В соавторстве с Кошкой.
Я не считаю эту тварь животным.
Ее глаза горят злом: на дне зрачков тлеют угли Ада.
Ужас!
И она - Машка - смотрит... смотрит... испепеляет взглядом. Почему? А дочь моя.
Как такое могло случиться? Не понимаю. Ничего не понимаю!
Аля нежно гладила возле старого сарая "милую киску", не подозревая, что отец боится кошечки до смерти. Что ее родной отец, не долго думая, вбежит в дом, вытащит ружье, зарядит и...
Аля не дала выстрелить.
Я не могу в это поверить.
Она черная, как смоль. И что-то есть в ней такое... этакое... непонятное...
Кошку зовут Машка, и живет она у соседей, и жрет их паршивый корм. (Откуда такая неприязнь к соседям? Я ведь еще не ссорился с ними. И Боря выпить часто приходит. Чего это я?..) Жалкое зрелище: взрослый человек, женатый и разведенный, с дочерью на руках - и прячется по грязным углам от маленькой черненькой... Подумать только! Любой скажет - псих. Но только если этот "любой" никогда не встречался ночью с...
Ужас! Кошмар!..
Больше всего в этой истории раздражало и обескураживало гражданина Тимофеева то, что любимая доченька Аленька все больше и больше сюсюкалась с кошкой.
Вадим посмотрел на часы: 12:00. Промелькнула мысль: "Двустволка, двустволочка ты моя родная. Как бы без тебя, а?". Улыбка на лице и спокойствие.
А за окном - Мяу! "Ну, все каюк ей настал. Она меня довела! Какого черта?!".
Тимофеев подошел к двери, толкнул, не поддалась, еще... Вот, блин, засов! Открыл. В комнату шмыгнул ветер. Палец на курке. Руки трясутся. А чего бояться-то? Ну, бес, ну и что. Раз до сих пор не прикончил, значит и не надо ему.
А за углом - Мяу. Вадим вдохнул холодного воздуха, зачем-то посмотрел на небо и побежал на звук. По клумбам, по грядкам, перепрыгивая через кустарники и спящие цветы...
Сегодня их уже двое. Может, я сплю? Две пары страшных светящихся глаз. Одни - ночного беса, а другие... Аля!? Вот те на! Я как увидел, так пушку отшвырнул, а сам в доме закрылся.
Она стучалась всю ночь. Или скреблась?! Звала: "Папка, открой! Я замерзла! Папка!". У меня от ее голоса мурашки по телу. А она хныкала.
Не, больше к ней ни на шаг.
Тимофеев, опустив голову и прижавшись к теплой печи, сидел на лавке и допивал деревенскую брагу. А дочка его спала в сарае на стоге сена и не могла понять, почему отец так рассердился. Из-за того, что ночью погулять вышла? Он же разрешал раньше, а теперь...
Последнее время отец сдавать стал. Тетка говорит, что у него с головой не все в порядке. Свихнулся, мол...
Не верю. Он нормальный, только... И из дома не выходит последнее время.
А мне уже в школу скоро.
Хорошо, хоть еду дает. Папка у меня добрый. Не знаю даже, что с ним случилось... Может, где подрался?
Мне ничего не говорит. "Дочка, Варю подои; дочка в лес за ягодами сходи; дочка...". И все! Больше от него ничего не добьешься. Молчит, как пенек. Корни пустил.
Она часто приходит. Просит, чтобы я впустил ее в дом. Не знаю, что ей ответить. Она ведь еще совсем маленькая...
Водка в доме кончилась!
Но к продавцам Тимофеев идти не решился.
Прошло несколько недель.
Silver! Я убью black kitten! Все, ему недолго осталось жить на белом свете. Хватит с меня! Сегодня же, сейчас же!
Приближалась ночь. Тимофеев нашел в погребе ржавые патроны. Конечно, в нечисть надо стрелять серебром, но... И эти пойдут. А когда стало совсем темно, Вадим взял ружье и вышел.
Улицы опустели. Редко где горел свет.
Тимофеев чуть не каждую ночь слышал странное "Мяу". Машка (наверняка это была она) каким-то образом забиралась к нему в дом. Бродила. Он слышал ее шаги, ее дыхание, а иногда и видел. Только не так как люди привыкли видеть кошек, а...
Огромная, черноволосая с белыми клыками и...
И только тьма тому свидетель.
Вот она, вот. Наконец-то! Попалась! Теперь не уйдешь. Прицел? Ни черта не видно. Ладно, и без него обойдусь.
Подходит! Все, с такого расстояния промахнуться невозможно. Сейчас, сейчас. Давай, давай, подходи ближе, ближе... Ага, так. Стреляю!
Нет, не стреляю. Что-то в ней изменилось... Или показалось? Какая-то она не такая...
Успокойся! Возьми себя в руки... Стреляю!..
Оглушило...
Попал! Где она? Куда-то отшвырнуло, как тряпку. Кровь на траве. Значит, попал. А, вон ковыляет. Сейчас я ее добью. Сейчас!
Оглушило.
Еще выстрел.
Лениво рассеивался предрассветный туман. Солнце с трудом выползало из-за бугра, и как-то неохотно, тускло светило. Роса морозила ноги, вымокшая трава клонилась к земле.
Загорланили неугомонные петухи, довольно расхаживавшие по грязным курятникам. Затрещала солома в печи.
А дерево, что было невольным свидетелем ночью, тяжко вздохнуло, будто забыв о завете вечного молчания.
Мария поутру пошла к озеру за водой. Весело позвякивали пустые ведра в руке. И вдруг...
- Мамочки! Неужели Алька? Она... она... Мамочки! Это как же?! Жива? Ой, крови-то, крови сколько. Бледная вся. Бедная девочка. Умерла? А глаза открыты...Убили! Что же это делается-то?! Эй, кто-нибудь! Помогите!..
|
|