«Тупик для соблазнов» - новое произведение на современную тему. Отношение молодежи к наркотикам, зачастую бездумное, приводит к необратимым последствиям. Никакие назидания здесь неуместны. Они плохо воспринимаются, как молодыми людьми, так и более старшим поколением. Поэтому, для более точного попадания в цель, выбран жанр криминального повествования: с загадками, любовными линиями и детиктивами-философами. Совершено убийство учителя. Никих зацепок, дело гиблое для раскрытия, тупиковое. Но… Тупики не для героя повести Томаса Крауса. Постепенно, опираясь на психологические рассуждения и логику, он раскрывает это странное убийство. Причины преступления и убийца весьма необычны и нестандартны. Читатели смогут узнать много нового о малоизвестных религиозных направлениях, об отношениях между собой подростков и многое другое… В виду большого размера произведения посылаю только отрывок. Это начало. Если недостаточно, могу еще продолжить, в пределах технических возможностей. Роман (или, скорее, большая повесть) закончен и ожидает своего читателя.
Осторожно встав, чтобы не разбудить спящую жену, Томас отправился на кухню и заварил кофе. Утро было ослепительно солнечным: на яркоголубом небе ни одного облачка Причудливые блики, от нависшего над балконом дерева, мерцали по потолку и стенам, меняя очертания. Томас опустил жалюзи. Сон не прогнал накопившееся раздражение. Всем любителям сочинять криминальные истории лейтенант отдела по расследованию убийств Томас Краус посоветовал бы не особенно увлекаться счастливыми развязками.Это только на бумаге после удачного расследования запутанного преступления, довольный его результатами, детектив быстро о нем забывает, и полностью переключается на личную жизнь.Томас много раз пробовал проделать подобный фокус. Временами это было просто необходимо: когда Карин была беременна, да и потом, когда Даниэль был еще совсем крошечным . .. Но каждый служебный звонок мгновенно нарушал хрупкое душевное равновесие. И, тем не менее, Томас вовсе не собирался полностью и безоговорочно согласиться с постулатом, который сами полицейские и вывели, превратив в короткую расхожую фразу: «Семья всегда будет приноситься в жертву нашей работе, и с этим ничего нельзя поделать». Просто именно сейчас Томас чувствовал себя измотанным. В поисках убийцы-маньяка было не так уж много работы для ума, но зато в избытке рутинной каждодневной слежки за передвижениями преступника, и скучных многочасовых наблюдений, приковывающих наблюдателя к одному месту. К тому же Томас считал, что в закрытом деле остались невыясненные обстоятельства, да и не были установлены все жертвы жестокого убийцы.
-Доброе утро! Наш сын, это просто твоя копия! Еще один жаворонок в семье…С раннего утра готов на подвиги. Пригляди-ка за этим любознательным малышом.
«Однако действительно надо поскорее отключиться от мыслей о работе. Иначе придется объяснять жене, почему в этот свободный праздничный день я выгляжу хмурым и не радуюсь забавным проделкам сына».
Карин уже готовила завтрак. Малыш научился самостоятельно ходить, и с восторженным интересом познавал окружающий мир. Падая он не плакал, а удивленно разглядывал свои маленькие ножки, и пытался самостоятельно подняться, делая при этом уморительные гримасы. Не всегда получалось, но Дэни не сдавался. При этом Дэни говорил сам с собой, но большинство слов из лексикона сына требовали специального перевода. Пожалуй упорство в достижении цели уже можно было отнести к одной из черт, характеризующих их мальчика. Карин улыбалась, наблюдая за усилиями Дэни, и Томас, в который раз, залюбовался женой. Материнство пошло ей на пользу: слегка округлился овал лица, а в глазах появился особенный блеск.
Благодаря Карин Томас легче выходил из стрессовых ситуаций, в которые его нередко загоняла профессия. Однако он не слишком любил дома распространяться о своей работе. Карин чутьем сама угадывала, когда у него что-то не ладилось. Была в эти периоды мягкой, внимательной, но порой не могла удержаться и от комментариев типа: «твое горячо любимое дело опять портит тебе жизнь…».
Что же, бывает… Томас любит свою работу и не собирается этого отрицать. Хотя популярность героя- сыщика Холмса, придуманного ирландцем Конан-Дойлем, немецкому полицейскому явно не грозит. Томас усмехнулся, представив странную для современности картину: на его адрес люди посылают письма с мольбой о помощи в раскрытии запутанных дел. Сегодняшняя жизнь учит детектива оставаться в тени. И, тем не менее, образ сыщика из далекого прошлого всплыл из памяти не зря. «Есть у нас, мистер Холмс, кое-что похожее…люблю работать в одиночестве, разбрасываю бумаги по всему столу, да и боксом занимался. Могу исполнить классический удар в челюсть…».
Разговаривать с несуществующим собеседником, плодом собственной фантазии, Томасу было легче, чем вести почти ежедневный спор с новым напарником Вернером Шенком. Они во многом не сходились в методах поисков преступников. Если быть откровенным, то в его сегодняшнем раздражении это обстоятельство занимало не последнее место.
Вернер Шенк переехал в Гамбург из Берлина и, уже по этой причине, считал себя первоклассным полицейским, для которого не существует неразрешенных, запутанных и трудных дел. Томас всегда старался избегать работы с напарниками, но на этот раз ему не удалось увернуться. И теперь, с самого утра, он вынужден выслушивать весь набор выражений, находящийся в арсенале человека, фанатично занимающегося бодибилдингом. Вернер регулярно демонстрировал Томасу свои квадрицепсы и широчайшие мышцы спины, не забывая рассказывать при этом какие «кроссоверы» с гантелями он выполнил вчера или позавчера, чтобы еще лучше развить свои грудные мышцы. Если Вернер не видит ожидаемой заинтересованности на лице Томаса, то скептически произносит: «Могу биться об заклад, что тебе и простейшей «сплит-программы» не одолеть. Да это тебе и не к чему. Слышал, слышал, как тебя называют коллеги: «психолог…». Говорят, ты это прозвище честно заработал ».
Томас оставлял подобные выпады без комментариев, молчал, и надеялся, что напарник со временем потеряет интерес к беседам с ним на спортивные темы.. Напрасно. На следующий день все повторялось снова. Однако, ради справедливости, следует заметить:сгибая и разгибая руки и ноги на тренажерах, Вернер укреплял нервную систему и добивался спокойствия. Очень нужного в их работе. Порой очень трудно остаться безучастным к кровавым драмам, которых слишком много в жизни полицейских специального криминального отдела. Даже если относиться к ним философски.
«Возможно я просто завидую Вернеру, но не хочу признаться в этом самому себе. Мечтаю отключаться дома от разгадывания подброшенных преступниками загадок, а не могу. И вообще… «Дался мне этот Вернер!» - Томас с досадой сильно ударил по ручке кресла.
Карин увела Дэни, перевернувшего на себя во время завтрака картофельное пюре, в ванную комнату и, к счастью, не видела его нервного выпада. По сути напарник, играющий мускулами, был славный парень. И дело было, все-таки, совсем не в нем. И даже не в убийце-маньяке, которому удалось скрыть от правосудия часть своих преступлений. Зачем себя обманывать?
Томасу не нравилось новое дело, которым он был вынужден заниматься. Зверское убийство почтенного тихого учителя престижной гимназии не имело ни одной зацепки для начала его расследования. Никаких тайн в прошлом, никаких причин для убийства… Многолетний опыт подсказывал: убийство может зависнуть, и преступник не будет обнаружен. Единственная возможная подозреваемая –жена убитого, оказалась абсолютно ни при чем. Она развелась с учителем год тому назад. А на время убийства имеет стопроцентное проверенное алиби.
Вернер высказал свое мнение по поводу убийства учителя: «Потянем еще немного оформление бумаг, сделаем себе что-то вроде отпуска, благодаря бедняге-учителю, а потом дело закроем. Убитый нас простит. И никто не посмеет упрекнуть нас в недобросовестности. Ведь совершенно ясно-это расследование абсолютно гиблое».
У Томаса случались «гиблые» нераскрываемые преступления, вернее некоторые из них поначалу казались такими. Но проходило время и наступало прозрение. Томас считал: «Каждому убийству есть свое объяснение, потому что есть тот, кто его совершил». И значит снова придеться забивать голову разными догадками и версиями. Какой уж там «отпуск»… Томас вздохнул. Он не заметил, когда подошла Карин. Похоже ему все-таки не удалось скрыть от жены свое настроение. Слишком хорошо она умеет улавливать в нем перепады. Томас уже приготовился услышать ободряющие слова, даже глаза слегка прикрыл, но через секунду их пришлось широко распахнуть. Голос Карин был гневным.
-Каждый раз одно и то же. Повторяется с каждым твоим новым делом. Я угадала? Получил новое расследование? И опять самое запутанное? Значит день и ночь будешь думать только о нем. Нельзя, Томас, жить с постоянным ощущением вины перед человечеством. Ты словно подгоняешь время. Разве ты сам не ощущаешь его быстрый бег? Как ты думаешь, куда оно уходит? – проговорила на одном дыхании Карин.
-Никуда, Карин. Оно всегда с нами. Ведь это наше время. Наше, любимая.
-Наше? Звучит красиво, да и только. А когда мы последний раз по-настоящему отдыхали, можешь вспомнить?
Можно конечно вспомнить, но лучше промолчать. Карин права. Под столом лежало ярко-зеленое ведерко, мячик, лопаточки… Игрушки Дэни напоминали о разгаре лета. Там же лежали перевернутые сандалики сына, со смешными застежками на кнопку в виде солнышка. Долгое молчание могло обидеть жену.
- Карин…
- Не надо.Знаю все, что ты сейчас скажешь. Можешь не оправдываться. Разве это первый наш разговор на нелюбимую тобой тему? Но стоит мне его начать, как тут же начинаю ощущать себя склочной особой. Когда я долго остаюсь одна, то моя жизнь не кажется мне такой уж замечательной, – Карин заговорила мягче. –Но еще хуже мне становится, если я вижу тебя вот таким, отрешенным от всего окружающего мира. Столько лет, прожитых сфанатичным детективом, не могли пройти даром. Знаю, что расследование может зайти в тупик. И часто догадываюсь когда это произошло. Еще мне хорошо известно как ты не выносишь тупиков.
Томас обнял жену и коснулся губами ее щеки.
- Каюсь, кругом виноват и прошу снисхождения у справедливого суда.
- Вот так-то лучше,-Карин подхватила шутливый тон.
Солнце за окном ушло за тучи, жалюзи создавали в комнате ощущение сумерок, но открыть их они не спешили. Томас повалился на диван и накрыл голову пледом. Карин потянула плед на себя. Томас его не отпускал и, притянув жену, ощутил тепло знакомых губ. В такие минуты уже нельзя было думать ни о чем постороннем.
-Мы забыли о Дэни. Он что-то подозрительно притих. Пойду с ним погуляю.Надеюсь ты сегодня никуда не исчезнешь?
- Ну как я могу? Сегодня я принадлежу только вам: тебе и сыну. Только вам.
«И пусть пока радуется тот, кто прикончил всеми уважаемого учителя математики».
Сверлящий голову с самого утра вопрос наконец-то превратился в отстраненный и абстрактный.
Но только до следующего дня. Наступил новый день и вернулось беспокойство, связанное с весьма загадочным даже для их, много повидавшего, отдела преступлением. От него уже невозможно было отмахнуться. Карин была права насчет тупиков, в которые Томас ужасно не любил попадать.
В который раз он разглядывал снимки страшно обезображенного тела, как будто собирался призвать на помощь окультные науки для разгадывания таинственного убийства по фотографии. Нет, конечно у полицейскогоТомаса Крауса не вызывал удивление вид пробитого черепа, в который пуля по восходящей траектории прошла через нижнюю челюсть и оставила большое отверстие в макушке. Приходилось и не такое видеть… Вполне логически были объяснимы и плавающие в луже крови мозги убитого. Но невозможно было объяснить желание преступника отрубить, уже у мертвого, пальцы на обеих руках. Они были не слишком хорошо видны на снимке: кажется отрублено по два с каждой стороны. Или на левой, подвернутой руке, отрублено три? Кому и для чего понадобилось калечить убитого человека таким странным способом? Изуродованный труп будто бы молил о возмездии, но не давал никакой подсказки для объяснения содеянного злодейства.
Вернер работал. Он монотонным голосом задавал вопросы очередному человеку, который знал убитого учителя Беера. На этот раз полной пожилой женщине. Кажется она была последней или предпоследней из составленного ими довольно длинного списка людей, которых необходимо было опросить.
Убийство расследовалось всего три недели. Срок небольшой для того, чтобы впадать в отчаяние, даже предпологая нескорое завершение дела. Однако проблема существовала: полное отсутствие мотивации убийства. Никакого намека. Снова, как и в предыдущем деле, которым занимался Томас, действовал маньяк? Но и в этом случае не находилось зацепок: при серийных убийствах всегда просматривается их общая линия, позволяющая составить цепочку преступлений. Если все же это предположить, то тогда следует просто выжидать: психология маньяков толкает их на повторение кровавых забав. Однако сколько времени следует ждать? Когда может совершиться похожее убийство? На эти вопросы ответов не было, если конечно это первое, такого рода, преступление из серии задуманных.
Опросы людей до сих пор ничего не дали. Расследование убийства Христиана Беера затормозилось сразу же, на первых беседах с его сослуживцами и знакомыми. Родственников у убитого почти не было. Во всяком случае близких.Обычно последующие действия полицейских, если нет прямых улик, зависят от того, что становится известно из бесед с людьми. И на этот раз люди не молчали, хотя говорили довольно скупо. Главное, они говорили ни о чем, и не высказывали никаких предположений относительно личности убийцы. Более того, они не давали возможности даже представить в полной мере личность самого убитого.
Томас раскрыл папку. Кто все таки мог хорошо знать жертву? Ну конечно прежде всего жена убитого. Почему они разошлись? Из ее показаний это было не слишком понятно.
Франциска Беер, 52 года.
Вопрос: Каковы причины вашего развода с Христианом Беером?
Ответ: Можно сказать, что мы с Христианом всю нашу совместную жизнь постепенно двигались к разводу. Пока окончательно не выяснилось, что мы с ним слишком разные люди.
Вопрос: И, тем не менее, вы смогли прожить вместе двадцать лет. Если считаете возможным,скажите почему у вас не было детей?
Ответ: Какое это теперь имеет значение? И все же отвечу, раз вам хочется узнать: Христиан не был способен к деторождению. А я упустила время… Сейчас я знаю объяснение его мужской неполноценности. Слишком поздно пришло прозрение. Хотя Христиан ничего и не скрывал… Он всегда любил хвастаться тем, как много женщин было у него в юные годы. Безрассудные половые связи привели к болезни. Не слишком пугающей мужчин. Нет.Даже, можно сказать, вполне обычной для многих из них… Не вызывает беспокойства, не имеет болевых ощущений. Но очень часто ведет к мужскому бесплодию. Сейчас обо всем этом очень откровенно пишут и в мужских, и в женских журналах. А раньше… Я даже не догадывалась о пробемах, все ждала и ждала…Ходила к врачам.
Вопрос: Спасибо за вашу откровенность. Но я повторюсь: вы прожили вместе, если быть абсолютно точным, двадцать два года, и, как сами признались, обходились с мужем без скандалов. И вдруг развод… Что заставило вас поставить последнюю точку в спокойной нормально налаженной семейной жизни?
Ответ: Тогда разрешите и мне повториться: какое это имеет значение в настоящее время? Не могу понять вашей настойчивости в подробных выяснениях обстоятельств нашей, уже прошедшей, совместной жизни. Христиан мертв, и, значит, неподсуден в личных деяниях ни для меня, ни для кого другого. Какой смысл вытаскивать на свет грязное белье? Вашему расследованию это помочь не сможет, потому что к убийству моего бывшего мужа наши прошлые семейные проблемы никакого отношения не имеют. Уж поверьте… Это сугубо личное дело. Надеюсь, что даже предпологая у меня наличие оснований для совершения убийства Христиана, вы смогли убедиться в том, что я этого не сделала. Убийство совершил кто-то другой. Этот человек мне неизвестен, и вам следует его искать.
Ничего конретного о Христиане Беере от бывшей его жены Томасу так и не удалось услышать. Он ничего не мог ей тогда возразить, да и сейчас, спустя время, по-прежнему, не имеет оснований настаивать на полной откровенности Франциски. Он не может заставить ее выложить все подробности своей семейной жизни. Но ведь «грязное белье» иногда требует к себе внимания, и может хранить такие тайны, которые только на первый взгляд кажутся несущественными. Профессию следователя, его работу, тоже иногда называют «грязной». Обидно. Ведь ключ к разгадке дела может отыскаться в самом непредсказуемом месте. Франциска Беер, никакого сомнения, умная женщина. Журналистка, двадцать пять лет проработавшая на городском радио. В день убийства она находилась далеко от места происшествия в служебной командировке. К тому же не одна. Вместе с коллегой, Утой Кунце, предпологаемые часы убийства учителя они провели на заседани одной из политических партий в Берлине, будучи на глазах у нескольких десятков людей. И предыдущий, и следующий дни она была там же.
Томас рассеяно крутил в руках визитку Франциски Беер. «Женщина не хочет говорить о своей личной жизни. Имеет полное право. Но это обстоятельство наталкивает на мысль: ей есть что скрывать. И почему бы не попробовать узнать о взаимоотношениях бывших супругов у кого-нибудь другого? Вот только у кого?»
Томас заметил – когда фрау Беер упоминает о муже, у нее в глазах появляется блеск. Сдерживаемые слезы? Блеск в глазах одинаково может обозначать, как отражение перенесенной боли от потери человека, с которым она прожила долгие годы, так и злорадство по поводу справедливого его наказания за какие-то проступки. Еще одно наблюдение: Франциска Беер, отвечая на вопросы, была напряжена, как взведенная пружина, но очень хотела это обстоятельство скрыть и разыгрывала безразличие и спокойствие. Следила за каждым своим словом и сумела мастерски обойти все вопросы.
Томас решил поделиться своими рассуждениямии с Вернером. Тот уже отпустил свидетельницу, которая не добавила к их делу ничего нового. Женщина работала в школьном кафе. Теперь они знали, что убитый учитель предпочитал пить кофе в своем кабинете. Вернер оторвался от бумаг и обратился к Томасу:
- Нашел что-то новое или просто размышляешь?
- Размышляю. Сейчас… - Томас встал из-за стола. – Скажи, тебе не приходила в голову такая банальная вещь: если сама Франциска Беер не имеет отношения к убийству, то она могла бы быть его инициатором? Сбивает с толку то, что они разошлись безо всяких скандалов… Однако она упорно, не хочет характеризовать бывшего мужа. Вообще из ее слов невозможно представить каким он был: злым, добрым, имел ли друзей… Как в сказке: жили дружно и мирно, и также мирно и красиво разошлись. И, тем не менее, не верится, что все было так гладко. Их разводу должно было предшествовать какое-то особое событие. У меня есть предчувствие, что был взрыв…Случилось что-то из ряда выходящее.
- Предчувствия… Не очень то я их люблю. Не слишком доверяю, но иногда и в них может промелькнуть крупица истины. В данном случае, скорее всего, ты прав. У меня тоже сложилось мнение, что Франциска Беер очень тщательно оберегает свою жизнь от вторжения, понимая, что мы не имеем права настаивать на ее откровениях. К тому же она не является подозреваемой.
- Во всяком случае, даже если она и не знает лично убийцу, -продолжил Томас, - то она вполне может догадываться о мотивах , которыми вызвано преступление. Я только что еще раз перечитал стенограмму ее допроса. И знаешь, у меня появилось подозрение, что лично ей совсем не нужно раскрытие преступления. Более того, она скорее всего, обрадуется, если мы никого не найдем и закроем дело.
- Если опустить чувство радости, то в последней части готов присоединиться к Франциске. И тут наши с тобой мнения расходятся. Правильно понимаю? У тебя уже зреют новые планы и ты конечно не желаешь оставить все как есть. Только вперед… Жаль – версии и домыслы к делу не подошьешь.
Вернер откровенно высказывал свою точку зрения. Его не вдохновляло желание Томаса продолжать возиться с раскрытием преступления, не имеющего ни одной зацепки. Однако не было заметно и то, что он готов резко протестовать против дальнейших поисков преступника. И, даже скорее, имел интерес к этим самым домыслам, чтобы наощупь, вместе с Томасом, продвигаться к раскрытию убийства. Томас вспомнил свое недавнее раздражение от работы с напарником. Оно было несправедливым: ладная фигура молодого коллеги, с литыми мускулами, заслуживала восхищения. А факт несколько утраченной им самим спортивной формы ни в коей мере не мог служить поводом для обвинений Вернера в безразличии к их общему делу.
В конце концов, именно Вернеру досталась самая неблагодарная работа: опрос учеников школы, в которой работал убитый учитель.Вот уже в который раз он возвращался после общения с подрастающим поколением без существенных результатов и в плохом настроении.
- Третий раз трачу часы на перемещения по школе. Уже не плохо в ней ориентируюсь.И это единственное достижение. Третее посещение и, снова, никаких результатов. Пустота. И как только бедный учитель Беер заталкивал в глупые детские головы математику? От бесполезности такого занятия впору самому повеситься, а не дожидаться когда тебя кто-то пристрелит. Знаешь, у меня такое впечатление: об убитом учителе в школе уже забыли. Сегодня попробовал поговорить о нем с одним парнем в модных очках. Специально его выбрал. Лицо вроде не глупое, симпатичное… Похоже-уверен в себе. Спросил, для начала, любит ли он математику. Он так странно на меня посмотрел, как будто я ему задал вопрос на турецком языке. А потом состроил обезьянью рожу. «Никогда не задумывался над этим вопросом. А вы?», - Так ответив, мальчишка резко повернулся ко мне спиной и стал громко кого-то звать.Наглец. Ужасно захотелось его стукнуть, еле сдержался. Ну скажи, о чем вообще можно с ними говорить? Как хочешь, а я ставлю на беседах со школьниками точку.
- Лучше запятую. Она посимпатичнее. Сочувствую, но что, собственно говоря, мы хотим от детей? Они могли любить или не любить учителя. Не любить математику… Из-за нелюбви к предмету, и даже к преподавателю, не совершают изуверских убийств. Помню, совершенно не терпел нашего учителя астрономии и очень радовался, когда он заболевал. Но убить его мне никогда не хотелось.
- А я в школе не любил историю,-поделился воспоминаниями Вернер. Сейчас мне стыдно об этом вспоминать, хочется наверстать упущенное, но не хватает времени. Однако вернемся к делу. Сегодня мне показалось, Томас: в этой гимназии что-то происходит. Что-то необычное, чего раньше не было.Чувствуется напряжение. В общем, знакомство с тобой не прошло зря. Когда я раньше произносил «показалось…»?. Слова не из моего лексикона. В действительности, если идти по пути наблюдений, то там идет какой-то процесс, не связанный с нашим расследованием. Преподаватели суетятся, дети на переменах сбиваются в плотные группки и громко, почти до крика, о чем-то спорят. Когда же я пытался подойти к ним поближе, они тут же замолкали. Да, еще и спортивные площадки пустые. Прошлые разы такого не было.
«Этот факт я бы точно упустил», -отметил про себя Томас.
- А чем все это вызвано попробовал узнать?
- У кого? Конечно мне хотелось это выяснить.Попытался было спросить у одной молодой учительницы весьма приятной наружности, которая преподает рисование и черчение. Она ответила, не глядя в глаза: «Вам показалось. У нас, как всегда, все в полном порядке». Я и оставил свою затею. Подумал, ну зачем нам углубляться в чужие проблемы? Мало у нас своих забот? Можно только констатировать печальный факт: убитый учитель математики уже никого не волнует. Ты ведь сам на прошлой неделе принес данные, что эта элитная гимназия, где учится много детей весьма богатых людей, на втором месте по употреблению наркотиков в нашем городе. Не знаю, как они выходят на такие данные. Откуда вообще статистики берут цифры?Я бы не поручился за их достоверность. Можно предположить: в школе заволновались по этому поводу. Неприятно все-таки. Плохая слава.Но это не наше дело. Зачем отнимать работу у наших коллег? Пойдем-ка лучше перекусим. Уже время.
Томас не сопротивлялся. Он тоже проголодался. И не было у них никакой причины нарушать часы, отведенные для обеда. Он был согласен с выводами Вернера. В гимназии, до обидного быстро, забыли о трагически погибшем коллеге, который проработал в ней без малого тридцать лет. Почти с дня основания. С директриссой гимназии, фрау Кнолль, Томас беседовал сам. Она возглавляла это школьное заведение только последние четыре года, и поэтому говорила об убитом скупо. Был герр Беер учителем старательным, дисциплинированным… Еще был человеком скромным, на школьных совещаниях большей частью молчал. Последнее время выглядел более грустным, чем обычно, но это было объяснимо… Жена от него ушла. Ушла, как он сказал, внезапно, хотя их семья считалась образцовой: жили спокойно и дружно. Учитель Беер после работы часто шел домой с цветами. О причине развода никогда не говорил, да и не был он ни с кем близок. Но коллеги ему сочувствовали. Директрисса Кнолль считала убийство учителя нелепой случайностью, которые, к сожалению, в жизни случаются. Если здраво рассудить, то убивать его не было никакой причины. Богатства не нажил. Много трудился, отдавая себя работе со школьниками.. Фрау Кнолль знала о том, что десять лет тому назад Христиана Беера приглашали работать в гамбургский университет, но он отказался от приглашения, хотя и вел научные исследования в области математики, с которыми она сама знакома не была. «Какое, по- сути, нелепое убийство! Только сумасшедший мог его совершить. Думаю, больше некому!»- При этих словах фрау Кнолль картинно заломила руки.
Для нее все было ясно. Но как узнать откуда взялся предпологаемый сумасшедший и куда он исчез, после совершения преступления? А факты таковы: ни на работе, ни дома никаких следов, никаких улик и никаких особых отметин получить до сих пор не удалось. Томас вспомнил высказывние одной из школьниц, которая на вопрос о ее личном отношении к убитому учителю математики также похоже всплеснула руками. Ее пальцы были густо унизаны металлическими кольцами разной толщины. Наверное поэтому она и запомнилась. Нет, все же скорее из-за ее неожиданного высказывания: «Герр Беер был такой душка и лапушка… мне очень, очень жаль, что его убили». После такого эмоционального высказывания девица хихикнула и запустила, отливающие металлическим блеском, руки в свои торчком стоящие рыжие волосы.
Это было единственное высказывние в таком роде, выпадающее из общей характеристики убитого, образ которого плохо вырисовывался. Постепенно Томас начинал его представлять человеком сухим, педантичным, фанатично преданным работе. Может быть эти черты характера, усугубляющиеся с возрастом, и стали причиной развода? Фотографии Христиана Беера не шли в разрез с его предпологаемой сущностью. Правильные черты не слишком выразительного лица, гладко зачесанные волосы, уже заметно поредевшие… Внешность, которая обычно трудно поддается составлению словесного портрета. Если опираться на физиогномику, науку которой Томас не всегда доверял, то люди с такой внешностью, как у убитого, редко сгорают от страстей, не сходят с ума от любви, а также не предаются несбыточным мечтам. Получалось, что Томас злился на убитого: уж слишком не яркой личностью он представлялся полицейским, ведущим расследование. Как будто не имел права быть таким, каким был на самом деле.
По дороге домой Томас купил несколько газет. Перелистав их, он не обнаружил об убийстве Христиана Беера ни единой строчки. Хотя еще пару дней тому в них пестрели заголовки типа: «А если это преступление совершил терорист?»… И помещались призывы к немедленному расследованию «садистского акта» и предоставлении жителям города имени преступника.
«Вот и газетчикам уже стало неинтересно наше, забуксовавшее на месте, расследование. Не предоставили свежих сенсаций, не оправдали надежд».
И если раньше Томаса нередко бесило пристальное, зачастую вредное, внимание журналистов к расследованию еще не раскрытых преступлений, ведущихся их отделом, то теперь он с раздражением свернул газеты, но совсем по другой причине.
«Неужели Вернер прав: расскрытие этого преступления никого не волнует?»
Тогда и капитан Рохер, без дополнительных вопросов, подмахнет досрочную сдачу дела в архив. Скорее всего, так и будет, потому что предположения, сменяющие в голове Томаса друг друга, действительно к делу не пришьешь. Но он и не собирался этого делать. Как и не собирался заполнять полупустую папку бесполезными бумагами для отчетности.
Вопреки здравым рассуждениям, наступало непонятное беспокойство каждый раз, как только вспоминались аккуратно разложенные по бокам убитого отрубленные пальцы. Должно было быть объяснение: кто-то, возможно совсем не сумасшедший, хотел привлечь внимание к этому убийству, к личности убитого. Убийца: он или она, не желали, чтобы убийство считали рядовым. И значит убийство не может быть простым стечением обстоятельств. А что же тогда? Убийца сам хотел себя выдать? В таком предположении не было логики, как и во всем, что касалось данного преступления. Но Томас знал: логика должна быть, она обнаружится, если удастся наконец выявить мотив преступления. Нужен мотив…
|
|