Человек брел по развалинам, вдыхая гарь и яд, разлитые среди обломков, остовов и покореженной арматуры. Скрипнуло под ботинком крошево кирпича. Человек остановился: под резким углом из земли торчал рваный осколок бетонной стены, на поверхности которой пламя высветило два светлых ангельских силуэта: большой и маленький. Невидящими глазами уцелевший уставился на обожженную силуэтами стену. «Это могла быть моя дочь, – подумал он. – Или жена, с кем-то из учеников». И он сел напротив безликих портретов, закрыв руками лицо.
- Боже мой, Боже мой… Мирные города, невинные души – зачем же я здесь, почему же не со всеми, - на него нахлынул весь ужас одиночества, отчаяния и вины.
- Этот мир был прекрасен, – голос раздался совсем близко. – Два часа назад он был живой.
Дернувшись, человек отнял от лица руки, поднял глаза и увидел напротив благообразного старичка с бородой, напомнившей шерсть белого яка на ритуальном хоссу. Чистая одежда была неожиданна и неуместна среди пепелища. Вероятно, он укрывался в каком-то бункере.
- Что же ты не спас свою дочь и жену? – странно, но человек даже не удивился, откуда старец знает о его семье.
- Да что я мог?! – поразился человек, взмахнув рукой и зацепившись за ржавый прут, который когда-то был турником на детской площадке. – Я что, мог указывать политикам? Уничтожить бомбы? Остановить палец над красной кнопкой?! Мы просто жили, никому не делали зла! А потом – а потом!.. – он обвел рукой разрушенный город. – Кому что плохого сделала моя жена? А дочка… Доченька моя, она только начала жить, танцевала, любила, - хлюпал он, чувствуя, как развозит от водки – сначала он пил для профилактики, а потом – чтобы быстрее сдохнуть. Размазывая радиоактивную пыль и пьяные слезы, он оплакивал дочь, жену и ушедшую в никуда жизнь. – Все! Правые, виноватые! Весь мир! Шесть… шесть миллиардов невинных агнцев…
- Шесть миллиардов бессловесных овец, - негромко сказал старец, думая о чем-то своем.
Солнце краснело раскаленным металлом, опускаясь за скелеты испепеленных домов.
- За что, скажи мне, – за что?! – неожиданно крепко уцепился человек за рукав старца. – Ведь я же ничего не сделал!
- Вот именно, - тихо сказал старик.
|
|