Это место ничем особенным не отличается от любого другого подземного перехода Московского метрополитена, разве что чуть длиннее: с Павелецкой-кольцевой на Павелецкую-радиальную. По таким переходам каждый москвич ходит ежедневно по два раза в день, туда и обратно (это неотъемлемая часть столичной жизни каждого безмашинного горожанина). И я, как все, туда – обратно, изо дня в день, толкаясь в толпе, вечно опаздывая… И вдруг! А может, в тот день я просто торопилась меньше обычного или настроение было какое-то «экскурсионное»…
Началось все прямо с лестницы в самом начале перехода. То ли бабулька, то ли дедулька, шапчонка вязаная, пальтецо безразмерное; постукивает палкой-клюкой о ступеньки и напевает себе что-то под нос. Прислушиваюсь: батюшки, частушки!.. «Полюбила я его, черненького, кажется, а он, рыжая собака, гуталинам мажется. Йэх-ха…». Весёлый народ нынче в метро.
Впрочем, не только, грустного тоже хватает. За углом, в самом устье большого тоннеля – скромно одетая женщина, глаза в пол, в руках кусок картона, на котором полупечатными буквами написано: «Люди добрые, помогите, кто чем может. Умерла дочь, осталось пятеро внуков.» Прохожу мимо, а в голове вертится: откуда пятеро, сейчас по стольку не рожают, да и молода ты для бабушки… Тут же ругаю себя: нельзя в каждом просящем мошенника видеть…
Кто-то трогает меня за плечо: «Извините, можно вас пригласить на христианское собрание?» – златокудрый юноша. Глаза лучезарные, лицо с картины. – «Пригласите меня лучше на свидание…» Глаза тускнеют, улыбка на губах тает, юноша со вздохом отходит. Странные нынче юноши…
Откуда-то справа доносится мелодия. Что-то очень знакомое, только инструмент непонятный: свирель, кларнет, флейта?.. Подхожу ближе: парень прижал руку ко рту, инструмента не видно, неужели такой крошечный? Из любопытства замедляю шаг. Музыкант переводит дыхание, отрывает руки ото рта, разминает пальцы… Ничего! Никакого инструмента, только губы и руки – потрясающе! Надо бы остановиться послушать, не каждый день такое встретишь, но ноги уже несут по инерции дальше.
Спотыкаюсь обо что-то мягкое. Боже мой, кошка… Убежала погулять от хозяйки, которая у противоположной стены просит на приют для бездомных животных. Разоряюсь на пять рублей. И тут же внутренний голос саркастически: «На сирот пожалела, а кошечкам дала… Ну-ну…» Не успеваю додумать мысль до конца, как кто-то пролетающий мимо на всех парах всовывает мне в руку бумажный квадратик. «Ваша прежняя профессия, возраст и прописка не имеют значения… Высокие заработки, поездки в США и Европу…» Ну вот и приглашение в новую жизнь…
Какой волшебный переход! И чего здесь только нет!
А впереди по обе стороны начинаются «торговые ряды»: мягкие игрушки, газеты, искусственные цветы, очки, открытки… Воздушных шариков только не хватает, была бы настоящая ярмарка. Тут и музыка, кстати. По сравнению с первым виртуозом, в начале перехода, этот – ничего особенного, обычная скрипка, но тоже душевно, с надрывом. Через несколько метров от него – невзрачная девушка-подросток, в руках кусок картона: « Люди добрые, кто чем может, умерла мать, осталось пятеро…» Так, стоп, где-то я это уже видела. Ну да, сто метров назад, только там «дочь», а тут «мать», но детей тоже пятеро. По поводу совпадения просительных текстов в голову лезут циничные шутки. У людей горе, а я кощунствую. Ну, написали они «пятеро» вместо «двое», чтобы прохожих разжалобить, но ведь и двое есть хотят. Кто правда нуждается, а кто «профессионал» – сразу не определишь. А тут ещё скрипка надрывается… Поневоле достаю кошелёк. Не могу отделаться от чувства, что скрипач и девушка на пару работают. Не слушая слов благодарности за неловко брошенную мелкую купюру, мчусь дальше.
Скорее бы закончился этот переход!
На пути – цыганка. Ну нет, только не это… Надеваю на лицо маску суровости и неприступности. Вперёд! Вот уже и поворот виден, а там ступеньки вверх, еще чуть-чуть… У самого выхода, где один широкий коридор разделяется на два рукава, придерживаясь за стену, покачивается неопределённого возраста бомж. Не то что бы сильно пьяный, но немытый, небритый, растерянный. «Господа!» – взывает он неожиданно мощным, красивым, хорошо поставленным голосом. Народ шарахается, пытается его обойти, кто-то возмущается, милицию поминает. «Господа! – гудит несоответствующий облику голос, – Какой это город, господа?»
Пауза.
Пауза, которую не хочется заполнять комментарием, ибо нет слов…
И всё же: это не сон и не роман Булгакова, это переход Московского метрополитена, такой обычный, такой Московский… С Павелецкой-кольцевой на Павелецкую-радиальную.
– Господа! Ну какой же это город?
– Москва, мил человек, Москва.
|
|