Александр Днепров
ПЛЕВОК.
©Александр Викторович Днепров 2003 г.
«Человека можно уничтожить, но
его нельзя победить».
Э. Хэменгуэй.
«Все плохо. Мерзко. Гадко. Противно до тошноты... – Геннадий мог бы продолжать описывать свое настроение до бесконечности, но решил переключиться на погоду: – Лето дрянь. Погода хуже не придумаешь. Дождь задолбал».
От этих падавших, точно неприятности на голову, капель, мысли прорастали точно грибы одна за одной. И, что самое интересное, одна хуже другой. Да и откуда в этой давно не стриженной, из-за отсутствия денег, голове взяться нормальным мыслям.
«Квартиры нет. Работы нет. Друзей нет. Жены… и той нет. Места под навесом на остановке не хватило. А тут еще и троллейбуса нет. Так можно и на собеседование опоздать. Чему радоваться?! А нечему», – пришел к выводу Геннадий и в сердцах с силой, точно собирался одним махом выплюнуть из себя все сто неудач, плюнул на асфальт.
Не помогло.
В который раз Геннадий ехал на собеседование. И в который раз он был абсолютно уверен, что на работу его не возьмут. Он уже научился мириться с неудачами, сыпавшими на его многострадальную макушку. Ехал просто так, чтобы убедиться в своей правоте.
Из-за поворота, тяжело проворачивая колесами и покачиваясь, точно набравшийся по самое никуда пива алкаш, вывернул треллейбус.
«Сейчас вдавят как кильку в банку, – подумал Геннадий, опережая рванувшую из-под навеса толпу. – Вы там в сухоньком стояли, а я мок. Значит я первый. И плевать мне на вас бабушка, – стрельнул он взглядом в сторону ковылявшей, к останавливающемуся у остановки троллейбусу, старушки.
Троллейбус замер. Дверцы нехотя, с каким-то сожалением, а возможно и соболезнованием, открылись.
«Если выдохнуть, втянуть живот, сжать плечи, то влезть можно», – прикинул Геннадий. Места как раз ему одному хватит.
Впрессовалось человек десять.
Дверцы простонали.
Кто-то ойкнул.
Кто-то выругался.
Поехали.
Геннадий попробовал вздохнуть. Получилось, но не очень. Кто-то сзади ткнул ему локтем в почку, хорош дышать, мол. Геннадий усилием осколков воли погасил в себе желание ответить или вдохнуть поглубже. Закрыл глаза, упасть все одно не дадут, и попытался расслабиться.
В памяти поплыли былые годы. Пальмы, кипарисы, жена-шоколадка в трусиках, которых как бы и не было. Солнце… волны… паруса…
– Козел, я тте руку откушу! – Былое улетело в никуда. Геннадий лениво открыл глаза.
«Эта может», – вяло подумал он, оценивая огромный, с густо накрашенными губами, рот, возвышавшейся над пассажирами гренадерского роста, с выпиравшими из-под темно… а быть может грязно-синей кофты, арбузами (килограмм на двадцать каждый) вместо грудей, дамы.
– Адай кошелек! – прорычала она. – Я те че пафтарять буду?! Адай кошелек.
Она обращалась к кому-то скрытому от взора Геннадия.
– Женщина. Да как вы можете?!, – возмутился кто-то тоненькими срывающимся голоском. Кажется, он принадлежал мужчине.
Каждый из находившихся в салоне троллейбуса, если не сам, то кто-нибудь из родственников или близких друзей, хоть раз испытал на себе горечь пустого кармана, оказавшегося таковым после умелых пальцев карманника. Так что мужечку можно было не завидовать. И, увы, возраст, в данной ситуации вряд ли его спасет. Скорее наоборот, чем слабее и беззащитнее жертва, тем более жестоки нападающие.
По салону троллейбуса, словно ушедшая в небытие волна, прокатил неуверенный, пока еще, ропот негодования.
– Этот плюгавый у меня кошелек стибрил, – озираясь в поисках поддержки, пояснила дама-гренадер.
В воздухе мелькнула сумочка старушки (как только размахнулась?) и опустилась на чью-то невидимую голову.
– Гад, – выплюнула она злобно. – От и у меня такой платочек стянул. Я себе токмо платочек купила, розовенький такой, в цветочек, – затараторила она на одном дыхании. – Завернула в него денюшку, а он и стянул. – Гад. – В воздухе снова мелькнула сумка.
– Не маши сумкой, бабка, – обдал перегаром близстоящих мужчина лет пятидесяти с головой совершавшей какие-то колебательные движения в разные стороны. Создавалось впечатление, что у него туловище само по себе, а голова сама по себе. – А тебе, ворюга, я щас в рыло дам. Развелось тут…
Атмосфера в салоне медленно, но уверенно накалялась. Появились добровольцы, крутившие кому-то невидимому руки. Кто-то нервно дергал туловищем, видимо, пытаясь пнуть предполагаемого вора ногой.
– Товарищи, – вдруг прозвучал из глубины возбужденных тел приятный интеллигентный голос. – Видит Бог, женщина ошиблась. – Геннадий вспомнил стоявшего на остановке чуть в стороне от прятавшихся под навесом людей профессорского вида мужчину.
Невысокого роста, в очках с обмотанной лекойпластырем в месте перелома дужкой. В скромном сереньком костюмчике. Он стоял, вцепившись двумя руками в ручку старого кожаного портфеля.
Геннадий обратил на него внимание исключительно потому, что мужчина, не смотря на свой совсем зрелый возраст, водил взглядом по частям женских тел расположенных пониже спины. Поглядывал осторожно, с украдкой, так, как это делает трусливый муж в присутствии своей грозной жены. Геннадий еще подумал тогда: «Вот тебе и божий одуванчик».
– Не брал я никакого кошелька, – жалобно продолжал интеллигентный голос. – Можете мой портфель посмотреть, там одни бумаги.
– Остановка «Восточный мост», – раздалось из динамиков.
Троллейбус замедлил ход и, кряхтя, остановился.
– Ку-уда?! – натужно гаркнула дама и Геннадий увидел зажатую меж арбузов лысину, принадлежавшую интеллигентному старикашке. Тот, видимо, пытался вырваться, да не тут-то было – толпа взорвалась.
– Держи его…
– На тебе, – тупой звук удара…
– Гад, – в воздухе мелькнула сумка.
– Не выйдет…
– Оборзели…
– Не брал я кошелек!…
– Заткнись падла, – тупой звук удара.
– Руки ему свяжите…
– Ура-а-а!!! – неожиданно для себя заорал Геннадий… и сам пораженный своим поступком обмер плотно сжав губы и потупив глаза в пол.
На какой-то миг все замерли, но практически сразу же все вспыхнуло с новой силой.
«Профессор», даром, что в возрасте, сопротивлялся точно окруженный голодными котами мышонок. Он дергался. Пытался вырваться. Кажется, кого-то укусил – Геннадию плохо было видно, поскольку те, кто сам не мог принять участия в боевых действиях вытягивались, пытаясь возвыситься на толпой и лучше разглядеть, что же там происходит.
Мужчина лет пятидесяти, с качающейся, как у автомобильной собачки, головой, усиленно пытался ухватить мужичка за мелькавшую лысину. Но, толи случайно, толи не случайно, вместо лысины он постоянно ухватывал один из «арбузов» гренадерши.
Увлеченная борьбой с похитителем кошелька, та не замечала этого.
– Водитель! До «Сходни» без остановок! – заорал кто-то из сгустка тел. – Вора поймали!
– Правильно, – поддержал говорившего, женский голос. – В милицию отведем. Там с ним быстро разберутся.
– Точно, все пойдем, – подал голос Качающаяся Голова, продолжая, тем временем, «ловить» лысину.
– Какой без остановок!!! – в один голос завозмущались те, кому не надо было ехать до метро. – Давай с остановками.
Нежно зазвучавший «Марш Мендельсона» послужил чем-то вроде сигнала к антракту. Девушка, ставшая на мгновение центром внимания, извиваясь словно змея под рогатиной змеелова, все же извлекла из плотно прижатой к бедру сумочки мобильный. Кое-как, протиснув, сопровождаемую мужскими взглядами, руку вдоль своего тела, поднесла малюсенький, едва заметный в ее пальчиках телефон к уху.
– Маш, – проворковала она, – я скоро у тебя буду… Я в троллейбусе… Слушай, тут та-акое творится… Нет, сейчас не могу… Ну потерпи немного… Расскажу, абб-а-ал-де-ешь… – Довольная тем. Что заставила подругу сгорать от любопытства. Девушка отключила телефон, но прятать его, понимая, каких трудов ей это будет стоить, не стала.
А творилось действительно та-акое… Казалось бы, неожиданно возникшая пауза могла послужить неким охладителем страстей, но увы. Передышка вдохнула новые силы в вершителей правосудия, и все шло к тому, что лирический «Марш Мендельсона», грозил превратиться в «Траурный марш». А послужил этому увиденный кем-то из пассажиров валявшийся на полу кошелек.
– Вот, вот ваш кошелек, – крикнула одна из активисток движения против карманных воров. – Выкинул сволочь.
Гренадерша, без лишних слов припечатала свою ладонь, размером с саперную лопатку, к щеке вора неудачника.
– Думаешь легко отделаться. Козел. Не выйдет… – она ухватила его за лацканы пиджака и притянула к себе. – Я и не таких заморышей калеками делала. – Звук, напомнивший выстрел вновь разнесся по салону – это значило, что дамочка наградила мужчину очередной пощечиной. – Не в милицию, так в больничку я тя точно отправлю… Больше ты по карманам лазать не сможешь… Я те все пальцы повыдергаю… – каждая произносимая дамочкой фраза сопровождалась очередной оплеухой.
На то, что троллейбус несся без остановок уже внимания никто не обращал. Водитель попытавшийся было водворить порядок в салоне, обращаясь к пассажирам по громкой связи, поняв тщетность своих попыток, мчался к станции метро, сожалея о том, что на транспортных средствах не устанавливают мигалки.
Подогретые неудачей с поимкой вора, кошелек-то на полу оказался, поди докажи что старикашка его свистнул. Все, требовали отмщения.
– Дай, дай ему… – сиплым от возбуждения, а может еще от чего другого, голосом кричал кто-то из толпы.
– Дайте его мне, у моей жены такой же сумочку порезал, – рычал другой.
Мужики орали. Женщины визжали. Удары, пинки, тумаки, а кто не мог ударить, так хоть ущипнуть. Все это в изобилии доставались мужичку с портфелем. Казалось, что ничто и никто не сможет спасти его. Как вдруг…
– У ме-эня-а спи-ид!!! – разнесся по салону истошный вопль «профессора». – Я тебе в рот плюну!!!
Даже в полумраке салона было заметно, как побледнела гренадерша и, выпустив лацканы из в туже секунду ослабших пальцев, шарахнулась в сторону, сметая на своем пути зазевавшихся пассажиров.
Понадобилось всего пару секунд, чтобы вокруг вора образовалось пустое пространство. И это в битком набитом троллейбусе.
Теперь Геннадий его видел. Хорошо видел.
Он стоял словно взъерошенный воробей, решивший дать отпор напавшей на него стае ворон. Старенький, но чистенький и идеально отутюженный пиджак, теперь разорванный и помятый, почти сполз с его плеч. Немногочисленные остатки, над разодранными в кровь ушами, волос были взлохмачены. Под левым глазом, назревал огромный синяк, из носа и разбитых губ текла кровь.
– Я вас кровью заплюю, – злобно сверкая глазами, и уже никак не напоминая воробушка, прошипел он. В гробовой тишине перекрываемой лишь шумом работавшего двигателя, на удивление его слова прозвучали четко и слышимо. – Урроды… Шевельнись кто… Плюну.
Никто и не шевелился. Все замерли так, точно находились под дулом автомата, и ожидали не плевок, а пулю.
Мужчина, почему-то не казался уже маленьким и беспомощным, наоборот, от него веяло какой-то непонятной Геннадию мощью и неистощимой энергией.
Троллейбус резко затормозил. Двери открылись, но никто не двигался. Мужчина неторопливым, но уверенным шагом, ни разу не обернувшись, покинул салон.
Геннадий, словно завороженный вышел вслед за ним, даже не заметив, когда уехал троллейбус.
Мужчина отряхнулся, поправил одежду, вытер извлеченным из кармана пиджака платком кровь, после чего выкинул платок в урну. И, как ни в чем не было, ушел в сторону расположенных неподалеку домов.
Геннадий глядел в след этому сухонькому старикашке.
«Маленький, плюгавенький, избитый… но не побежденный и всем своим видом излучающий уверенность, – думал он, провожая взглядом удалявшегося мужчину. – Меня же никто не бьет, руки не крутит, в рот не плюет, да и спида у меня нет, жены и той нет… – Геннадий на секунду задумался. – Э-э, так я ж самый везучий в мире человек».
Глубоко вздохнув, он от души выплюнул из себя все неприятности.
Прислушался к своим мыслям…
Получилось.
Довольный собой, он широко улыбнулся.
Дождь прекратился.
Тучи разошлись.
Ярко светило солнце.
Конец.
|
|