Литературный портал "Что хочет автор" на www.litkonkurs.ru, e-mail: izdat@rzn.ru Проект:

Номинация: Подборки стихотворений

№ 47. БЕЗ НАЗВАНИЯ. Номинатор - "жж-сообщество litkonkurs_ru"

      ***
   
   открывай-ка, дружок, бестолковый словарь
   на одной из последних, где ямб и январь
   комментарии будут излишни
   всё равно что окно растворил, а в окне
   то ли медленный снег на дневном полотне
   то ли это цветущие вишни
   
   в общем, белым по белому начерно вкось
   точно шарик теряет несущую ось
   и становится беспозвоночным
   не удержится бедный, а я не держу
   я и сам, между прочим, иду по ножу
   сделав ручкой чудовищам блочным
   
   я и сам как бы взвешен и найден пустым
   вместо ворота - ворон, скворешник - костыль
   арлекин с валтасаровской рожей...
   
   и летит биополем (замёрзшим, заметь)
   на серебряном пони сестра моя Смерть
   обволакивать брата порошей
   
   
   
   Романс о царе Итаки
   
   
   ... едет искать по свету
   хлеба и поцелуя
   Ф. Г. Лорка
   
   Едет барон цыганский
   из Петербурга в Кремль.
   Входит в залив Балтийский
   старая квадрирема.
   Контур её углей чер-
   нее. Гребцы усталы.
   Яростно шепчет вечер:
   - Люди, откройте ставни.
   
   Люди, Улисс вернулся,
   доблестный царь Итаки!
   Крутят спириты блюдца.
   Пляшет медведь во фраке.
   Маги пронзают кукол -
   не по злобе, а просто...
   Клоун смеется глупо,
   Феникса кормит просом.
   
   Люди, Улисс вернулся,
   да не один, а с цирком!
   Жаль, что биенье пульса
   не услыхать под цинком...
   Яростно шепчет вечер:
   - Люди, заприте двери.
   Высохший лик отмечен
   огненным знаком Зверя.
   
   
   
   Бурые кровли
   
   
   нет, не мигрень, но подай карандашик ментоловый
   
   О. Мандельштам
   
   
   Здравствуй, Паллада. - Паллада глядит в небеса.
   А над Элладой не то чтобы клин поднялся -
   пара трирем, паутиной обвитые мачты.
   Осень, наверно. Триремы летят на юга.
   Греки в таверне плечами пожмут: на фига?
   Бурые кровли. И солнце краснее команча.
   
   Кто там южнее? Вандалы? Вандалов давно
   выгнали в шею преемники греков. Окно
   утром откроешь - гостиничный номер проветрить,
   холодно станет и видишь не Музу, а zoom
   площади старой, текущую сверху лазурь,
   бурые кровли и чернорабочих на верфи.
   
   Бурые кровли. И по барабану, my dear,
   мне - сколько крови впитает парадный мундир
   лорда Итаки, покуда веселые свиньи
   розы Цирцеи бессмысленно топчут, и день
   мерзнет в прицеле, где демоны ищут свой дем;
   кроме Сократа, никто не общается с ними.
   
   Бурые кровли. И вдруг налетает снежок.
   Выйдет из комы какой-нибудь местный божок,
   слезет с Олимпа - под горкою рыщут якуты.
   Юг или север - куда бы тебя ни несло -
   тень Одиссея услужливо держит весло...
   
   Нет, не мигрень, но добавь-ка, Ксантиппа, цикуты.
   
   
   
   * * *
   
   
   С прозрачной птицей борется Иаков.
   Следы борьбы впечатались в пространство.
   Течёт речушка, все глаза проплакав,
   впадая в транс и выходя из транса.
   
   День подставляет профиль альбиноса
   тугому ветру на лесной поляне.
   Лимонный диск пророс картошкой носа
   под кучевыми серыми бровями.
   
   Бегут по лбу зеленые морщины...
   Крылатый бык беседует с подпаском.
   И, не мигая, смотрит из лощины
   замшелый идол в платье ханаанском.
   
   
   
   Новозаветное
   
   
   1
   У Ирода то казни, то балы.
   Зайдёшь с докладом - отвисает челюсть.
   Сдвигаются массивные столы
   и суетится вкрадчивая челядь.
   
   А в Вифлееме - музыка в цвету,
   парящий хлев со спрятанным младенцем.
   Садится Понтий на плетёный стул
   и созерцает маленькое сердце
   
   на грубом блюде с трещиной по всей
   длине и свет в рукав широкий прячет...
   Лев муравьиный роется в овсе.
   Роятся сны и ничего не значат.
   
   2
   Не держит звёзды золотистый клей;
   подует ветер - тотчас их рассеет.
   Встречает фарисея саддукей
   и оба превращаются в ессеев.
   
   И тут же утро открывает глаз
   из красной яшмы... падает монета.
   Так зыбко всё, что оболочки нас
   перетекают в разные предметы.
   
   Горят мезузы. Лестница горит -
   та, по которой ангелы... И Плотник,
   скрестивши руки, постигает ритм
   столпов песчаных и существ бесплотных.
   
   
   
   
   * * *
   
   
   Может быть, ты еще жив... Но это уже не важно.
   Многие здесь не любят тебя - это их дело.
   Смотри как бушует снег, как медленно и вальяжно
   в серебряном кресле бурь, не имея предела,
   откидывается день... Какие, к дьяволу, бури?
   Не знаю. Спроси у тех, кто стоит за порогом
   на хрустальных ногах или у той бабули,
   вяжущей свитера хмурым единорогам.
   Смотри как падает луч в обморок. И оттуда,
   где расставляют сеть снежному человеку,
   движется караван из одного верблюда,
   вмерзшего в реку.
   
   
   
   Не гадай по руке
   
   
   не гадай по руке, ибо линии смоет вода
   в черепном коробке - отсыревшие спички стыда
   
   Купидон на посту прижимает к груди АКМ
   зубы Кадма растут в челюстях неевклидовых схем
   
   а в Троянском коне завелись боевые кроты
   и до самых корней пробирает боязнь темноты
   
   фокусируешь взгляд, да выходит из фокуса свет
   силуэты дриад растворяются в черной листве
   
   и летишь до утра, простирая стальные персты
   то по Лысым горам, то над лентой сухой бересты
   
   быстрым небом разлук, провожаемый лаем собак
   гастролер-демиург с самодельною бомбой в зубах
   
   
   
   
   
   * * *
   
   
   В железной клетке жили короли.
   Дрожало небо в пепельном исподнем.
   А в богадельнях карлицы плели
   паучьи сети ревности Господней.
   
   И что-то было в мраморных скотах,
   в тех улицах, простертых без сознанья,
   в том городе, стоявшем на китах
   и не имевшем точного названья...
   
   Я здесь остановился в декабре,
   снял особняк и больше полувека
   играл на скрипке, доходя до "ре",
   в одной из комнат с окнами на реку.
   
   
   
   Дождь
   
   
   Скользящий шелест. На траве улитка
   рогатая, и смотрит, как живая;
   и нежно улыбается поэту,
   который растворяется в тумане.
   Овал оврага. Дождь в кустах зеленых
   так горько плачет...
   
   Что за туманом? - Башенные шеи,
   встревоженные голоса и всхлипы
   вдоль раковин морских ушей, а также
   пылящиеся гипсовые руки,
   усеявшие побережье... Выше -
   лицо луны - сквозь пелену и пену -
   скривилось над большими валунами
   холодных волн...
   Прозрачный воздух льется
   на лоб скалы.
   Пан в лиственном дурмане
   следит за нимфой; мощные колени
   дрожат от напряжения...
   - Что дальше?
   - Тростник развязки в нимбе серых капель.
   
   Скользящий шелест. Заспанные нивы
   лежат, прогнувшись, словно половицы,
   под влажными подошвами... В тумане
   петух и ангел падают с насеста.
   
   Брюзжит и брезжит.
   
   
   
   БОРИСУ ПОПЛАВСКОМУ
   
   
   * * *
   
   За стеною жизни..." - никогда не
   говори о том, что за стеною.
   По бульварам листья раскидали -
   золотые с алою каймою.
   Видишь лица тёмные пустые?
   В изголовье осени - рябины...
   Над водой качаются мосты и
   статуи в помёте голубином
   по аллеям ходят, по аллеям.
   На колени падают и плачут.
   Выезжают духи из молелен,
   призраки на бирюзовых клячах.
   Дворники костры разводят, видишь?
   Говорят на варварской латыни.
   И дрейфует в небе то ли Китеж,
   то ли я не знаю, да и ты не...
   Жёлтый, а потом ещё багряный.
   Витражи из музыки и боли.
   Это цепенеют тополя на
   старой фотографии в альбоме.
   Ну, не старой. Года три тому как...
   На скамейке скалится мужчина.
   Точно ангел выстрелил из лука
   и стрела от сердца отскочила.
   Точно параллельно, параллельно
   всё тебе и, криво улыбаясь,
   подаёшь растяпе парабеллум
   или что там, я не разбираюсь.
   
   
   
   Зимние сказки
   
   1
   
   Говорили двое в комнате над миром
   А в окне был виден яркий белый дом
   
   Б. Поплавский
   
   
   Говорили двое в копоти над миром,
   а внизу в долине строился Содом.
   Месяц в мышеловке, подавившись сыром,
   облепил лучами близлежащий дом.
   
   Там играли дети в комнате глубокой,
   пили лимонады, приручали сов.
   Юноша-мечтатель, не нашедший Бога,
   прилетел из ада с чемоданом снов.
   
   Сел на подоконник, сочиняя вирши,
   одолжил у ветра серебристый мел...
   Чёрным толем ночи покрывая крыши,
   Рождество носилось в обществе химер.
   
   И катились звёзды статуям в ладони.
   Пламенели щёки. Бронзовели дни.
   Плачущий волшебник, прискакав на пони,
   зажигал на ёлках адские огни.
   
   Засыпайте, дети. Дети, вы устали...
   Кварцевые пальцы тянутся к ключу,
   запирают души в голубом кристалле -
   Снежной Королеве это по плечу.
   
   До свиданья, сказка. В опустевшей детской
   толстый лысый мальчик отстегнул крыла.
   Каменеют годы за беседой светской.
   Снеговик растаял. Няня умерла.
   
   
   2
   
   Этой сказке не видно конца;
   это песня летящих снежинок,
   белый танец людей без лица,
   смех химер на диванах пружинных.
   Это ты, выпускающий пар
   изо рта, откололся от неба,
   и в прабабкино кресло упал,
   и поехало кресло по снегу...
   Не упрямься. Закрой же глаза.
   Что нам Герда? Разбойница что нам?
   Карл в коралл превратился... Вокзал
   неподвижен за темною шторой.
   Острый месяц. Готический стиль.
   Курим опий. Молчим. Привыкаем.
   Никого не удастся спасти.
   Каждый мальчик становится Каем.
   Оставайся же в кресле, пока
   синий Норд не коснется свирели.
   Засыпай и дождешься звонка -
   снимешь трубку в ином измеренье.
   Прыгнет сердце некстати и вдруг
   (будто ангелы дернут за леску).
   И споет тебе песню Симург -
   чудо-птица кровей королевских.

Дата публикации:15.07.2006 17:46