БЛАГОДАТЬ
Над Днепром в хорошую погоду
В воздухе разлита благодать.
Так и хочется поверить в Бога.
Только Он такое мог создать.
Божьи твари счастья (хоть немножко)
Получить немедленно хотят.
Родила январской ночью кошка
У причала четверых котят.
И, пока округа не проснулась,
мышковать отправилась чуть свет.
Кошка-мать с охоты не вернулась
В этом мире сказкам места нет
И ходила смерть в холодкой рясе
С погремушкой в снежном серебре.
Некому услышать писк кошачий:
У причала пусто в январе.
Дядя Дарвин знал отбора тайну.
Из котят (такие вот дела)
Выжил лишь один – и то случайно:
Женщина его подобрала.
Аннушка была чуть-чуть похожа
На того, которого нашла.
Дауна болезнь – подарок Божий.
Так она одарена была.
Отнесла за пазухой к старушкам
В дом из кирпича невдалеке.
Так и стал котенок жить в «психушке».
В комнате у Ани. В уголке.
В этом доме доживали тихо,
Грелись и питались (хоть с трудом)
Три десятка стариков и психов.
То, что раньше звалось: «Божий дом»
Был тот дом красивым, кроме шутки.
Над Днепром, как я успел сказать,
Кто там побывал хотя бы сутки,
Сразу верил в Божью благодать.
Двухэтажный, с залом и паркетом,
Шесть колонн, пилястры, бельведер.
Говорили, будто место это
Присмотрел под дачу местный мэр.
В этот год горючего не стало,
И с котельной дело было «швах»,
Так топили только в общей зале:
Там стояла печка на дровах.
Кто-то искру обронил спросонок,
Или кто «подбросил петуха»
И сгорели Аня и котенок.
Видно Бог им не простил греха.
Грешных душ в округе было много.
Что ж других для жертвы не нашел?
Слава Богу, я не верю в Бога,
А не то бы сам с ума сошел.
Над рекой как раньше, ивы плачут
Что ни вечер – трели соловья.
Там сейчас и вправду чья-то дача.
К сожаленью, я не знаю - чья
БАЛЛАДА О БОЖЬЕМ СУДЕ
Терпеть печали и тоски
он никогда не мог,
и в кабаки и в бардаки
шел, не желея ног.
Подобно каждому из нас
Посачковать был рад,
но исполнял любой приказ,
поскольку был солдат.
Любил пожрать когда дадут,
Хоть десять раз на дню.
И слабо верил в Божий Суд,
И прочую фигню.
Готов был до зари вставать,
Шагать сквозь дождь и тьму,
Но не хотел он убивать.
Кто знает почему?
И в день, когда велел старлей*:
«Стреляйте по врагу!»,
в прицеле видя лишь детей
сказал он: «Не могу!»
А то, что дети тол несут,
Он этого не знал.
И ждал его не Божий Суд,
А просто трибунал.
Он рукавом слезу стирал
С разбитого лица
А на суде солдат молчал.
Он просто ждал конца.
И был он много раз избит,
И возражать не мог.
Полковник строг был и сердит.
И приговор был строг.
И был рассветною порой,
Когда светлеет мир,
Расстрелян. Но не как герой,
Как подлый дезертир.
Второй был врач, и мог на спор
Пить спирт и не косеть.
В дежурство трахал медсестер,
А, впрочем, был как все.
Не гений, но и не дебил,
Знал туго ремесло,
И в абортарий послан был.
Ему не повезло.
Ведь выживание – закон
Для всех детей Земли.
И души тех, кто не рожден
Во сны его пришли.
Другой бы плюнул, да забыл:
Моей вины, мол, нет!
А он, видать, из слабых был
И страх топил в вине.
И он при жизни стал мертвец,
Из тех, кто не встает.
И пьяный бред его вконец
Сгубил всего за год.
А третий – истый адвокат,
Хотя не из светил.
Из тех, кому дорогу в ад
Сам Сатана мостил.
Деньгами пахло за версту
Когда в суде сидел.
И было на его счету
Немало грязных дел.
Но как-то раз случилось так,
что сбой произошел.
Перед судом сидел маньяк
А он – защиту вел.
Суда был переполнен зал
Дружками по «перу»
И правду адвокат сказал.
Что вовсе не к добру.
На много-мого лет садист
Посажен был в тюрьму.
А адвокат дрожал как лист:
Страх жить мешал ему.
И был с позорм изгнан он,
И проклят был везде.
и права выступать лишен
в суде и не в суде.
А через год его жена
Днем, на глазах у всех,
Была в машине сожжена
Под чей-то дикий смех.
А он ее похоронил,
Припал лицом к земле,
И утром дома найден был
Подвешенный, в петле.
А после смерти души их
Растаяли, как тень.
Господь призвал их, всех троих,
На суд к себе в тот день.
Бог-председатель был суров
И, что еще страшней,
Огромный список их грехов
Читали восемь дней.
И строгий Демон –прокурор
Назвав пятьсот статей,
Кричал, что все они – позор
Адамовых детей.
И что они - укор Земле,
Позор своей страны.
Что двадцать тысячь лет в смоле
Кипеть они должны.
А адвокатик-ангелок
Стал по листку читать,
Что десять тысячь – потолок,
И нужно ж меру знать!
А Бог смотрел, а Бог молчал,
И тихо так сидел,
И только лысиной качал,
Как будто не у дел.
Вдруг, свиток со стола схватив,
Сказал: «Ну что за бред!
Да я прощаю им грехи!
Я Бог вам, или нет?
Не буду выносить им зря
суровый приговор.
Ведь смерть их, честно говоря,
Мне, Господу, укор.
Я создал их во всей красе,
И не могу понять:
Что им мешало жить, как все:
Молчать как все, стрелять, как все,
И просто – не встревать???
Пусть возвращаются на свет
В обличиях других
А мы, глядишь, за сотню лет
Рассмотрим дело их.
И тут балладе бы конец,
Но я сказать хотел:
Не верю я, что Бог-отец
Настолько мягкотел.
Один знакомый мой солдат
Балладу прочитал.
«Я расстрелял бы всех подряд!»,
уверенно сказал.
И врач-дантист ее читал
И выбросил в окно:
«Врач алкашем от страха стал.
Его жалеть смешно!»
Читал балладу адвокат.
Сказав, что я загнул
Пробормотал: «Но жизнь есть ад!»
И странно подмигнул.
И вы поверьте мне, друзья
Он это ТАК сказал,
Что по сей день не знаю я:
А вдруг я угадал?
*Старлей - старший лейтенант
|
|