольклора новых групп (интегрирующихся и репрезентирующих себя по этническому, социальному или гендерному признаку) во многом оказывается педалировано, интенсифицировано, а порой и инициировано современными коммуникационными средствами, сделавшими, по словам М. Маклюэна, «нашу планету глобальным театром, где нет зрителей, но есть только актеры». В этих условиях сплавление, смешение культурных и субкультурных традиций совершенно неизбежно и формирует такое пространство культурного полилога, культурной полифонии, где специфические качества, состав фольклора как системы культурных традиций, ценностей определенного народа, составляющих духовный пласт его культуры, устный по способу бытования, сочетается с фольклором городским, деревенским или профессиональным уже «письменных обществ», т.е. более поздним по времени своего возникновения и часто «привязанного» к культурной традиции определенных социальных групп: происходит отчасти отождествление, уподобление части целому.
Фольклор социальных групп имеет свой состав, образный ряд и т.д., но механизмы функционирования, характеристики образов им заимствуются из сокровищницы устной культурной традиции. Таким образом, изменяются способы функционирования фольклора в обществе, его функциональная роль. Фольклор как такой внеисторичен в том смысле, что ни в мифах, ни в эпосе нет четкой фиксации исторических событий; может быть намек на некоторое историческое происшествие, имевшее место в прошлом, но служащее здесь скорее контекстом, на фоне которого разворачивается кульминация повествования, между тем как фольклор субкультур «привязан» в историческому моменту и социокультурной среде. М.Ю. Лотман писал, что культура есть память народа. Народная культура – память о первоистоках, о той системе ценностей, сформировавшейся на восходе исторической жизни этноса, которая определила мировоззренческую призму, систему ценностных ориентаций, отличающую представителей одного этноса от другого. Сокращение дистанции между культурной традицией устного народного творчества и фольклора субкультур, а подчас и ее нивелирование, возможно, безболезненно для постмодернисткой культуры, уравнивающей высокое и низкое, и не очень удачно в исторической перспективе. Хотя, «старый кирпич в новое здание», «старые темы в новом контексте»…
Тема принятия, истолкования и преодоления народной традиции автором, писателем, черпающим вдохновение из сокровищницы фольклора, неоднократно поднималась в трудах В.Я. Проппа. Представляется она актуальной и при рассмотрении работ авторов конкурса «Преданья старины глубокой…».
В поэтических текстах отчетливо прослеживается фигурирование нескольких ключевых тем, заимствованных 1) из истории славянских племен, Российского государства. Это – стихотворения Minimorum «По-над речкой Росью…», «Пророчество» (на основании эпизода, упомянутого у Карамзина) Александра Просвирнова, повествующее об истории правления Бориса Годунова (в обоих случаях стилизация проявляется в обращении к архаизмам); представленное в номинации «Гражданская лирика» стихотворение Надежды Коган «Новгородский бунт», в котором автор обращается за сюжетом к историческим хроникам, засвидетельствовавшим историю бунта новгородцев против Александра Невского. 2) из библейских сюжетов, образов, на протяжении всей истории западноевропейской, русской культур вдохновлявших многих писателей и поэтов. Это - Сатрис, автор «Баллады о всемирном потопе» и «Вавилонской башни» и стихотворения Тамары Ростовской «Жена Лота», Армана «Дети Нептуна», «Резанцы» и Андрея Андреева «Лейлах». 3) из античной мифологии и истории Древнего Рима. В качестве примера можно привести стихотворение Златы «Рабы восстали. Кровь лилась», повествующее об истории жизни Спартака, предводителя восставших рабов. Апеллирование к мифам Древней Греции прослеживается в стихотворениях Юрия Юрского «Мрачное царство Аида», А. Паса «Волны чертят границы моря», «Это было легко». 4) из древнерусской литературы, русских баллад, сказок, анекдотов. Например, стихотворения Ефима Хаята «Жернова», Людмилы Ливневой «Бусинки-слова», Сергея Дигурко «Дорога дороге рознь».
В поле внимания авторов оказались и образцы классической литературы Западной Европы. Неожиданно предстают сервантовский Дон-Кихот и дантовские миры в работах Ильи Славицкого «Дон-Кихот и ветреные мыльницы» и «Божественная трагедия»: здесь присутствуют и постмодернистская ироничность, отмечающая почерк современных текстов, и интертекстуальность, и языковая игра, и игра со смыслами.
С лингвистической точки зрения небезынтересны и тексты Ярослава Хельги «Стар-престар», «Блеск-сероокая» представляющие собой стилизацию, подражание скальдическому стиху, написанные по типу заговорных текстов, Ольги Королевой «Сказка для тебя» и «Колдунья» и Ирины Мышкиной «Причитания девушки-рабыни при жене любимого конунга…», где также имеет место стилизация на языковом уровне.
Особого внимания достоин цикл стихов Т.В. Богдановой «Лунная соната», в котором удивительно тонко сплетаются традиции европейской и русской культур в обращении к традиции античной мифологии и русской народной сказки, где отчетливо прослеживается тяготение автора к эстетике символизма и поэтического импрессионизма.
Пейзажная и любовная лирика Юрия Юрского и Елены Пышенкиной, Игоря Кита и Эрнеста Стефановича обнаруживают преемственность между современной поэзией и русской классической поэтической традицией. Строки из стихотворения Игоря Кита (Журавлиный клин, / унеси меня, / Сединой былин/ За собой маня, // В тот далекий край, / Где в тени берез/ Долгожданный рай/ Моих детских грез…) могут служить своеобразной иллюстрацией к пониманию современными авторами русской фольклорной традиции как связующей нити между детством человека и «детством» культуры.
Хотелось бы также отметить стихотворения Елены Пышенкиной «Ландышевы звоны», представленные в номинации «Стихи для детей». Стихотворения, пишущиеся для детей, требуют от автора совершенно иного построения образного, метафорического ряда, иного чувства языка, учитывающего чувствование и восприятие ребенком слова, скорее визуального, творящего, живописующего образы, нежели аудиального, слухового, обращенного к музыке стиха.
Не вошедшее ни в одну из предложенных рубрик стихотворение Владимира Безладнова «Сказ об опасности свободы слова и гласности» представляет собой образец дидактической, морализаторской поэзии.
В поэтических текстах стилизация проявляется преимущественно в повествовательно-описательной манере, обращением к архаизмам, отвечающими, видимо, «духу старины». Образный ряд, как правило, отсылает к античной мифологии, карельскому эпосу, реже – к русским сказкам. Достаточно явно прослеживается стилизация под пушкинские сказки. Синтез традиций русской и западноевропейских литературных традиций (как заметил Кара-Мурза, европоцентризм – болезнь русской интеллигенции) присутствует и в работах упомянутых авторов. Обращение к преданиям, мифам, античным, финским, карельским и т.д., отчасти затемняет роль русской фольклорной традиции в настоящем культурном пространстве России: «русскость» ассоциируется не столько с фольклорным творчеством, сколько с историей славянских племен, России. Из истории, но не из сказок или преданий черпается и тематика, и образы большинства работ авторов конкурса. Дохристианский пласт русской культуры, связанный с фольклором славянских племен, за редким исключением, оказывается почти не востребован, зато дефицит славянских мифологических образов компенсируются востребованностью древнегреческой и древнеримской мифологических традиций.
Христианство, определившее ценностное ядро русской культуры, способствовало трансформации и ранних пластов русской культуры – славянской культурной традиции. Стилизация «под старину» осуществляется в представленных на конкурс текстах или стилистическими, лексическими средствами, или апеллированием к образам, сюжетам античной, карельской мифологий, эпосов, библейским темам.
В номинации «Проза» представлены работы семнадцати авторов. Не скованные жесткими рамками поэтического размера, прозаические тексты обнаруживают большую «внутреннюю свободу». В то же время прозаические тексты, в отличие от поэтических, в меньшей степени следует заявленной теме конкурса и термин «преданья» интерпретируется метафорически. Языком сказок в прозаических текстах иносказательно повествуется о проблемах современного человека – с одной стороны; с другой – традиционная форма сказки здесь трансформируется, адаптируется к определенному уровню восприятия. Это взаимопроникновение старых тем и новых сюжетов прослеживается в большинстве представленных в данной номинации текстов: в сказке Т.В. Богдановой «О Кощее бессмертном и о том, как он проиграл в карты Елену Прекрасную», Эрнеста Стефановича «Бывальцы давности глубокой (Возвращение Одиссея)», «Товарищизмы» и «Связь времен».
Заслуживает внимания работа Ирины Шухаевой «Встреча на задворках», где стилизация обнаруживает себя в подражании деревенской прозе. Здесь примечательно то, что деревня, культурное пространство деревни оказывается своеобразным аккумулятором русской культуры.
Примечательно, использование авторами тем, образов, порой, и сюжетной канвы русской народной сказки. Здесь необходимо отметить, что материалом для авторов служили и сказки волшебные (как, например, в сказке Людмилы Ливневой «Сказка для Кирилла», Эллахэ «Сказка о сыне герцога и дочери короля эльфов»), и сказки о животных (например, в сказке Тамары Москалевой «Как Свинушка Хрюшка и Коровенка Буренка лучшей доли искали»), и бытовые сказки (примером может служить сказка Елены Виноградовой «Бабушка Печка»). В ряду вышеперечисленных работ можно также упомянуть еще одну сказку Ирины Шухаевой «Сказка про машиного дедушку и Вредину Лесную младшую», хотя нужно отметить, в силу того, что текст не отшлифован в должной степени, и концовка не продумана, повествование неожиданно обрывается.
Нетривиальное решение было найдено Дмитрием Клейном. Автор обращается к сюжетам, заимствованным из Библии, «Тысячи и одной ночи», пушкинских сказок, но экспериментирует с общеизвестными образами, наделяя их иным содержанием. Ироничное повествование, интертекстуальность позволяют рассматривать тексты Димы Клейна «Вся мудрость Востока», «Рыбак, рыба и Бог», «Жители города Содом», «Мальчик и Сатана», «Суламифь и Соломон» и «Сказка о старике и золотой устрице») в традиции постмодернисткой литературы.
Постмодернисткая языковая игра, как и игра со смыслами, находит свое воплощение и в тексте Владимира Безладнова «Сказка на ночь». Намеренное акцентирование автором внимания на добавочных, фоновых моментах, определяют общий тон повествования – автоматическая манера фиксации, не имеющего ничего общего в автоматическим письмом сюрреалистов, но близкая стенографической манере фиксации. В прозаическом тексте эти приемы тяготеют к сближению художественного текста с документальными источниками.
Тонкое чувство языка, умелое выстраивание диалога, прорисовка как главных характеров, так и эскизно – второстепенных, отличает работы Егора Фомина «Летучий Голландец» и «Белая дева».
Глубокое понимание, чувствование карельских фольклорных текстов и их интерпретация выделяют работы Карена Агамирзоева: «Баллада. Утерянное целомудрие», написанная по мотивам карельской средневековой баллады, «Заговор от обморожения», источником которого послужили карельские средневековые руны, «Непорочное зачатие» - первоисточником которого является карельская средневековая легенда, хотя тема непорочного зачатия, к которой апеллирует автор в данной прозаической миниатюре имеет интернациональный сюжет, не менее известный и по Новому Завету. Средневековая северо-карельская песня о добывании знаний, имеющая очевидные переклички с карело-финским эпосом «Калевала», явилась источником и для еще одной работы К. Агамирзоева «Песня-баллада. Источник знаний». Прозаические миниатюры Карена Агамирзоева развивают темы, заимствованные, в основном, из карельской фольклорной традиции. Автор не ставит перед собой цели «приблизить» фольклорную тему к ценностям настоящего времени, но умело выделяет ядро повествования, к которому «стягивается» событийная ткань.
К другому фольклорному источнику, а именно к уральским легендам, сказкам обращается Екатерина Шемякина в серии «сказов» и сказаний. Все представленные на конкурс «сказы» Е. Шемякиной «связаны» с определенным топосом (Уралом), географическое пространство и историко-культурная судьба которого составляют единое целое. Культура, особенно традиционная, как правило, оказывается детерминирована географической местностью, природными условиями, инокультурным окружением и доминантой производственной практики. Суть в том, что именно топос определяет менталитет этноса, например, широкая русская душа по аналогии с простором равнин, лесов и степей России. Г. Гачев в монографической работе «Национальные образы мира» выделил доминантные черты в менталитете и культуре того или народа, прослеживая их связь с климатом, особенностями географии и образом жизни этнической организации. Все представленные Е. Шемякиной «сказы Уральских гор»: «Сказание об озере Увильды», «Сказ про город Карабаш», «Собачий нос» апеллируют к одному топосу, месту, связывающему воедино несколько разных сюжетов. К уральскому материалу обращается и Тамара Москалева в своей прозаической зарисовке «Ворожейка».
Дидактические, нравоучительные, тексты Сергея Лузана «Сказочка о кактусах» и Эллы Ольхи «Сказка о том, как символы появились (пособие для детей)», «Сказка о том, как налоговичок целое государство спас» и написанная Златой Раповой в жанре сказки история покушения на императора Александра II «Царская доля», представляют собой формальное следование жанру сказки; применительно к последнему примеру не совсем удачную стилизацию, т.к. исторический факт, имевший место быть в истории России, автором репрезентирован в жанре сказки, тем самым нивелируются основные законы, в которых данный жанр живет и функционирует. В.Я. Пропп писал, что сказка в основе своей небывальщина, вымысел, ее основной признак – несбыточность , и эта особенность отличает сказку от сказания, которое может «отсылать» к определенным историческим местам или историческим личностям.
Обращение к фольклору, как правило, знаменует переходный этап в истории культуры. Актуализация «вечных» проблем, их осмысление в традиции устного народного творчества становится необходимым условием при определении «границ» культуры, ее ценностей, «исторически устойчивых» доминант, определяющих индивидуальный почерк культуры. Эпоха постмодерна констатировала зыбкость гуманных основ общества. Кризис гуманизма и почти повсеместное переживание глобализационного стягивания «пространства-времени», предполагающего поиск между культурами компромисса и выстраивание диалогических отношений, вызывает всплеск интереса к этническим корням, фольклору. Глобализация, ведущая к упразднению экономических и политических преград, как это ни парадоксально, акцентирует процесс фрагментации и этнического ренессанса, когда момент самоопределения для каждой культуры, как в отношении собственных базовых черт, так и по отношению к инокультурному окружению, – свидетельство ее жизнеустойчивости, функциональности.
Сноски:
1. Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. – СПб: Наука, 1994. – С. 45.
2. Пропп В.Я. Русская сказка: Собр. тр. – М.: Лабиринт, 2000. – С. 13, 24, 42.
|
|