…обращаясь к людям, рассказываю об увиденном воочию и увиденном глазами людей надежных — обойдя земли Холмов Плоских и пройдя через долины вокруг них от края до края, не оспаривая Пророчества, но доверяя глазам своим, заявляю достоверно — Солнца, как и явлений, по пониманию нашему сопутствующих Ему, видимых, ощущаемых и прочих, ни в Холмах Плоских, ни вокруг них замечено не было… Дойдя до окраин земель обитаемых и разговаривая с людьми, живущими там, никаких свидетельств тому, устных или письменных, не нашел… Однако… Разговаривая с человеком больным и умирающем, присутствуя на одре его смертном, узнал следующее — видел тот человек, забытое количество лет назад, с вершины холма, высокого и округлого, полоску огня, размером с волос человеческий, что тянулась в дали невероятной, расстояние любое скрывающей, небо и землю соединяя…Отправились на поиски холма того и прошли через все земли вновь, людей теряя, и дошли до подножия холма того, но подняться и проверить воочию сведения не смогли, по причине усталости крайней и немощи телесной…а обождав, и отдохнув мало, решили назад возвращаться, силы более не тратя, ибо близились Недели Холода Великого и промедление смерть означало…
… пройдя по земле остылой в направлении, указанном людьми, Истину не знающими, но слышавшими о ней от людей других, вышли на то, что ранее берегом было морским, и пошли по льду вглубь его, с рассказами тех людей беспрестанно сверяясь, но скоро повернули вспять, ибо лед тот для пешего хода непригоден, стены ледяные там царапают небо, а за стенами лед растет иглами острейшими, до людского колена и выше, острия их звенят под ветром, и натыкаясь на иглы те, люди прокалывали тела насквозь и умирали, мучаясь страшно… Вернувшись, шли вдоль берега, держась кромки его, оставляя цель Пути нашего к западу, и шли долгие недели, прежде чем берег петлей изогнулся и открылось нам, что стоим на самом краю земли, пешему ходу доступной…
… и обошли в поисках Истины, в Пророчество веря, все места земли окраинной, во все города и заглядывая, где только следы человеческие имелись, и опрашивали всех и вся, юных и дряхлых, всяческие сведения собирая… и известно стало нам, что люди многие в Истину верить отказываются, и даже Истину знающие молчат о ней, возвращения Света боясь и не желая… и люди мои, от холода и боли уставшие, ропщут и прекращения Пути требуют…
…пойман нами был человек дикий, шерстью заросший и поверх головы своей имеющий шлем из головы собачьей… допрошен, бит и истязаниям подвергнут… и поведал он нам, по звериному изъясняясь, что истинный Свет и даже Солнца край виден им был в детстве в стороне-за-морем… рассказы его мрачны и злобой звериной полны и угнетали сознание наше… но, в Пророчество веря, убеждал я людей своих наполнить сердца радостью и смехом, ибо с молоком матери впитано мною — Свет истинный дал нам жизнь и отнять ее не может…
… решением всеобщим и решением людей, за судьбу всего народа нашего ответственных, принято было отобрать людей достойных и в Истину верящих и, снабдив их всем самым лучшим, отправить по Пути в сторону-за-морем, в поисках Солнца и Света истинного, дабы, увидев его воочию, могли бы они Истину познать… И отобраны были и, доверием таким гордясь, прощались с родными, вернутся назад не надеясь…
… Ива лежала, повернувшись к Мечтателю спиной, неподвижно и молча, мелко подрагивая всем телом, как продрогший зверек. Мечтатель дышал ей в затылок, согревая, и от прикосновений ее волос лицу было щекотно. Он не помнил, сколько они пролежали так, время странно затормозилось и сквозь горячее гудение огня глухо и еле слышно просачивались удары сердца — разделенные громадными промежутками звенящей пустоты. И больше не звука. Тишина. Полнейшая тишина, как под снежным обвалом… хотя нет, помнится Счастливый Мох рассказывал, что под снежным обвалом слух заполняет ровный настойчивый гул и разбавляет его тяжелый рокот, словно рядом перемешивают и перемешивают круглые камни в огромной ступе… До этого он был просто Мхом, но полторы тонны снега рухнули на него сверху, похоронив под собой, а он сумел выбраться, чудом, изрезав в лохмотья лицо и руки о ледяные обломки, оглохнув на одно ухо… и к его имени стали добавлять — Счастливый…
А потом Ива повернулась к Мечтателю и, обняв крепко-крепко и уткнувшись в грудь горячим мокрым лицом, начала говорить… говорить…
Мечтатель слушал, поглаживая ее волосы…
Я боюсь, говорила Ива… слышишь, Псы воют, какой этот вой страшный, пробирает до костей, они словно издеваются над нами, словно считают нас никчемными и слабыми, недостойными жить… их много, слышишь, они наполнили улицы и их вой громче чем ветер… и еще Крысы, слышишь, пищат… шуршат чем-то наверху и пищат… пищат… и бегают, шныряют целыми стаями… у них такие шаги, не спутаешь, дробный перестук — топ-топ — и позвякивание коготков по перекрытиям… мерзко… слышишь?… Мечтатель не слышал ничего, кроме гудения огня, но не возражал и не пытался успокоить, только осторожно, едва касаясь, поглаживал волосы… а Ива говорила… напрасно все же ты принес Незнакомого… ты добрый, Мечтатель, но у нас мало дров… Женщина-без-имени права… скоро станет совсем холодно и пауки начнут искать теплые места, развешивать свои коконы по углам и оплетать двери паутиной, надо будет постоянно коптить лучины, отгоняя их запахом дыма, а у нас мало дров… Старик читал страшные вещи, правда?… я слушала его и мне хотелось кричать, я никогда так не боялась… даже когда Валун принес тебя и мне показалось, что ты мертвый, но потом я поняла, что Валун не понес бы мертвого… но это было другое… сейчас я словно теряю опору под ногами, не знаю, чего хочу и чего боюсь больше… Никогда еще не было так холодно — трещат стены… мне стыдно, что я такая трусиха… холод просачивается сквозь двери и вырастает Снежным Грибом на щелях… сегодня ночью огонь едва не погас — льдом затянуло трубу… Женщина-без-имени говорит, что Великий Холод скоро придет насовсем и я не могу ей не верить… что мы им сделали, Мечтатель, почему весь мир против нас… что мы им сделали…
… прошли через море, прорубая себе дорогу в ледяных иглах, замерзая под ветром, сильным необычайно… потеряв более половины людей достойных, вышли на берег стороны-за-морем…пошли через степи, пустые и бескрайние, где трава, высушенная морозом, торчит как щетина и портит обувь… и был наш Путь долог и страшен, ибо степи те рассечены трещинами глубочайшими, угрожающими поглотить нас навечно, и лед над ними тонок и хрупок, как стекло… И попадались навстречу города мертвые, в коих ни одного человека не осталось и правят там порождения ночи… А в других городах люди живут убого, в вечном голоде и страхе, согреваясь огнем и других способов и энергий не зная… жгут костры, блуждая в поисках дерева, в количестве малом, и ценя его превыше жизни человеческой…
…Старик беспокойно ворочался во сне…
…Незнакомый кашлял и бредил, разрывая в кровь иссохшиеся губы…
…Женщина-без-имени лежала неподвижно — как труп…
…Мне страшно… — твердила Ива.
… и чем дольше длился наш Путь, тем угрюмее и злее становились люди, попадающие навстречу и тем мрачнее становились наши лица, ибо не видели мы в людях тех души и пусты были глаза их… и открылось нам, что никто в мире, кроме народа нашего, Света истинного не ждал и в ожидании Солнца не жил…
… и люди в городе этом разговаривать с нами не желали и велели прочь убираться…
… и люди городе этом встретили нас стрельбой и угрозами…
…и люди в городе этом, на снаряжение наше польстившись, напали на нас, числом превосходя, и очернили мы души свои и испачкали руки делом неправедным, ибо спасая себя и жизни свои во имя Пути нашего, Цели нашей и Света истинного, приняли бой открыто и пролили кровь многих…
… и встречен был нами человек, считаемый в народе своем за безумного, холода не пугавшийся и в поисках топлива земли многие исходивший… и поведал он нам, что видел Солнце само воочию и напуган и истерзан им был… и речи его мрачны и приводили нас в смятение, ибо совпадали с рассказом человека дикого с собачьей головой… поведал он нам, что Солнце, выползая на небо, опаляет глаза огнем и причиняет боль страшную, от которой хочется выть зверем… и, под лучами его, ледяные утесы начинают звенеть и петь голосом чужим, человека до смерти пугая… и взрывается лед перемерзший и куски его, острые, как лезвия ножей, разлетаются по сторонам, убивая и калеча… и от каждого человека отделяется вдруг чудовище, живущее в нем, похожее на тень его, но не в пример больше и страшнее, и ложится на снег и вырастает огромным и протягивает руки ужасные к небу и следует за человеком повсюду, куда бы человек не бежал от него, спасая жизнь свою от рук этих страшных…
… и помрачнели лица наши и очернились души наши этим знанием новым, и молились мы два отрезка времени, для сна пригодных, усевшись в круг тесный, изгоняя прочь из сердца своего сомнения и страхи, из сил последних в Истину веря… и давали друг другу клятву святую, идти на север, сколько сил достанет, а потом, когда силы человеческие в телах иссякнут, впрыснуть в жилы свои “ дыхание зверя” и следовать по Пути, жизни не щадя… увидеть Солнце само и Свет его воочию и, на колени пав, прощение у него вымолить, позволяя даже, если желание Солнца в том будет, терзать себя и жечь, принимая кару эту, как искупление грехов человеческих…
… Очень долго Мечтатель не мог понять, отчего в жилище так тихо… Ничто не касалось слуха… Даже огонь в печи сделался беззвучным — сиреневые язычки пламени танцевали неслышно над затянутым в черную чешую окалины деревом. Пахло копотью и химическим чадом. Дым от сгоревшего паркета черен и горек. Мечтатель тупо водил глазами, отыскивая причину этой внезапной тишины. И, неожиданно, увидел…
… Незнакомый умер…
Его тело, странно вытянувшееся, стало неподвижным. Он не скреб больше ногами, порываясь бежать, не запрокидывал к потолку искаженное тщетными усилиями лицо — теперь он просто лежал, маленький, щуплый, ссохшийся, сгоревший изнутри человек и глаза его смотрели прямо и открыто. Он был мертв уже давно, тело успело сделаться холодным и твердым, закостенели узловатые тонкие пальцы и веки никак не хотели закрываться, словно их не было вовсе. Мечтатель провел ладонью по его щеке, ощущения были — как от прикосновения к неструганному дереву, разве что занозы не впивались в пальцы. Незнакомый совершенно почернел лицом, и только мелкие капельки крови, выступившие в трещинках губ, были еще, как и положено, красными…
Его тронули за плечо.
Мечтатель вздрогнул. — Тише. — сказал Старик. — Тише…Усопшим надобно покоя… Ни почета, ни славы, ни памяти светлой — только покоя…
Мечтатель молча опустился на колени…
… и услышали мы в степи вой, долгий и протяжный и сердце сжимающий… и увидели вдруг стаю псов, огромных телом, мехом густым и косматым целиком заросших, что шли по следам нашим, плоти нашей жаждуя… отгоняли мы их огнем и стрельбой, заряды последние тратя, а когда ясно стало, что не отбиться, половина из нас, жребий кинувши, впрыснула в жилы себе “дыхание зверя” и несли они остальных на плечах и спинах своих, с собаками в скорости бега споря, а оторвавшись от погони постылой, бега своего не прекратили, ибо человеку, зелье сие принявшему, назад пути нету, и бежали они, покуда сердца их биться могли, после чего попадали на лед в усталости смертельной, “дыханием зверя” изнутри съеденные и лежали скорбно и молча, кончину свою сознавая… и плакал я, веки им закрывая…
… и решили мы поступать так впредь, ибо обычным ходом пешим Цели достигнуть уже не надеялись… и бросили жребий вновь и та половина из нас, к коим был он неблагодарен, понесла остальных на плечах своих…
…И СКОРБЕН БЫЛ ПУТЬ ЭТОТ, ИБО ВСЯКИЙ РАЗ, ЖРЕБИЮ ПОДЧИНЯЯСЬ, ДЕЛИЛИСЬ МЫ НАДВОЕ И, СМЕРТЬ ПРИНИМАВШИЕ, УЛЫБАЛИСЬ СЧАСТЛИВО… И ПЛАКАЛИ ГОРЬКО В ЖИВЫХ ОСТАЮЩИЕСЯ…
Ветер хрипел, заходясь в крике, бесновался, вздымая снежную пыль, затмевающую луну и звезды, метался по пустым площадям, наводя ужас на покосившиеся бетонные столбы, проносился по проспектам, как по тесным трубопроводам, срывая со стен домов уцелевшие еще пласты штукатурки и оголяя изогнутую арматуру фундаментов, обдирая, как ржавчину рашпилем, слежавшийся снег с обледенелых мостовых. Ветер был единственным хозяином на этих улицах, неоспоримым владыкой, карающим неосторожных и держащим всех остальных с страхе. Кусочками льда, обломками шифера и снежной крошкой секло по стенам — как шрапнелью. Рассерженно грохотали обвалы. Стонал, раскачиваясь, многострадальный мост на хрустящем бетоне опор под многотонными кузнечными ударами ветра.
Сила ветра чувствовалась даже здесь — в маленькой пустой комнате на четвертом этаже, возле оконного проема, обращенного во двор — подвывая, ветер обгладывал низкий подоконник и закруживал по углам снежно-цементную пыль. Прижимал маску ко рту, затрудняя дыхание.
Мечтатель показал Старику — давай, взяли — вдвоем они приподняли тело Незнакомого, окостенелое, негнущиеся и непомерно тяжелое, завернутое в рулон заскорузлого брезента. Натертый золой брезент — от собак — пачкал рукавицы. И никаких больше мыслей не крутилось в голове, кроме этой — запачканные рукавицы — Мечтатель ужаснулся, когда понял это. Они прошли всю землю, от края до края, а мы только и можем — жалеть запачканные рукавицы. Герои, верящие в Истину и плюющие в лицо смерти… От омерзения к самому себе тошнило…
… и умирали попутчики наши об одном только жалея, что нет возможности нам похоронить их по-людски и осветить место гибели их, давая покой душам… и прощали нас, умирая…
Они уложили брезентовый сверток на подоконник и, подталкивая локтями, перевалили через край. Свероток потёк вниз, скрежеща промороженным брезентом о зазубренные кирпичные грани. Ветер облизал его, падающего, на мгновение скрыв из глаз, потом до слуха донесся негромкий звук удара, смягченного снегом, с размаху тяжелым в мягкое, и из вспухшего белым облаком сугроба остался торчать перетянутый веревками край — ногами вверх…
… ни почета, ни славы, ни памяти светлой… только покоя…
|
|