...И имя Зингер возносил...
Н.Заболоцкий
Алина, сжальтесь надо мною!
А.Пушкин
- Меня зовут Алина Соколинская, - сказала она, протягивая для рукопожатия ухоженную нежную руку. – Мне порекомендовала обратиться к вам Рина Зубина, ваша коллега.
Мысленно послав куда подальше чертовку Рину, которая имела обыкновение время от времени отправлять своих визитеров ко мне, я, вздохнув, приготовился слушать очередные излияния.
Собственно говоря, тактика Рины Зубиной была проста: работая в отделе писем, который по совместительству служил и редакционной приемной, она старалась особенно себя не утруждать в общении с посетителями, а быстренько переправляла их в соответствующие отделы, в зависимости от «тематической направленности просителя» (так она их квалифицировала).
Внешне Рина, невысокая женщина сорока трех лет, напоминала монашенку: всегда одета чрезвычайно строго, даже аскетично, косметикой почти не пользовалась, прическу – в скобочку – не меняла никогда; впрочем, походку имела легкую, ненавязчивую, улыбалась ласково, приветливо, говорила, улыбаясь. Возможно, молодость ее – противу зрелости – протекала буйно и непредсказуемо; куролеся и ловелася, неслись ее юные, юркие годы; но Зубина была явлена нашей редакции уже в иной период своей жизни – суровой матроной, обремененной определенной известностью. Да-да, эта известность пришла к ней после того, как ее книга «Концерн», напичканная канцерогенными фактами из жизни одного нефтяного концерна, произвела настоящую сенсацию.
Кроме того, как справедливо полагала редактор нашей газеты «С пятницы на субботу» Лина Захивлянская, никто лучше Зубиной не мог вести рубрику «Репортер меняет профессию».
- Наша Рина - это бес в юбке! - говорила Захивлянская, - и человек, может быть, говеный, но хороший человек - это не профессия, хороший человек - это окончательный диагноз.
Захивлянской можно было верить: у нее была удивительная привычка - раз в полгода она обязательно расставалась с каким-то своим любимчиком. Рина держалась в этом звании дольше всех. Как и каким образом? Сие оставалось секретом для многих.
Впрочем, злые языки поговаривали, что на главреда неизгладимо действует магия имени.
Некоторые полагали Рину мизантропом, кто-то считал, что героев своих газетных очерков – да и не только их одних – она просто-напросто использует как подручный материал для рассказов и повестей.
Вот и сейчас всем было доподлинно известно, что Рина занята написанием романа «Стрельба по бегущему кабану», и там, в этом романе, изображался, в частности, и небольшой коллектив нашей небольшой еврейской газеты, выходящей на русском языке.
Зная злой язык затесавшейся в скромные редакционные ряды беллетристки и то, как лихо она расправляется в романе с полюбившимися ей прототипами, с ней старались не связываться. Ибо слишком громко и явственно звучал для всех внутренний голос Рины Зубиной:
«...Вам не понять моего предназначения, да, собственно, в этом и нет необходимости. Сметайте с полок магазинов мои книги и будьте довольны моим равнодушием, непроницаемым, как черная вода венецианцев...»
Однако же я отвлекся.
Итак, моя посетительница звалась Алиной.
Это была стройная приятная блондинка, лет двадцати, не больше, одетая изящно и с достоинством. Голубые глаза ея глядели на меня со смирением и надеждой, словно ожидая чуда или сообщения о скором пришествии мессии.
Поздоровавшись, Алина присела на стул и дегким жестом оправила юбку, не скрывавшую, однако, в полной мере ее длинные стройные ноги.
- Алина, - сказал я, пытаясь отвести взгляд от этих чудесных ножек, - что привело вас ко мне, в отдел журналистских расследований?
- Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли, - начала Алина, - а для этого я должна рассказать все и обо всем, с самого начала.
- Да, пожалуйста. – кивнул я.
- Я модельер, я творческий человек, - продолжила Алина, - я пишу стихи, передо мной открыты, казалось, все пути. Но есть нечто, что омрачает все мое существование, отнимает волю и вгоняет в депрессию.
Интересно, что столь высокопарный слог и экзальтированный тон не очень-то пока вязались с обликом очаровательной посетительницы: ее лицо оставалось спокойным, глаза голубели наивной надеждой; более того, в отличие от большинства моих посетителей, Алина даже не прибегала к отчаянной жестикуляции.
- Алина... – я постарался говорить как можно мягче, - давайте все-таки перейдем к существу дела.
- Да-да, к существу, - откликнулась эхом Алина. – Я и хотела поговорить с вами об этом существе. Понимаете, четыре года назад мы имели несчастье поменяться на частный дом из маленькой квартиры с сыном пожилой женщины – Лидии Петровны Гапоновой. Она давно уже на пенсии, но в прошлом работник управления внутренних дел, ее бывший муж - Герман Григорьевич Гапонов - ныне скрывающийся от долгов государству, в прошлом – сотрудник ФСБ. Связи, далеко не чистого плана, у этих людей с «органами» остались.
- Вам эта информация доставляет неприятные ощущения? – поинтересовался я с некоторым злорадством. Однако у Алины, похоже, была своя установка на общение.
- Нашу семью, и без того неполную – без отца, - преследуют, выживают из нашего дома, - констатировала она, не обратив никакого внимания на мою реплику. – День за днем нам треплют нервы, стреляли по окнам, подваливали под калитку и ворота огромные валуны, чтобы мы не могли выйти, пробивали трубы водоснабжения, отключали холодную воду, похитили мою сестру Лику, когда она шла на экзамены в школу...
- Как «похитили»? – перебил я Алину.
- Вот так, - парировала она, - запихнули в машину, возили по городу до полуночи, потом бросили в нежилых домах, пригрозив, что если она не заберет свои документы из школы, то с ней р а з в л е к у т с я. Затем моего младшего брата Дмитрия вообще выжили из школы. Нас оскорбляют, унижают всячески и даже старенькую бабушку не жалеют, а она прошла фронт, награждена орденами, работала в Москве в Академии наук с акдемиком Вавиловым. Нам без причины отключают телефон, недавно даже кот пришел с прогулки, волоча за собой кровавую дорогу. И ветеринарный врач, осматривая кота, ужаснулась холодной жестокости тех, кто мучал бессловесное животное...
- Да, что этим людям животное? – пробормотал я.
- Что этим людям животное?! – энергично подхватила Алина, - если это соседские скинхеды, которым от суда помогла откупиться та же Лидия Петровна Гапонова, несмотря на то, что Антоша Чувакин из дома номер пятнадцать и Вовочка Рудин из дома номер десять – по нашей улице Снайперской, - участвовали в избиении индусского посла, который попал в реанимацию. Эти же юноши, между прочим, стреляли нам по окнам.
- И что же, их никто не осуждает? – спросил я.
- Что вы? На улице Снайперской – все за Чувакиных! – подчеркнула Алина. – Ведь у них – деньги, зарабатываемые на самодельной водке.
- А милиция?
- Все схвачено! Наше заявление в милицию из-за пробитых пулями окон сделало хуже только нам. Участковый Декабристов уехал после проверки по заявлению, а к нам пришли с кулаками. Когда мы рассказали об этом Декабристову, он заметил: «Они хотели вас напугать, это же их дети, на которых вы жалуетесь...» Нет, у нас не закон, а Чувакин-старший держит верх, ремонтируя возле своего дома автомобили, клиенты не переводятся, ему все можно, даже держать дома обрез. А если вдруг облава – так Лидия Петровна предупредит, да и всем по улице поможет паспорта вне очереди поменять.
Алина сделала паузу и попросила стакан воды. Пила долго, маленькими глотками, чуть запрокидывая голову назад. Затем поставила стакан на стол, аккуратно промакнула платочком губы и, не торопясь, продолжила скорбное сказание, словно и не останавливалась:
- ...И все это – в обмен на то, чтобы устроить нам невыносимую жизнь, чтоб мы убирались из этого дома и вообще из этой страны. Из страны – мы бы с удовольствием. В России, пока не столкнулись личные интересы, все неплохо в межнациональных интересах, но и то – в интеллигентных кругах. А дальше – антисемитизм.
Вот послушайте, пожалуйста... - Алина достала из маленькой сумочки вчетверо сложенный листику, аккуратно распрямила его и с чувством, полным печали и огня прочитала:
О возрождении страны родной
Не переслушаешь речей,
Хотя на самом деле
По нациям раскрой
Ведет чертей
Визжащих братия.
Но есть закон простой:
Нельзя в избе курной
Сшить белизной
Сияющее платье.
- Кто это? – дрогнувшим от удовольствия голосом спросил я.
- Милана Светланская – моя мама, стих – к картине, она хотела сделать выставку картин-стихов, но в России – это невозможно. – пояснила Алина. – В России возможно гнать семью женщин и детей из дома номер восемь по улице Снайперской. А как же? Ведь у Лидии Петровны Гапоновой есть компромат на бывшего мужа, что обложил он дом свой кирпичом, и шифером покрыл на ворованные деньги, угрожала она ему обнародованием, а так и можно заполучить бывшего мужа обратно.
Кстати, Лидия Петровна говорила как-то: «Экстрасенсы могут заставить человека делать то, что захотят...» Мы спросили ее: «Как это возможно против воли?» И знаете, каков был ответ? «Все можно!»
- Алина, а кроме милиции, вы пытались еще куда-то обращаться за помощью? – не думаю, чтобы этот вопрос был уместен. Потому как ответ последовал беспощадный:
- Нам не к кому обращаться. Прокуратура, пресса и даже органы социальной защиты – все куплены.
Между прочим, один знакомый мамы по работе состоит, как оказалось, в неофашистской группировке. И у него есть сведения, что всем нам одновременно готовят смерть в одночасье с помощью взрыва нашего дома. Когда мы об этом узнали, то уже совсем другими глазами посмотрели на то, что все близлежащие соседи сдали свои дома внаем, а сами проживают в других местах. Причем, сдали, видимо, по дешевке, так как квартиранты какие-то все нищие да оборванные.
А двадцать первого апреля пришли к нам две тетки из энергосбыта, понятно и ежу, что звенья одной цепи. Проверили счетчик, придрались к тому, что мало платим, очень удивились, что готовим на примусе, и долго искали холодильник, которого у нас нет. Но они не поверили и искали холодильник даже в гараже, а затем, не составив даже никакого акта, выписали штраф на двадцать три тысячи двадцать два рубля и сказали, что если мы не заплатим, то они второго мая отключат свет. Почему-то в свой приход эти тетки очень подробно выспрашивали, чем мы вылечили своего кота...
- Мистика какая-то... – задумчиво произнес я.
- Мистика... – подтвердила Алина. – Как с нашим домом, так и со всей нашей жизнью. И потому я обращаю к вам нашу просьбу – просьбу пяти жизней, пяти судеб. Вы – человек замечательный, мне Рина Зубина рассказала, что вы даже были в Швейцарии. Я прошу вас от имени пяти несчастных женщин, я просто умоляю вас – раздобудьте нам практическую каббалу! Поверьте, нам можно ее доверить, мы не нанесем вреда ею, но попытаемся изменить к лучшему наши судьбы и, возможно, судьбы достойных людей. Если бы вы хоть на несколько минут представили себе всю полноту печали в наших открытых сердцах, если бы вы захотели помочь нам! Благодарнее семейства вы вряд ли бы узнали впоследствии...
- Алина, простите, но вы просите о невозможном. – я встал из-за стола, пытаясь дать понять, что разговор окончен.
- Ну, почему, почему? – Алина рванулась ко мне, и я заметил, что спокойствие вмиг слетело с нее, как слетает стремительно листва с дерев, уносимая сильным порывом ветра. Глаза Алины горели голубым пламенем непокорства, щеки заалели, вся фигура выражала смятение и страсть.
- Алина, послушайте, - я подвел ее к стулу, усадил и погладил по волосам. – Во-первых, успокойтесь, а во-вторых, слушайте меня внимательно. Как известно, каббала, то есть мистический комментарий Торы, делится на три части. Первая называется «Таамей Тора» - «Вкус Торы», с шестнадцатого века она доступна всем желающим. Вторая часть – «Ситрей Тора» - скрыта. Изучением ее могут заниматься лишь избранные, и право на это дается им как некий дар свыше. Обычно в каждом поколении таких людей насчитывается не больше десяти человек. И, наконец, третья часть каббалы – «Каббала маасит», то есть «Практическая каббала» или «Каббала действия». Она не просто недоступна для изучения – она с некоторых пор запрещена людям вообще. Да, эта часть каббалы дает возможность мобилизовывать чрезвычайно высокие уровни энергии. Скажем, для того, чтобы вызывать Ангелов Света для совершения каких-то чудес. В книжке «Дай мне счастье увидеть небо!» некоей журналистки Елены Шпигнер, рассказывающей о каббале, говорится, что у ныне живущих нет права пользоваться услугами высших сил света, вызывать их по законам, содержащимся в «Каббале маасит». Ибо общение с высшими силами Света доступно лишь тому, кто абсолютно чист от воздействия противоположных Свету сил – сил нечистоты. И умеет нейтрализовать их. Сегодня таких людей на земле нет.
- Если бы Вы могли прилать нам каббалу наложенным платежом, - прошептала Алина, - мы бы не знали предела нашей благодарности!
- Я могу лишь прислать вам книжку Елены Шпигнер. – ответил я.
х х х
У великого еврейского писателя Исаака Башевиса Зингера есть рассказ «Каббалист с Восточного Бродвея» - о странном человеке по фамилии Яблонер, знатоке каббалы. Его жизнь исполнена одиночества и тоски, он живет в Америке, забытый всеми, хотя в Израиле большими тиражами печатают книги, им написанные, и растет количество людей, считающих его своим учителем. И вдруг, по какой-то случайности, Яблонер оказывается в Израиле, где его принимают восторженно и с неслыханным почетом.
Столкнувшись со своим героем на каком-то банкете в его честь, автор спрашивает:
- Можно задать вам вопрос, который я давно хотел задать? Почему вы так долго тянули с отъездом в Израиль? Чего вы ждали?
Яблонер ответил не сразу. Он закрыл глаза и задумался. Потом пожал плечами и сказал:
- В своих поступках человек редко руководствуется голосом разума...
Нет, только Башевис Зингер смог бы раскрутить в полную мощь сюжет с красивой российской девушкой, вымаливающей каббалистическую книгу у скромного журналиста еврейской газеты, выходящей на русском языке. И потому сюжет этой новеллы – для Башевиса Зингера, умеющего виртуозно превращать в своих произведениях серую реальность в фантасмагорическую ирреальность.
|
|