1
Он курит в телефонной будке. Набирает номер и курит. Обилие дыма в маленькой стеклянной коробочке не смущает его: он действительно хочет курить и поэтому спокойно принимает все неудобства. Он привык действием отвечать за свои желания - это один из его Законов. Неистовый ливень хлещет по его машине, стоящей в двух шагах. Монотонно.. Еще секунда, и подкрадется скука.. Он закрывает горящие глаза.
Темнота. Из темноты возникают звуки. Гудки и треск на телефонной линии. Его глаза широко распахиваются за мгновение до того, как женщина поднимает трубку:
- Алло?
Он снисходительно усмехается про себя, а голосу придает необходимое звучание:
-Зинаида Петровна? Добрый вечер. Скажите пожалуйста, Кирилл дома?
Мягкий голос, произносящий формальности. Тон, который всегда был нужен обоим: ей, чтобы почувствовать себя в своей стихии, когда никто не потребует от тебя больше положенного по регламенту, а ему.. ему нравится читать в людях и наблюдать как они играют в собственные игры. Это еще один из его Законов - дай другому играть его игру. Конечно, если игра действительно его, а не твоя..
-Здравствуй, Артем. Киря? Дома-дома. А.. что ты хотел? Опять пьянки-гулянки?..
Он внимательно ловит в нарочито небрежных интонациях звенящие нервы. Голос женщины вздрагивает, настороженный, как зрачки кошки в темноте. Он реагирует не на слова, а на состояние. В его голосе столько дружелюбия, что она не может слышать за ним тихие приближающиеся шаги скуки, его вечного жокея:
- Зинаида Петровна, ну что Вы, ей-Богу! Вы же меня с первого класса знаете! Позовите Кирилла.
Она думает зачем-то. Недолго. Ее короткий горький вздох не по теме говорит ему, что звонок прервал что-то, что еще очень живо в ней. Она пытается говорить ему общие фразы, но как ни странно то, что всегда было ей опорой, сейчас - бремя. Ей хочется выплеснуться на этого Артема всей тяжестью своих мыслей. Привычный строй фраз мешает ей, и темпераментность ее речи скачет как испуганный раненый зверь..
- Да, Артем, подожди минуту. Только ты бы ему голову особо не дурил: у него курсовая скоро.. Ему и так все время звонят всякие бездельники.. Ой!! Ты прости, я не тебя имела в виду, просто ему тут всё звонят разные, он у меня в последнее время такой нервный стал, чуть что не так - в крик и из дома.. он позавчера в четвертом часу ночи пришел, так я что-то ему выговаривать начала, а он..
- Ладно Вам, Зинаида Петровна, Вы же сама педагог, образованный человек, это называется "переходный период", позовите мне Кирку, я с ним поговорю.
Так он прерывает ее, пряча досаду в благодушном тоне. А она не замечает уже ничего и срывается, говорит смешной сбивчивой скороговоркой:
-Артемчик, милый, может ты повлияешь как-нибудь.. он точно тебя слушать будет.. я.. я ж ему не враг, пусть он мне рассказывает хоть что-нибудь.. его тут два раза так избили.. кошмар.. мне из больницы позвонили только на вторые сутки, а я-то уже его..
Она, наверное, плачет. Цепляется за этого Артема всем голосом, виснет интонацией. Он ведь такой сильный, так спокоен. Если бы могла - выпила его силу до капли.
Слабого всегда хочется ударить. Он знает это. И ей тоже не стоит забывать. Ответ звучит резко. Голос слишком взрослый, чересчур отрезвляющий. Интонацией он бьет ее по лицу, словно признав ее истерику:
- Успокойтесь немедленно. Дайте мне Кира.
Она всхлипывает шумно и бесконтрольно. Слышно как покорно, словно вовсе не желая отвоевывать позицию старшинства, она кладет трубку на стол.. Ее голос дрожит.
- Киренька! Ки-и-ира! Тебя к телефону!
Усмешка прорезает его серое лицо. Невеселая усмешка, как у всех, кто смотрит сверху вниз.
В трубке новый голос. Неровный голос домашнего гения, демонстративно срывающего с себя заботливо повязанный шарф и потом страдающего от сознания собственной вины.
-Да?
Тон Артема задорно-доброжелательный. Тон старого приятеля. Чуть-чуть по-дружески задиристый. Удивительно, как он играет интонациями - разговора с Зинаидой Петровной словно и не было:
- Hi, Кир! Как жизня?
(Расслабься, Кир.)
- А, отец Артемий.. На "х" жизнь. Не подумай, что хорошо. Вообще-то, давненько не слышались.. Чего тебе?
Артем игнорирует все: и могильный тон, и откровенный вызов. "Чего тебе?"! Кажется, ему самому никогда не приходилось задавать этот вопрос. Он всегда чуть опережал ответ того, другого. Знал этот ответ и исполнял желания. И никто точно не знает, в чем здесь его выгода.
- Слышь, Кир, я тут тусню собираю на выходные, у Ксюшки на даче, подумал, может и ты сподобишься?
- У Ксюши?.. А! Это рыжая такая, Янкина подруга?
(Янкина, Янкина. Той Янки, которую ты так боишься. Потому что она действительно любит тебя, а сам ты не можешь еще отделять от любви разрушительную привязанность. Поэтому-то она и не звонит тебе, но придет и приедет в любой момент, если тебе будет нужно.)
-Ну да, да. Как там у тебя? Срастается?
Он хочет, чтобы Кир был там. Ему не хватает одного в зверинце, который он собирает.
- М-м-м.. Вообще-то у меня с родителями проблемы.. Как поедем-то?
(Ищешь оправданий в переполненной электричке? Нет. Ты должен быть на этой даче. Тем более, что так мечтаешь доказать всем свою независимость. Себе-то не сможешь - сам знаешь, что ее нет.)
- Я подкину на тачке.
Кир думает так же как мать - пять секунд, не больше.
-О"К. А почему бы нет?
2
(Рассказ Янки)
..Странно.. Май точно такой же. И уже год прошел.. Одно отличие - тогда он был жив, с тех пор - нет. Это, наверное, должно быть больно, трагично, мучительно.. Но это никого особенно и не коснулось.. Я сегодня была на кладбище. Мне позвонила Ксюша и сказала "Надо бы проведать". Надо, так надо, только, честно говоря, я не понимаю кому.. Приехала Сашенька, они стояли и молча смотрели на могилу. Думали каждая о своем и по своему. Стоило приходить. То, что одна здесь, помогает другой оправдать свое собственное присутствие. Оправдать - вот главное! Найти достаточную причину и заранее заключить ее в слова - вдруг придется отвечать кому-то.
Внизу - могила. Я смотрела вверх. Солнце струилось тонкими вертикальными нитями, а внизу - бешеная карусель нелепых металлических оград и лиц на фотографиях. Этот пафос живых за счет мертвых так не вяжется с тихим и медленным кладбищенским солнцем.
Они смотрели не отрываясь на свои желтые тюльпаны, просто положенные на землю.
Потом Саша начала говорить. Мне показалось - слова так плавно продолжили мысли - что она говорила и до этого, только мы почему-то не слушали. Вообще-то, другие люди все время говорят, только слышишь их редко - лишь когда хочешь этого. Все зависит от тебя, ведь другой никак не может заставить тебя слушать. Я имею в виду по-настоящему слушать, а не снисходительно терпеть.
Итак, Сашенька начала говорить, и мы изо всех сил пытались слушать ее - иначе зачем было бы приходить сюда вместе. К тому же она чуть не плакала, поэтому мне было особенно любопытно. А Ксюша слушает всегда. Ну, по крайней мере чаще других. И тут она смотрела на Сашу. Так, как только она умеет - внимательно, серьезно и чуть отрешенно. Именно эта созерцательная незаинтересованность и помогает людям говорить в ее присутствии - они же всегда бояться, что ты что-то получишь от них.
Сашка начала с того, что она ему почти завидует. Что он "вырвался из круговерти" и все такое. Она сама чувствует себя как цирковой пони - по кругу, кругу. Изо дня в день доказывает, что не такая как все, что может учиться лучше всех, что достойна своих родителей. Ксюша тихо-тихо сказала "им же". Саша даже не сразу поняла, что это было сказано - так необычно было то, что Ксюша прервала ее. И сама начала говорить. Неожиданно тихо и жестко. Так же убивают с легкостью. Без лишних эмоций, по убеждению. Потому что все, сказанное Сашенькой, для нее - пройденный этап. И патетика вокруг суетной круговерти - лишь эстетически достойная поза, но не вопрос для решения. Она сказала: "Доказываешь все тем же родителям, что ты не верблюд. Детство играет.. Ждешь, чтобы тебя погладили по голове, и живешь уже только ради этого. Идиотизм - они все равно помрут, а ты останешься ни с чем - вся твоя жизнь уйдет вместе с ними, а своей ты не жила. Понимаешь?". Саша ответила тихо, тихо. Сказала, что Ксюша права. А потом зачем-то стала защищаться: "Я чувствую себя должной им, они ведь любят меня. А кроме того.. Знаешь, как иногда мучительно хочется вернуться в родительский мир!.. Но я уже больше его: птенец не вернется в яйцо, и я могу только играть перед ними то малое, что им особенно хочется видеть. Этот год слишком изменил меня, я уже никогда не вернусь за эту стену!.."
Пошел дождь. Ксюша едва заметно морщилась. Но только из-за Сашкиного религиозного воодушевления, которого сама она уже не может позволить себе. Сказала, что все это бесспорно верно, но Саше к тому же повезло с родителями - есть перед кем стараться.
Когда она это произнесла, то я в очередной раз ясно-ясно увидела ту яму, что разделяет их. Ксюша вроде только прикоснулась, чуть обозначила. Но на самом деле вызвала эту разницу из небытия. То, что не сказано - вроде и не существует, а вот сказанное.. Саша отвернулась. Молчание не было неловким. Я полезла в сумку за сигаретами.
И тут Саша воскликнула: "Смотрите, это ж Марго!.." Я повернулась быстро насколько могла. Но уже не увидела ничего, только движение на боковой аллейке.
Саша уверена, что это была Марго. Только она быстро свернула, когда увидела у могилы нас. Вполне логично, если это была она. Марго совсем ни к чему, чтобы мы ее видели там, у его могилы. Не вписывалось бы в тот образ, который она создала и поддерживает. Но я сказала, что это гонки, что ей не с чего сюда приходить, что она его еле знала. Ксюша смотрела прищурясь и говорила с сарказмом. "Она, Ян, его не "еле знала", а знать не хотела. Было время, он бегал за ней как привязанный, а ей кроме мотоциклов и порошка вообще все по фигу было!..", вот что она сказала мне. Я-то хорошо помнила это время.
Мы еще немного помолчали, и я подумала, что если они хотели исполнить какой-нибудь долг, то в соответствии с традицией он уже исполнен, и можно идти домой. Я сказала Ксюше, чтоб она не злилась, что никто не может знать, что там у Марго происходит в голове, и что нам пора по домам. Они просто отвернулись от могилы и пошли. Сашка, правда, обернулась на секунду. Интересно, потому что так хотела или потому что так принято?..
Я их догнала, пошли медленно, гуляючи. Каждая думала все еще про Марго, я чувствовала это. Да и больше не о чем было. И я сказала: "Черт, это ж просто закон: хорошо думают только о покойниках. И о человеке вообще начинают думать, только когда его уже нет - это ведь легче всего - собственную память всегда можно подкорректировать".
Мне самой, правда, корректировать меньше. Год назад, в те выходные я не поехала с ними - была в больнице. Делала аборт от Кира. Такого, кстати, насмотрелась.. Мне отец Артемий тогда здорово помог - и деньгами, и с родителями: я-то им сказала, что еду к Ксюшке на дачу, а он все это достойно обыграл.. Кроме него до сих пор никто ничего не знает. Я иногда думаю, может зря я Киру ничего не сказала.. Все могло бы у нас быть по-другому.. Ну да ладно. Это последнее дело - жалеть о том, чего нельзя изменить. А то, что изменить можно - нужно менять, а не жалеть. Вывод как в математике - следовательно жалеть о чем-либо вообще глупо.
Мне историю этой поездки каждый рассказал раза по три, так что я теперь, кажется, лучше всех знаю, как это было. Все, кстати, согласны, что это была самая скучная из наших вечеринок. С тех пор и то были лучше. Жаль только, что вся эта чернуха произошла у Ксюхи на даче - она вон до сих пор дергается, словно кто-то виноват. А в чем? Каждый человек - сам по себе, и другой - это соседняя вселенная. Ведь верно?..
Кстати, у Queen, кажется, есть в какой-то песне - "Вот и мы - принцы Вселенной, желающие стать королями". Да, точно, Queen. За принцев Вселенной пытались себя выдать мои добрые знакомые когда приехали на эту тусовку. Самовнушали.. На самом деле - устрицы, прячущие под панцирями свое дряблое розовое мясо. У них у каждого свой спасительный пунктик, на котором они строят себя. Пока ты четкий - ты в безопасности. Всегда оправдаешься собственной моралью. Причем не важно, какая она, важно чтобы на нее можно было сослаться.
Джизус с Фенечкой существуют в прошлом - играют в непрекращающееся Лето Любви. Но это лето было черт знает когда - 67-й год, кажется. А сейчас - девяностые. Спасаются от всех игрой в Любовь, самозванные Дети Цветов, хиппы несуществующей скурившейся Системы.. Хотя, конечно, Фенечка - настоящая хиппушка. Просто родилась позновато. А Джизус.. Его родители были в свое время настоящими хипами, он вырос в этом мире. Их философия и их атрибутика - это то, что он знает досконально. И теперь, как бы смешно и неуютно он порой ни чувствовал себя, делать шаг и выходить из привычного, знакомого вдоль и поперек образа ему не хочется..
Марго, сколько я ее знаю, играет каменную леди. На всё пожмет плечами. Ну, кроме кокаина и мотоциклов, конечно. Мне всегда было интересно, плачет она по ночам или нет..
Женька-тапер. Единственный из нас, кто зарабатывает большие деньги. На "ты" с братвой, но сам чист как алмаз. Все всегда понимает и всегда молчит. Открывает рот только чтобы с высоты своего роста съязвить побольней. Засранец, короче. Ксюха с ним носится как с хрустальной вазой. Да и понятно - он у нее единственное, что вроде бы есть: дома - концлагерь, сестра - наркоша, учеба - дерьмо, ну и в таком роде.. Я уверена, он ей ни разу "Люблю" не сказал. И не скажет - просто ему с ней удобно..
Темка - странный человек. Не помню точно, кажется класса с седьмого его окрестили "отец Артемий". Ну да он и правда знает людей как поп со стажем. Хотя я до сих пор не понимаю, зачем же он собрал тогда эту злополучную, разношерстную вечеруху. Мы в школе вместе учились. Золотые дни этой хренской обязаловки! Пока мы учились - школа дрожала - хулиганили страшно. Меня в учительской так просто ненавидели.. Меня вообще не любят..
А я люблю Кира. Я до сих пор его люблю. Хотя всегда была для него - "подруга дней суровых" и всё, никакого тебе женского начала. Был, правда, лирический период, поэтому-то я и на дачу тогда не попала, но это - было и прошло, не вернешь никогда.
А тем глупым маем Кир как раз носился со своими новыми стихами. Его всерьез не воспринимал никто (кроме меня, конечно), он психовал, плакался мне, ныл, что вены будет резать.. Потом, когда нас коснулась настоящая смерть, мы все вспоминали это как полное детство..
С Сашенькой я познакомилась позже. На поминках, кстати. С ней, вообще, редкий, книжный какой-то случай. Родители - академики, дочка - умница: из дома - в спецшколу, оттуда - в музыкалку, потом - опять домой за уроки. И так до семнадцати годков. Удивительно, какой утонченно-вовышенной она появилась среди нас впервые.
Хотя можно сказать, что нетронутой. Нетронутой настоящей, некастрированной жизнью, а это значит, что и настоящая красота и духовность шли мимо..
В тот день она еще в машине, узнав, что Кирька - поэт, попала в свою стихию. Он ей всё чего-то начитывал.
А потом все начали болтать и пить. Точно как всегда.
Все вечеринки сначала абсолютно одинаковы: свежий народ, навалом еды и жидкости, и еще существуют новости, которые не все знают.. Разница становится очевидна часа через три-четыре. На той вечеринке все просто начали тихо засыпать. Для тех, кто еще где-то учится последние недели мая всегда особенно тяжелые.
Я так часто тусуюсь в этой компании, что могу в деталях представить себе их вечер. Хотя позже все пойдет кувырком. А пока..
Отец Артемий наверняка сидит в кресле. Сидит, эффектно развалясь, в большом кресле где-нибудь сбоку. Прикрывает вечно горящие и вечно усталые глаза. Он медленно пьет вино, и опускает руку с бокалом свободно вниз.
Марго стоит напротив - у окна. В руках - бутылка Jack Daniels и сигарета.
Фенечка уснула на плече у Джизуса. Прижалась к нему всем телом и уткнулась лицом в волосы. Он достает "корабль", свернутый из цветастой журнальной страницы. Стараясь не беспокоить спящую, он передает его Ксюшке, раскладывающей пасьянс. Она молча сгребает карты в сторону.
Рассыпает травку на газетном листе, выдувает Беломор на пол и не спеша забивает.
Саша дремлет, запрокинув голову и приоткрыв рот. Волосы выбились из ее строгой прически. Темные, беспорядочно свисающие пряди придают свехприличной девочке комично-потасканный вид.
Женька с Киром молча пьют водку на перегонки. Женька хочет расслабиться, а Киру просто нечего делать. Время, когда, по его мнению, он не живет, не нужно ему. Он хочет жить честно сам перед собой. Хочет делать лишь то, что хочет делать. Но он слабак, или же в его философии кроется ошибка. Чем четче он отделяет истинное от навязанного, тем глубже он увязает в проблемах с самим собой.
Единственное место, где он может делать лишь то и все то, на что есть его желание - это мир его стихов. Но здесь они не нужны никому. Здесь каждому страшно понять собственную правду, не то что чужую. Поэтому Кир просто пьет..
3
Он открывает глаза. Он смотрит на Марго чуть дольше, чем должен был бы. Она чувствует его взгляд и поворачивается как потревоженная кошка - готовая ко всему.
Ловит животный огонек и прищуривает глаза. Еще больше похожа на кошку.
Он поднимает бокал и делает знак "за тебя". Пьет до дна не отводя глаз.
Она, словно загипнотизированная, делает шаг. Вздрагивает, пожимает плечами и проходит мимо него к Ксюше. Подходит, берет щепоть травки и вдыхает запах. По лицу - еле-еле тень улыбки.
Сонное царство..
Он вновь закрывает глаза. Виски сдавливает тишина. За открытыми окнами - тьма. Густая, глушащая звуки тьма черного бархата.
Тонкий вибрирующий звон в ушах. Нет, это цикады за окном. Кажется, потолок опускается.. Медлено, медлено, медлено.. Давит на плечи, заставляет руку дрожать на хрупком бокале.. Тьма засасывает людей, доверчиво забывших о собственном существовании. Азарт адреналином поступает в кровь, густо пропитывает кресло. Азарт смертельного дара чувствовать живую пульсацию времени. Жизнь огромного спрута, бережно перебирающего людей тягучими щупальцами и глотающего их по собственной прихоти... Если все они заснут, спрут-Время обнимет его своей глухо пульсирующей плотью и будет баюкать. Но ничто не заставит его сейчас спать. В этой комнате, как в запаянной капсуле - все компоненты сложной бомбы. Бездарный эксперимент, если она не взорвется. Болезненное щелканье кнута нарастает в его голове. Что-то жарко дышит в воздухе.. Еще немного. Еще.. Вот сейчас!
Грохот отодвигаемого кресла. О.Артемий встает и выгибает спину. Фенечка и Саша просыпаются, вздрогнув. Саша рассеяно поправляет волосы. Фенечка еще сильнее приникает к Джизусу. Затаенная тишина, только Кир с Женькой чокают своими стопками.
-Эй! Вы все так спешите в объятия Морфея? Спать можно было и дома! Джизус, включи свой "пылесос", поставь что-нибудь подинамичнее! Ё-моё, это ж умереть можно в такой атмосфере!
Нарочито громко, свежо и претенциозно.. Голос звучит ненатурально честно, но лицо напряжено - к отцу Артемию подбирается скука, и хочется зрелищ, как римскому гражданину.
Черное вязкое молоко ночи за окнами глушит звуки, замыкая их в пространство комнаты.
Фенечка поднимается с руки Джизуса, протирает глаза и подает ему пакет с касетами. Он достает касету без обложки и, изогнувшись, ставит ее в магнитофон. Включает.
Tomorrow Never Knows. The Beatles, что можно было ожидать. Психоделика. Ода LSD. Сложная и тяжелая ткань звуков.
Саша реагирует мгновенно:
-Какая дикая музыка! Это что, Nirvana?
Дружный хохот. Саша понимает, что ошибка идиотская и защищается:
-Я же пошутила!
Это не в счет. Все смеются ровно столько, сколько хочется. Сон расползается по углам.
Только Фенечка заступается. Сама, правда, тоже смеется:
-Ладно вам, ну ошибся человек! Это же Битлз, Сашка!
Ксюшка глядит то на одного, то на другого, хитро щурясь. Руки словно живут своей жизнью - забивают второй косяк. Первый - за ухом.
-Тебе, Саш, вообще-то крупно свезло, что Джизус исповедует еще и пацифизм. Ко всем прочим своим наворотам. А то бы тебе не поздоровилось, ей-Богу!
Джизус делает недоумевающее лицо и говорит великодушным тоном:
-К сожалению, Ксюш, я не могу ничего ни от кого требовать, даже элементарного знания классики.
Пожимает плечами с невинным выражением лица, а холодные глаза зло смеются..
Женька, положивший подбородок на сложенные локти следит полуприкрытыми глазами. Отец Артемий как охотник предчувствует движение в воздухе. Бесшумно пятясь и не отводя глаз, опускается на край кресла. Марго стоит, прижавшись лицом и ладонями к оконному стеклу. Ее плечи подняты и напряжены. Слова Джизуса вонзаются в нее как ножи. Она начинает говорить, не поворачиваясь от стекла:
-Слышь, Иисусик! Я тебе давно хотела сказать, все не было повода. Ты носишь не свою рожу.. Ты настоящий.. злой хиппи!
Голос Марго заставляет всех смотреть на нее. А она смотрит на Джизуса, широко распахнув глаза. Она, обычно так славно контролирующая себя, чувствует как падает куда-то, ей мучительно хочется заорать.. Ее вечная выверенная игра вдруг заныла в костях как болезнь. В зной так душит жара. Так рвутся легкие тонущих на глубине.
-Есть пара-тройка вещей, ради которых можно плюнуть на самый святой принцип. Ведь правда, Джизус-Иисусик?,
Это Женька говорит. Тихо, внятно и быстро. Он почувствовал как Время вздохнуло одновременно с Марго - точно перед тем, как она начала говорить.
Джизус открывает рот, но Женька не дает ему опомниться и ответить:
- Деньги, красивые девушки, по типу Ритки, и острота слова. "Ради красного словца не пожалею и отца", так Иисус-Джизус? Этим грешен?
Упоминая Марго - небрежный кивок головой в ее сторону. Странно и страшно звучит голос. А глаза - вонзились в Фенечку. Все, что он говорит - для нее, и уж вовсе не для, а против того, с кем она..
Джизус хмурится, но скрывает злость в смиренно-юморном тоне:
-Как?! Аж двое священников-проповедников?! Не много ли на компанию из восьми человек? И что скажет отец Артемий?.. А?.. Конкуренция становится жесткой!..
Все для порядка посмеиваются, но сами тревожно оглядываются на отца Артемия, а тот сидит неподвижно и молча, только глаза горят и губы странно улыбаются - опять животный огонек охотника.
Марго неровной поступью выходит на середину как на трибуну, все смотрят удивленно, такого не бывало еще:
-Что вы лаетесь, дебилу же ясно, что здесь любой прячется как может..
Осекается. Только потому, что не привыкла говорить, она не привыкла говорить честно, не может оформить мысль.
-Что это ты имеешь в виду, душа моя?
В медовом голосе Джизуса звенит арктический лед.
Марго подходит и выключает магнитофон, говорит ему и всем, словно зарвавшись:
-Хватит врать! Мы знаем друг друга отлично - все перетрахались не по разу. И все равно: каждый выдумал мир на показ и в нем - роль для себя и играет-играет, пока не сдохнет! Какой в этом смысл? Как будто так всем счастливее, когда ты четкий, сильный и каждый знает, что от тебя ждать!..
Всем ясно, что она сорвалась, "отказали тормоза", ее лицо кривится как у злой маски:
-Тебе, Джизус, не хиппи нужно быть, а скином вонючим! Ты же действительно злой как чёрт! Но врешь: и себе, и нам, что ты добрый! Лучше было бы и тебе и нам, если б ты натурально слушал бы злую музыку и бил бы в открытую, без улыбки!.
До нее доходит, что она сорвалась. Никто не видит как подстрелено она осекается. Нервно пожимает плечами. Внешне - как обычно.. Чуть шатнувшись уходит в дальний угол комнаты. Встает за креслом отца Артемия.
Фенечка сидит, открыв рот. Поворачивается к Джизусу, а тот опустил глаза и не смотрит ни на кого. Молчание.
-Про то, что все здесь интимно близки - не надо обобщать, пожалуйста!
Саша не выдержала тишины Она понимает, что теперь - все внимание - на нее, и она должна продолжать:
-Ты просто сказала, что вы все здесь..
(Остановилась, покривившись.)
-Перетрахались!
(Женька подсказывает, подняв брови.)
-Да.. Именно это она и сказала.
Кивает, не поворачиваясь к Женьке, и "она" - подчеркнуто-пренебрежительно. Продолжает:
-Вот и не забывай, дорогая, что я - нет.
Звучит так горделиво и значительно! Ксюшка заливается легким, взрослым смехом, говорит сквозь него:
-Велика заслуга!
И опять смеется. Все начинают смеяться, сначала тихо, потом - громче и громче. Саша вертит головой, но все смеются. Кроме Артема. Он весь подался вперед и только глаза, подвижные и живые, горят огнем склоки. Марго склонилась над ним, положив руки на спинку кресла.
Саша снова оглядывается и встает, поправляя одежду:
-Да! И, честно говоря, не имею никакого желания. Ни с одним из вас. Мне с детства говорили, что та жизнь, которой живет большинство - пустота и бездуховность. Мне все больше казалось, что такими разговорами мои консервативные родители просто хотят защитить меня, а настоящая жизнь как раз и идет мимо меня. Но теперь я понимаю, как они были правы. В вас нет ничего интересного! Даже если среди вас появляется по настоящему талантливый человек, он просто спивается или с ним происходит что-нибудь еще более страшное.. наркотики, например!
-Ну, наркотики - это еще не самое страшное.
Ксюша говорит, держа косяк во рту и ищя зажигалку по карманам. Найдя она прикуривает и, затянувшись и тут же "подлечив", отдает его отцу Артемию. Тот кивает, улыбаясь ей в глаза - он не принимает то, что сказала недавно Марго, и ему нравится, что Ксюша знает его желания и привычки. Та поворачивается к Саше и говорит примерительно:
-Главное, чтоб все по кайфу, ведь верно? Зачем произносить "нет", если чувствуешь, что "да", Марго верно сказанула - ради чего врать, перед кем?
-О, Господи!
Саша охает и качая головой оседает на свое место. И начинает думать как она выглядела, и достойно ли держалась.
Джизус встает со своего ложа и, подойдя к Ксюше, берет тот косяк, что она заложила за ухо.
-Прикинь, я о нем начисто забыла!
Ксюшка продолжает говорить таким спокойным, бытовым тоном, что все чувствуют явное облегчение - неудобство последних минут затерто.
Кир решительно наливает себе еще, хотя ему уже явно хватит - всю перебранку он просидел с закрытыми глазами и, кажется, спал. Но Женькина рука замерла на стопке. Он впервые услышал здесь то, что взволновало его. Только что Марго говорила искренне. Ради этого он готов рискнуть. Признать, что он видел, как шершавый осколок правды выпал из губ Марго. Это откровенность?.. Непривычное чувство духовного эксгибиционизма - ощущение человека на семи ветрах.
-Вы подождите, подождите! Анаша - это точно славненько, но.. Марго, Марго-о! Что ты там говорила по поводу искусственных миров и всяких-разных масок?
Он не видит, что Марго уже застегнута на все пуговицы - едва мелькнувшую сущность выморозил страх. Мгновение назад отец Артемий не поворачивая головы нашел ее руку и, тесно касаясь ею своей рубашки, привел ее пальцы к нагрудному карману.
Беломраморная рука с длинными, покрытыми черным лаком ногтями словно пинцет опустилась и появилась вновь. Целофашка с белым порошком. По лицу как летящая стрела - экстаз. Гримаса, соединившая высшее наслаждение и боль. Жизнь и смерть в одно мгновение - там, где замыкается кольцо.
Отец Артемий чувствует ее мгновенную, короткую дрожь и прячет улыбку в глубокой затяжке.
В воздухе над Марго завис вопрос: Женька ждет продолжения разговора, и остальные - тоже, хотя изо всех сил пытаются казаться непричастными.
-Что? Ты что-то сказал?
Сладкий, мурлычуще-бессмысленный тон. Стальная стена. "Забудь о том, что случайно увидел - тебе никто не поверит. Тебе показалось. Голый здесь - только ты. И я никогда не скажу другого".
Женька открывает и снова закрывает рот. Ловит насмешливый взгляд отца Артемия. Глаза, прищуренные марихуаной, прорезают Женьку насквозь. Он слышит голос: "Давай, ну что же ты!", но только качает головой.
Отец Артемий опускает тяжелые веки и выпускает дым, улыбаясь своим мыслям..
Джизус с Фенечкой опять заняты собой и только собой. Они превратили эту раскурку в очередную любовную игру, за которой зачарованно наблюдает засыпающий Кир. Ксюшка подходит к Женьке и, глядя ему в глаза, обнимает его за шею. Он тянется к ней, но прикосновение словно пробуждает его. Он не имеет права быть слабым. Движение в его душе было ошибкой, которую следует немедленно исправить и забыть. Он целует ее в лоб, не глядя и не думая о ней:
-Малыш, достань мне где-нибудь сигаретку, хорошо?
Она разнимает руки, кивает обреченно и выходит искать сигареты.
Отец Артемий бычкует косяк в поданное Марго блюдечко.
Женька вытаскивает бутылку водки из-под руки спящего Кира. Садится и наливает себе.
Марго самозабвенно работает пластиковой кредиткой по зеркалу. Отец Артемий, повернув голову, наблюдает за ее руками. Поднимает взгляд на лицо, и губы вздрагивают в полуулыбку.
Резко пройдясь по дороге свернутой в трубочку купюрой она запрокидывает голову, смеясь и закрывая глаза. Наклоняется и целует его. Бесцветная умная улыбка на его лице не окрашивается эмоциями. Ее поведение доставляет ему интеллектуальное удовольствие.
Саша не отрываясь смотрит на Фенечку. Та ловит взгляд и протягивает ей косяк.
-Я не умею.. Не приходилось..
Голос Саши тихий и извиняющийся. Она подходит ближе и садится на край кровати.
Фенечка улыбается мило и понимающе:
-Нет ничего сложного - это просто как всё, что запретно и классно одновременно. Это как секс, правда, Джизус?
Его глаза закрыты, не меняя позы и блаженного выражения лица он кивает:
-Да ну.. Какие, к черту, пингвины..
Он включает музыку - Strawberry Fields Forever, опять The Beatles.
Саша озаренно улыбается и кивает:
-Это я точно знаю - это Земляничные Поляны Леннона!
Джизус незаметно усмехается, а Фенечка смеется и обнимает Сашу за плечи.
-Видишь, как просто все, что прекрасно!
Говорит она, и можно не сомневаться, что считает так же. Начинает деловито объяснять:
-Ты просто выдыхаешь, а когда вдыхаешь, то делаешь это ртом. И вместе с воздухом набираешь в легкие дым от травки.
Фенечка берет было косяк в рот для паровоза, но, вспомнив что-то, вытаскивает и говорит снова:
-Когда вдохнешь достаточно - щелкни пальцами или дотронься до плеча..
Затягивается и пускает Саше дым в обратку.
Женька толкает спящего Кира в бок и неожиданно плывущим голосом произносит:
-Не, ну твою мать! Только подумать - теория гашишокурения в двух фразах! Твою мать!
Кир смачно икает, бормочит что-то не просыпаясь и опять затихает.
Саша смотрит на него, потом переглядывается с Фенечкой и, закашлявшись и выпустив целое облако дыма, закатывается в веселом и непринужденном смехе. Они смеются долго и заразительно.
Джизус, открыв глаза и привстав на локтях пытается дотянуться до своего стакана, но его тоже подкашивает этот потрясающий смех...
4
(Рассказ Янки)
Они все обкурились, обдолбались и дрыхли как сурки. Такой мирный сон Хиросимы.. Та ночь была самой неинтересной из всех наших тусовок. Не произошло вообще ничего примечательного..
Утром Кир очнулся и стал первым делом искать сигареты. Наивняк, скажу я вам! Он остервенело шарил по карманам и нашел пустую пачку из-под Союз Апполона. Искал вокруг и не нашел.
Подошел и начал будить Ксюшу. Та долго просыпалась, а когда поняла, наконец, суть его вопроса, покрутила пальцем у виска - сигарет в доме нет. Она отрубилась опять, но он снова разбудил ее. Она дала ему денег и тотчас заснула снова.
И он пошел в палатку. И хода до нее было минут десять его тогдашним шагом.
Утро было гаденьким. Очень гаденьким. Особенно для Кира, который, встретил у палатки знакомых панков и нажрался с ними кислоты как полный кретин..
И вступило ему аккурат на обратном пути. И вступило, надо сказать, не по-детски..
Водитель, который сбил его на опасном повороте прямо перед домом, в общем-то, не был виноват - в Кире была такая доза кислоты, что я вообще не знаю, как он шел.
Такое вот выдалось хреновое утро.
Тусовка просыпалась. Первым проснулся отец Артемий. Не разбудив Марго, которая спала у него на коленях, он встал со своего кресла и пошел к окну. Курить. У него как всегда была полная пачка Davidoff.
Через мгновенье он увидит что-то по ту сторону окна и быстро выйдет..
Фенечка желала доброго утра Джизусу - он ей, и - утренний поцелуй.
Саша зашевелилась и сразу помчалась искать в своей сумке зубную щетку.
Ксюша проснулась и по-детски терла глаза. Растворила аспирин в воде и только после этого разбудила Женьку. Он первым делом пробурчал что-то про головную боль, и когда она с заботливой улыбкой протянула ему стакан, он поднял на нее глаза с удивлением и теплом. На какое-то мгновение, не больше.
Марго проснулась и, все еще сидя в кресле, подняла с пола листки, исписанные равными короткими строчками - стихи. Посмотрела, пожала плечами и бросила их туда, где они и лежали.
Вошел отец Артемий. Спокойный и белый как мел. Останавился на пороге и сказал о том, что произошло. Показал за окно и стал внимательно наблюдать за реакцией.
Ксюшка бросилась на улицу. Фенечка - к окну. Джизус пошел за ней.
А Саша так и осталась сидеть на диване. Только лицо руками закрыла. Она, кстати, считает, что он просто освободился. Но он еще ничего не имел и никуда не пришел - и от чего ему было освобождаться - я не понимаю.
Фенечка переживала и много плакала. Но живые плачут над мертвыми лишь потому что сами остаются. Джизус ходил мрачный и утешал ее как мог.
Ксюшка злилась точно по традиции: из-за идиотизма ситуации и сознания собственного бессилья.
Женька разорился на дорогущий венок с лентами, но на похороны не пришел.
Отец Артемий сразу поехал к родителям Кира. Не смотря даже на то, что они вполне могли бы обвинить его в чем-нибудь. Или именно поэтому...
А я.. Мне просто досадно. Это самое сильное чувство, которое я испытываю когда думаю обо всем этом. Эта смерть - редкостная нелепость. Точно, что не трагедия - это не был несчастный случай, он просто ни о чем не подумал. Причем если бы это было самоубийство, то имело бы хоть какой-то смысл. А так.. Его смерть - ничто, плевок в вечность. Просто плевок. И мне досадно, что никто из тех, кого я знаю, и не хочет ничего большего.
|
|