Дети прозвали ее Катькой. Почему? Никто не знал. Эту кошку необыкновенно красивую и важную надо бы назвать Клотильдой или Раймондой. Уж так она была очаровательна и величава. Она несла свой черный мохнатый хвост, с белым наконечником, ну просто как знатная дама шлейф. На всех ее четырех черных лапах были «надеты» беленькие туфельки, надо заметить, - при любой погоде чистые. Черная искристая ворса кошки была довольно пушистой и мягкой. Голова и ушки - такого же черного окраса, а вот грудка и половина мордочки – белого. Странным образом с лева, на белой стороне, где произрастают усы, замешался малюсенький клочок черной шерстки. Это делало Катьку эдакой пикантной красавицей с «родинкой» на щеке.
Весь двор любил эту кошку. Но жила она не в квартире у какой-нибудь пожилой и заботливой хозяйки, а... в подвале нашего дома. И ко всем, кто приглашал ее, Катька захаживала полакомиться или погреться.
Нас она посещала чаще других. Почему? Это невозможно объяснить, у кошки собственная независимая логика. Скорее всего, потому, что наша квартира соседствовала с ее жилищем, мы жили на первом этаже. Каждое утро, ровно в восемь дверь нашей квартиры открывалась, потому как наш пес выходил на утреннюю прогулку. Отворив дверь, мы видели на пороге гостью – Катька смирно сидела на коврике, подстелив под себя мягкий хвост. Завидев нас, она тут же приоткрывала бархатный ротик и мило приветствовала всех: - Мяяя-у! После чего она ждала нашего приглашения и без него не входила, как какая-нибудь там дворовая и невоспитанная мурза.
Получив приглашение, Катька важно шествовала в кухню, выгибая спину и торжественно неся свой пушистый шлейф, она знала, что там она сможет полакомиться собачьими деликатесами. Мы же в свою очередь, тоже угощали ее всякими вкусностями. Наевшись, в знак благодарности Катерина окутывала ноги добрых хозяев теплым мохнатым телом, и при этом она нежно, но достаточно громко мурлыкала. Ее традиционная утренняя песня длилась минуты две. Потом она резко вставала, как будто сама себе сказав: - «Так, довольно! Хватит с них!». И, ни на кого не обращая внимания, проходила в ванную комнату, где был расположен и унитаз. Катька с легкостью запрыгивала на него и ждала, пока мы спустим воду. Получив желанный бурлящий поток «проточной» воды, Катерина упивалась им.
Проделав и эту процедуру, красавица бесшумно спрыгивала на пол и, помахивая черной трубой, отправлялась в комнату, где укладывалась на теплый толстый ковер – любила отдохнуть и понежиться после аппетитного завтрака. Мы наблюдали за ней и наслаждались сценой ее отдыха. Катька устраивалась на боку, аккуратно сложив передние лапки одна на другую, и точно так задние. В эту минуту она вновь заводила кошачью мелодию: - «Мууур! Пууур! Уууур!». Кошка поворачивалась на другой бок, медленно перекатываясь, подолгу задерживаясь на спине и показывая нам белую грудку. На сей раз её песня не кончалась. Так катаясь по ковру, Катерина грациозно вытягивала переднюю лапу, закидывала ее за голову, потягивалась, кокетливо сгибая при этом вторую лапку. Она жмурила глаза, приоткрывала розовый ротик, откуда виднелись маленькие белоснежные зубки.
Эту процедуру Катька очень любила и могла продолжать ее бесконечно. Но у нас были свои, не менее важные, дела. Мы собирались на работу. Ждать, пока Катерина насладиться теплом и уютом нашего жилища, мы не могли и потому потихоньку принимались выпроваживать утреннюю визитершу: - Ну хватит, Катя! Нам пора уходить. Вставай.
И тут начиналось самое интересное… И неожиданное. Катька из милой гостьи превращалась в неблагодарную и наглую. Она вмиг становилась хищным зверем.
Поскольку на слова она не реагировала и не собиралась убираться по добру и здорову, мне приходилось легонько подталкивать ее. Разумеется, ногой. Такого обращения кошка не терпела. Она мгновенно замирала и притворялась мертвой. Лежит и не дышит. Скончалась. Хоть отходную читай… Только белый наконечник ее хвоста нервно, а главное, предательски подергивался. Моя настоятельная просьба, тем не менее, продолжалась. Кошка злилась еще больше. Она прижимала уши, скалили зубы, показывая острые, как иголки, клыки, выпускала из, совсем еще недавно мягких, подушечек когти и выдыхала диким шипением. – Понежилась? Пора и честь знать! – не унимались мы. И тогда Катька в один прыжок оказывалась на моей ноге, остервенело, вцепившись в тапок когтями всех четырех лап и впившись в него зубами, исторгая при этом истошный устрашающий вопль.
Первой сдавалась моя мама: - Да, оставь ты эту негодницу! Надо ж, какая нахалка! Не тронь ее больше! Она, чего доброго, и на лицо прыгнет, глаза выцарапает… Катька, пошла вон! – ипуганно пищала мама.
Мне приходилось, буквально, сбрасывать Катерину с ноги вместе с обувкой. И, что же вы думаете? Нашим возмущениям не было предела, когда эта хулиганка без тени стыда и смущения сию же секунду снова укладывалась на ковер, упиваясь своей победой.
Я всегда теряюсь перед наглостью и нахальством. А перед наглостью ТАКИХ размеров… Мне приходилось отступать!
Когда ее оставляли в покое, Катька невозмутимо вставала на лапы, потягивалась, выпрямляя их все поочередно, выгибая спину высокой дугой и, ни на кого не глядя, полностью игнорируя всех присутствующих, она чинно вышагивала к двери.
- Ах, ах, ах! Скажите, пожалуйста! Снизошла. Она нас покидает!
Толи, чтобы дослушать моё восхищение собой, толи, чтобы ещё раз утвердиться в собственной победе, кошка на миг задерживалась в дверном проеме. Да так, что её пушистый хвост оставался пока что на моей территории. Это была последняя капля в чаше моего терпения, и моя нога непроизвольно вытягивалась, чтобы непременно пнуть её под хвост. Так сказать, ускорить процесс. И это совершенно в благих намерениях! Дабы не прищемить ей пушистый шлейф.
В квартиру входил наш спокойный добрый пес, выполнив самостоятельно все положенные утренние процедуры, и дверь захлопывалась. Мы взрывались дружным хохотом, восхищаясь характером и норовом Катерины, поражаясь ее хитростями. Зарядка хорошим и бодрым настроением была обеспечена на весь день.
Следующим утром мама, открыв дверь и услыхав милое кроткое «Мяу!», всегда повторяла одни и те же слова: - Ой, смотрите, кто к нам пришел! Катя! Проходи дорогая.
И всё опять повторялась.
|
|