Зубы болят даже у беззубых. Такой это, понимаешь, подлый ингредиент в организме, что от него чаще всего на стенку ле- зешь. У меня, когда "клык мудрости" (а, может, "глупости"?) заныл, я сидел, выгнанный женой на балкон под дождь, курил одну за другой сигареты и думал: "Вот отор-вало бы мне луч- ше ногу! Любую - хоть правую, хоть левую. Лежал бы себе в реанимации и улыбался от счастья! "Человек - существо от со- вершенства далекое, всем известно. Прекрасно ведь понимает, что курить вредно - это даже на Мальборо написано, а - курит! Знает, что употреблять алкоголь в больших количествах чревато утренней мигренью и полной амнезией: "Ой! Чё ж я вчера-то на- творил?" - и все равно употребляет. Разную дрянь выдумал се- бе на голову, губит все части тела, какие только возможно, и хо- дит довольный. Пока не тряхнут его за шкирку серьезные пос- ледствия. Но пить-курить можно и бросить, а вот с зубами полная непонят- ность. Если вы купили щетку с вращающейся боеголовкой, пас- ту с пеной как из огнетушителя, то все равно от стоматолога не застрахованы. По принципу паука и мухи. Какая бы муха умная и осторожная ни была, раз у нее крылья есть и она летает - один черт в паутину попадет! Я одну девоньку знавал, которая пошла учиться на стоматологический в Мед, потому что дико боялась в жизни двух вещей: покойников и зубных врачей. Считает - раз сама стоматолог, то здорово замаскировалась! "А как же трупы в анатомичке?" - интересуюсь по поводу перво- го пункта. "А-а! - машет облегченно рукой, - И не вижу! Нам на факультет только головы от них присылают!". Да, с отдельно взятой головой легче справиться, чем с цельным телом. Потому, наверное, из всего врачебного племени глазники да зубники самые уравновешенные, не нервные люди. Тех, кто по психиатрии пошел, это утверждение не касается. Я в утрен- ней очереди за пивом рассказ очевидца слышал - если долго со психами общаться, сам начинаешь чертиков ловить. А в зубодеры скорей всего набирают, как в спецназ - по здоровью. Я их сколько за проклятую несчастную жизнь ни встречал - ну, чисто лоси! Недавно, с дуру наслушавшись рекламы, решил сделать профи- лактику кариеса. Как затмение нашло! И в этом затмении попер- ся в районную поликлинику. Опытным-то с моей профилактикой возиться недосуг было, они умирающих от зубной боли спаса- ли. Вот и отдали меня на растерзание милой студентке-практи- кантке, которая обращалась с бедной моей голо-вой, как с выше- упомянутым отдельно взятым предметом. Не посоветовавшись с мозгами, что пока шевелились в этом предмете, разбабахала своим отбойником весь мой кариес, аж до нерва. А нерв очнул- ся и прореагировал. Да так, что я понял - почему у нас вивисек- ция запрещена. - Ничего, больной! - успокаивает меня эта, едрит ее в корягу, отличница-старшекурсница, - Мы нерв всего за сутки угробим мышьячком и поставим на зубик постоянную пломбу. А пока походите с временной. Отвлекитесь от боли, посетите концерт, сегодня Баха в филармонии дают… …Как я до дома на троллейбусе дополз, помню слабо, стакан водяры засадил - не помогает. Как жена иголкой пломбу под- цепила и мышьяк из дупла выковыривала - все в тумане. Баш- ка на плечах подпрыгивает и думать не желает. Потом включил- ся рефлекс самозащиты, часа в три ночи. Поймал тачку и поехал в ночную зубодерню. …А дальше речь уже не обо мне (со мной-то все боле-менее бла- гополучно решилось: зуб мне выломали, семнадцатый по счету, и всех делов! Подумаешь, у меня еще их до фига осталось!). А речь пойдет о другом клиенте. Сижу на лавке, анестезию мне хирург уже поставил. И расплы- ваюсь в улыбке: боль отступает, мир из черно-белого кино плав- но превращается в цветное. Заходит мужчина с довоенным велосипедом в поводу. Шины деревянные по кафелю стучат, в прикрученной на руль авоське стеклотара брякает, а правая сторона хари у мужика отвисла и шлепает по плечу. - Фут, фто ли, жупы, р-р-ут? - осведомляется. - Фут! - отвечаю. Мужик читает табличку на двери в кабинет: "Удаление (платное). 85 рублей". - А ефли денеф ни фыфа? - спрашивает. Я ему советую идти к участковому врачу, там - бесплатно. - Помф я! Беф фафафта, беф фофифа (бомж, без паспорта, без полиса). Я развожу руками. Мужик просит посторожить агрегат, напоминающий лисапед, и уходит в ночь. Через десять минут, как и обещал, возвращает- ся, крутя в мозолистой своей лапе блестящие ободранные ходи- ки. - Купиф? - говорит с надеждой. Смотрю на раритет: величиной с чайное блюдце, на стальной длинной цепи. Такой железякой можно смело от трех разбой- ников отбиться. На циферблате корявая надпись шариковой зеленой ручкой: "За верную службу! Генерал Деникин". Весе- лые часики, но покупать чего-то юмора не хватает. - Денеф ни фыфа, - отвечаю. Мужик горячо убеждает, что часы не ворованные, это ему коре- ша за углом одолжили. На шум выходит хирург из кабинета. Лицо ласковое, как у мах новского гебиста Левы Задова, и такой же здоровый, плечами косяки задевает. - Натурой не беру! - пресекает вопрос бомжа и, обращаясь ко мне: - Вот подумайте, что у меня здесь - ломбард? Я что потом, ча- сы и велосипеды пойду в аптеку на новокаин менять? - Тофтор! - плачет мужик, - не тофоти то грефа! У феня так морта фолит, я шелофека жа фошемьтефят фять руфлеф упить мофу! Дальше были: плач, угрозы; потом мне вырвали из заморожен- ной челюсти зуб; потом снова в коридоре угрозы и плач… Кончилось тем, что зубастый бомж все-таки избавился от зуба, клятвенно уверив врача, что деньги утром принесет. Велосипед в залог, а вернее, на хранение оставил, чтоб не мешал под виа- дуком с оглоблей стоять…И ушел бы сей природный феномен из моей памяти, как все мимолетное, эпизодическое, не встреть я его еще раз. Слушайте: Подался я в то время в теплые края, в Киев. Есть там на Голо- сеевской площади у готеля "Мир" одна сверхсекретная кофей- ня, что открывается чуть ли не в восемь утра. И цены божес- кие, но барменша вечно пасмурная, не проспавшаяся. Сижу утречком, в окошко гляжу, кофеек прихлебываю. Баба Ганя за стойкой стаканы трет со скрипом, по радио местному почему-то ковбойские кантри гоняют, не Хохляндия, а прямо Дикий Запад. Гангстеров в стетсонах и с кольтами не хватает. Только об этом подумал - врывается в дверь гангстер. Вид, конечно, не вестер- новский, скорее бичуганский: пиджак облупленный в клетку, на помочах штаны от упраздненной школьной формы, кеды со шнурками из медной проволоки. А к лапе привязаны те самые ходики со штампом "За верную службу!" Но цепь другая, более мощная, от унитазного бачка. Он их, видать, так с самого Урала в руках и несет, потому как ни в какой карман такой аппарат не по-местится. "Купиф?" - вспоминается мне классическая фраза. Но мужик произносит другое. - Штакан шфоботный ефть? - говорит он бабе Гане. Тут я зубастого бомжа окончательно распознал, по оригиналь- нейшему диалекту, хотя харя у него опухла на этот момент со- вершенно в другую сторону. - Заказывайте что-нибудь, - глядя в даль, нудит баба Ганя. - Штакан шфоботный жакажыфаю! - режет правду-матку бомж. Баба Ганя, с лицом задумчивой слонихи, смотрит сквозь, а по- том предлагает сделку: - Вытащи мне десяток столов на улицу под тент, будет тебе ста- кан. - Инфалит я! - ноет бомж, - нисся много вешу поттымать, тай шта- кан, жлытня! - Тогда, значит, пустые стаканы не выдаем, - и уплывает безжа- лостная барменша в кухню, прихватив поднос с посудой. Я гляжу на мужика сочувственно, а колотит его с бодунища, как девственницу на ночном кладбище. Советую: - Ты хоть из горла хлебани, полегчает. - Видиф? - показывает мне бутылек огуречного лосьена, - Какой фр-рак нар-рота такие уфкие гор-рлыфки вытумал?! Он затравленно обозревает пространство своими выпученно-зап- лывшими глазками, мимолетно зацепляется взглядом на спортив- ной шапочке, под которой прячется моя чашка кофе и… Вот тут- то и начинается вся трагикомедия, которую, если посмотреть - ни за что не забудешь. …На соседнем пластиковом столике торчит высокая салфетница, набитая туалетной бумагой. И бомж производит естественный жест - выбрасывает прочь ветошь и начинает выколачивать ку- лаком по донышку свой лосьен в халявную посуду. Операция занимает у него около полуминуты. Тихонечко, без стука, ста- вит порожний бутылек на стол. Глубоко выдыхая, обнимает пра- вой клешней салфетницу, а левую относит вверх, как завзятый фехтовальщик. На роже у него появляется загадочная улыбка послеполуден- ного фавна.Поверьте: никакими словами, ни на каком языке не- возможно передать, как у человека меняется лицо, когда он, пытаясь поднести отвоеванный у природы стакан ко рту, дер- гая его все сильнее, пытаясь раскачать, отвинтить, оторвать, в итоге понимает, что салфетница со столом - единое целое, дизайн такой.А бороться с ударом судьбы ему нужно оператив- но, иначе буфетчица вынырнет на подозрительные звуки и - хана. Сначала он пытается замочить и обсосать бумажную сал- фетку, но коэффициент полезного действия выходит минималь- ный; вычерпывать чайной ложкой жидкость из стакана? - ну попробуйте, если ложечка пластмассовая и согнуть ее под долж- ным углом невозможно. И это нетрезвое ископаемое, этот малограмотный ахреноптерикс находит единственно верное, гениальное по простоте решение: раскорячив ноги по-тяжелоатлетски, а потрескавшиеся от жажды губы уперев в край салфетницы, спешно, но плавно поднимает двумя руками стол и вливает в себя коктейль "Нафиг закусь". Часть лосьена, конечно, пропадает в его декольте. И у меня на- чинает резать глаза от накативших огуречно-потнистых волн. Что- бы перебить атмосферу, я закуриваю моршанскую "Приму", а это, кто не нюхал, напоминает жженую коровью лепешку, наструган- ную в портянку старого партизана. На посторонние запахи шариком-фигариком выкатывается баба Ганя. - У нас не курят! - для затравки наезжает на меня. Я испуганно пихаю с шипом чинарик в кофе. - А-а! - говорит вульгарному бомжу, - Уже вытаскивать начал? Я тебе в придачу еще пирожок с капустой дам! Мужик, грохоча, ставит стол на четыре конечности, но сам пока разогнуться не может. И, поскольку ротовая полость у него при- клеена к салфетнице, он произносит туда гулко и почти без ак- цента: "Не забудь, орясина, его гвоздями к тарелке приколо- тить!"… …А бутылек, кстати, не разбился.
|
|